У Ольги опять так же расширились глаза, как в тот момент, когда на крыльце института она увидела Майю с преподавателем. Макеева огляделась вокруг, не увидела никого, кто мог бы прислушаться к их разговору и спросила:
– Ну… и как?
– Что как?
– Как… сам процесс? Тебе понравилось?
Майя смутилась, поскольку поняла: придется врать дальше. Сказать, что ей не понравилось, значило бы уронить в глазах подруги Константина Эдуардовича, и потому она ответила:
– Это… это было волшебно…
– Да? – с сомнением произнесла Ольга. – А вот Лариска Кузнецова из параллельной группы говорила, что все это противно и больно!
– С кем попало, наверно, действительно, противно, а у нас… чувства… – сразу нашлась Майя, посмотрела на настенные часы и выдохнула: – Мы же сейчас опоздаем, Олька! Еще ж на четвертый этаж пилить!
– И когда они только лифт установят! – выкрикнула Макеева, устремляясь вслед за подругой к лестнице.
– А никогда! Здание ж старое! Для лифта просто нет места! И потом – лестницы – это вертикальный стадион! Слыхала?
Тяжело пыхтящая Ольга отвечать не стала.
Уже на лекции Макеева подвинула к подруге блокнот, где было написано:
«А как же Измайлов?»
Майя написала под этим вопросом:
«Никак. Я же говорила, что можешь забирать его себе.»
«Я помню. Просто уточнила. А то Глеб все время спрашивает о тебе.»
«А ты скажи, что я уже занята!»
«Я, пожалуй, погожу говорить. Твой Иващенко – не вариант, и ты скоро это сама поймешь.»
«Почему вдруг не вариант?!»
«Да потому что на нем взгляду не за что зацепиться! Серый, как мышь!»
На это возмущенная Майя особенно размашисто написала:
«Если ты еще хоть раз скажешь или напишешь про него одно дурное слово, то я перестану считать тебя подругой!»
«Что, все так далеко зашло?» – не отставала Ольга.
«Да!»
«Слушай, а может, ты уже беременная?»
Майя ничего на это отвечать не стала, только покрутила пальцем у виска, но Макеева угомониться никак не могла и опять написала в своем блокноте:
«А что такого ужасного я спросила? Если между вами уже все происходит, то беременность вполне может случиться!»
«Мы предохраняемся! Отстань!» – вынуждена была написать Майя, а ее щеки аж пощипывало от того жара, который к ним прилил.
После занятий Майя ждала Иващенко в скверике, недалеко от института.
– Майя, может, ты все же сходишь домой? – спросил Константин Эдуардович, подойдя к ней. – Твои родители не могу не волноваться.
Девушке было очень приятно, что он теперь называет ее на «ты». Ко всем остальным студенткам он всегда обращался исключительно на «вы».
– Родители сейчас все равно на работе, только после шести будут дома, – ответила она.
– Но ты хоть позвонила?
– Я послала сообщение. Написала, что нахожусь в институте в полном здравии.
Иващенко улыбнулся, обнял ее за плечи, и они пошли в направлении к его дому.
– Все же как-то не очень хорошо получается с твоими родителями, – сказал преподаватель. – Я неловко себя чувствую.
– Я все объясню им, – охотно пообещала Майя, – но попозже, ладно?
– Ладно, – согласился он и поцеловал ее в висок. По всему телу девушки от этого его поцелуя разлилась сладкая истома. Она решила, что сегодня разрешит ему все. И не потому, что надо оправдывать слова, сказанные подруге. Просто она его любит, и хочет, чтобы он был с ней счастлив. А раз уж мужчины без этого не могут, она стерпит все, даже если ей будет неприятно и больно, так же как Лариске Кузнецовой из параллельной группы.
Квартира Иващенко, в которую они вошли, уже казалась Майе родной. Она сразу побежала на кухню, чтобы включить чайник.
– Ты хочешь есть? – спросил преподаватель.
– Ну… так… Мы же попьем чаю? С той травой! Можно? Она такая душистая!
– Нет, с той травой не будем, она, и правда, лечебная. Вдруг снова голова заболит! Но у меня есть замечательный зеленый чай? Ты любишь зеленый чай?
– Не знаю. – Майя пожала плечами. – Я никогда не пила. У нас в семье все пьют только черный.
– Ну, раз тебе понравился травяной чай, значит, и этот понравится. Сейчас заварю!
Майя уже была не рада, что завелась с этим чаем. Она ведь на все решилась, и не хотела откладывать, поскольку очень не любила нервничать в ожидании. Когда они всем школьным классом ходили к зубному врачу, она всегда заходила в кабинет одной из первых, потому что гораздо больше боялась представлять ужасы и ждать боль, чем ее испытывать.
– Я подожду в комнате, – сказала она, вышла из кухни, прикрыв дверь, и сразу нырнула в ванную. Она не могла себе позволить принять душ, но кое-какие гигиенические процедуры все же провела. Из ванной она быстро прошла в комнату и принялась лихорадочно раздеваться.
Когда Константин Эдуардович вкатил в комнату сервировочный столик с чайником, двумя чашками и блюдом с пряниками, обнаженная Майя, сжавшись в комок, сидела на диване, несколько прикрывшись все тем же джемперком с кошкой, и смотрела на него с испугом и надеждой. Преподаватель от неожиданности остановился в дверях, потом потер рукой подбородок, оставил столик, подошел к дивану, опять опустился перед Майей на корточки и так долго смотрел ей в глаза, что девушка не выдержала и, чуть не плача, проговорила:
– Ну что же вы… медлите… Я же все… для вас…
– Майечка, ты уверена, что к этому готова? – спросил он.
– Я… да… я давно готова… для вас… только для вас… Никому и никогда раньше…