Двадцать ноль ноль

Вика вежливо кивала, вполуха слушая тётушкины напутствия. Просто она была так сердита из-за того, что они не поехали на этот завод. И, конечно, не стала ничего читать.

А потом была так счастлива, по той же причине. Ведь, если бы она уехала, то не упала бы с велика, и Лёшка не помог бы ей подняться и не отвёз бы к себе домой. И не спросил бы про обморок. Это было так трогательно. А она сказала одну из своих мудрёных фразочек. Может, зря? Вдруг Лёшка решит, что она ненормальная? А коленки так и ноют. И ладони. Без его тёплых прикосновений. И щёки горят. Стоит подумать о нём, как по спине, снизу вверх до затылка поднимается горячая волна, и дышать невозможно пока не захлестнёт с головой и вот тогда ловишь ртом воздух… И злишься на себя за такое попустительство к собственным эмоциям. И всё равно жаждешь встречи с ним.

Но коленки не хотели, чтоб их лишний раз тревожили, поэтому Вика так и оставалась за столом, склонившись над Ульяниным рассказом. Странным рассказом про какой-то гениальный эксперимент.

Тот рабочий день уже заканчивался. Николай Петрович устало снял ярко-синий халат, повесил на спинку стула. Подготовил все необходимые бумаги. Сегодня нужно было сделать два важных звонка в Москву.

Громоздкий бледно-голубой телефонный аппарат с щелчком отпустил трубку, неуклюжей змеёй по столу завился спиральный провод. С жужжанием и тихим треском покрутился диск.

– Ларочка, будьте добры Главного к телефону. Да, здравствуйте, Анатолий Федорович. Я вынужден снова попросить Вас об отсрочке. Нет. Нет, мы не можем. Мощностей! Мощностей не хватит. Мы не удержим её в таком состоянии. Что значит, будет? Вы не понимаете? Она очень нестабильна. Её выворачивает. Да, отрицательный потенциал. Да, глушим. Но этого недостаточно. При условии? Под чью ответственность? Есть – провести испытания… Да, двадцать четвертого августа. Ещё… Анатолий Федорович, разрешите сторонний звонок. День Рождения внука. Юбилей… Десять. Спасибо. Да, всего и Вам.

– Ларочка, будьте добры, общую сеть. Да, номер…

В трубке недолго позанудствовали гудки и мужчина услышал радостный голос внука:

– Алло?

– Здравствуй, Дима!

– Ого! Дедушка! Привет! Как ты себя чувствуешь?!

– Спасибо, хорошо. С Днём Рождения тебя, мальчик мой! Расти большой и умный. Будь здоров и счастлив, слушайся маму и папу!

– Хорошо, дедуль. Буду! – чуть приглушённо, в сторону – пап, это дедушка.

– Дима, приезжай к нам с бабушкой на лето, мы тебе всегда рады.

– Ладно, дед. Хорошо, я приеду. Как твой завод, работает?

– Работает, куда ж он денется? Привет маме и папе.

– А, ну пока, дедуль. Меня там мама зовёт. Да, передам. И бабушке от меня.

Николай Петрович повесил трубку. На душе было тяжело. Он давно не видел сына, невестку и внука. Никак после своего севера они не хотели выбраться из Москвы погостить хоть пару дней здесь в Высоково…

Вика чуть не подскочила на стуле – коленки не разрешили. В Высоково? То есть, даже с названием места действия заморачиваться не стала? Поместила всю историю в соседнее село и ладно? И неужели здесь речь идёт о том заброшенном заводе?

Вся следующая неделя была заполнена подготовкой, ежедневными тестами и проверкой всех расчётов.

Утро, несмотря на запланированный эксперимент, было спокойным. И удачным: техники высеяли из эфира новое сообщение. С датой всего через неделю – редкое везение. К девяти начала подтягиваться автоколонна с МЭСами. Из окна своего кабинета Николай Петрович насчитал шестнадцать машин.

Маловато, – подумал учёный, – снова пожадничали.

К назначенному времени все спустились в операционный зал. Подопечная как будто съёжилась, словно бы предчувствуя готовящийся эксперимент. По её покатым бокам тихо ползали фиолетовые молнии. И сама она из искрящегося шара, что ещё пару недель назад азартно потрескивал, подвешенный на протонных пучках, превратилась тусклое закатное солнце, красноватое с сиреневыми прожилками разрядов, плавно струящихся в её полупрозрачном теле.

– Александр, как самочувствие? – спросил оператор у молодого мужчины в белом хлопковом комбинезоне.

– Всё в порядке, – сдержано кивнул тот. Поджатые губы, сосредоточенный взгляд говорили о его решимости. Шутка ли, полгода интенсивных тренировок, плюс подготовка космонавта. Но на душе было тревожно. Само это место словно бы нагнетало, усиливало волнение, взращивая его до панического страха. Но и отвага вырастала пропорционально. И гордость. Ведь они будут первыми. Исследование антиматерии, а возможно и подчинение энергии времени. И главная роль в этом процессе отведена ему. Он «нулевой объект» и он обязан справиться. Он связующее звено между миром и антимиром.

Николай Петрович едва нахмурился, читая отчёт о предварительных тестах.

– Видите, вот здесь, – он подозвал товарища Боровкова, своего главного помощника, – она резко увеличивает запрос по энергии. Дальше снова идёт спад и снова скачок. Это цикл. И мы сейчас на пороге нового пика.

– Это безопасно?

– В запасе у нас есть десяток МЭСов. По расчетам – должны вытянуть.

Плечи затекли, в ногах принялись гулять стада холодных иголок. Кое-как ойкая и вздыхая, Вика перебралась на диван. Устроилась удобно, голова на подлокотнике, ноги повыше. Чтение, несмотря на утренний скептицизм, оказалось очень даже увлекательным.

Эксперимент проходил по плану. Цепь питания была налажена. Но глядя на Подопечную, что всё ярче и активней пропускала через себя маленькие молнии, Николай Петрович тревожился. Хотя тревога, это фон, неизменный его спутник на работе.

Но он так привык к этому месту, к его странному воздействию на человеческие эмоции, и к его настоящему хозяину. Тому, кто любит лабиринты коридоров, полуночную тишину и изредка выползает из укрытия, чтоб полакомиться чужими страхами.

Нерабочие мысли быстро вытеснились заботами о достаточном уровне энергии. Подготовили новый расчёт, который показал огромный дефицит.

По регламенту полагалось остановить работу, провести тесты и дождаться пока все показатели придут к нормальным значениям.

Но имелся приказ управления. Эксперимент должен был быть проведён. Выделены немалые средства. Даже за те шестнадцать машин энергообеспечения придётся отчитываться по полной программе.

Николай Петрович открыл рабочий журнал: книгу в картонном переплёте с желтоватыми, тускло разлинованными страничками.

Добрых четыре десятка страниц были исписаны подробными отчётами об ежедневных тестах. Теперь была очередь главного исследования. Хронопись обязательно нужно предоставить в главное управление.

Николай Петрович усадил в своё кресло товарища Боровкова, велел вести запись.

Нулевой объект и Подопечная уже успешно прошли фазу синхронизации, оставалось дождаться подходящих параметров для старта сближения.

См. тетр. 4а.

Вот так фокус! Только-только вошла во вкус, как продолжение оборвали. Видать, тётя Нина напутала что-то, или, скорее всего, Ульяна даже не в курсе, что её рукопись читают. Иначе собрала бы всё по порядку. И как теперь дальше прочитать?

Вика сердито перелистнула пару пустых страниц. Из тетради выпала вырезка из какого-то глянцевого журнала. На ней под заголовком: «Кардинальная смена имиджа – только на пользу» красовалась одна из Spice girls, девушка по прозвищу Джинджер, что означает имбирь. Похудевшая платиновая блондинка, хотя раньше она была огненно-рыжей и слишком ярко красилась. Теперь ее волосы стали цвета белого мёда, имбиря, лимонного сока. А на белой коже проступили нежные веснушки. Со странным чувством Вика провела рукой по своим волосам. Белый мёд. И черты лица… Вика узнавала в девушке себя, но не сейчас, а лет через десять. Когда она повзрослеет, у неё, наверное, будут такие же лёгкие морщинки у глаз, едва заметные, но очаровательные, и она будет точно также улыбаться, чуть прищурившись, хитро и озорно. Да что говорить, она просто копия Джерри Холливелл. Такая вот солнечно-имбирная, совсем юная копия.

А на обороте тетради, на задней обложке Вика увидела карандашный набросок. Не слишком хороший, любительский рисунок, портрет парня, очень похожего на… Вика не верила своим глазам, разглядывая знакомые черты лица, пусть немного неправильные, но от этого не менее привлекательные. Кто-то на обложке Ульяниной рукописи нарисовал Алексея…

Поразмышлять, почему они вдвоём оказались здесь на этих страницах, не пришлось. Где-то в середине тетради Вика заприметила ещё кусочек текста. И хотя глаза уже устали разбирать чужой почерк, справиться с искушением не получилось. Но, к сожалению, это было не продолжение, а неизвестный отрывок. И что за манера у человека – кусочками писать?

В тёмном коридоре гулко раздавался хруст обломков. В свете фонарика по стенам тянулись толстенные чёрные кабели и тонкие провода, покрытые слоем пыли, затянутые паутиной. Из чернеющих вдоль правой стены проёмов веяло сыростью и холодом. Луч плясал по стенам и потолку, выхватывая нависающие бетонные блоки.

Из конца в конец словно прокатилась ледяная волна. Беззвучный шёпот словно тысячи мелких пауков расползся по стенам, теряясь в закоулках и замирая где-то на потолке. Хозяин снова обходил свои владения. Сегодня кто-то потревожил его покой, принёс с собой аппетитный аромат паники и страха. И этот кто-то поплатится за своё вторжение.

Пока Вика читала этот странный текст, ей совершенно не было страшно, скорее скучно, даже клонило в сон. Всё-таки Ульяна всего лишь начинающая писательница, и, вероятно, этот набросок просто тренировка, оттачивание навыков. Через ещё пару абзацев такой же чепухи Вика перестала понимать, читает она, или ей грезится, что она сама ходит по пустым коридорам. Под ногой хрустят обломки кафельной плитки. Спуск по бетонной лестнице, внизу так темно, что невозможно понять открыты или закрыты глаза. И в этой темноте – она точно знает, чувствует всей кожей – затаилось древнее зло, ненасытный демон, чей деликатес на сегодня – Викин панический ужас. И бег сквозь эту темноту не даст спасения. Но Вика побежала, не чувствуя ног и не видя просвета, а позади её настигал шорох огромных кожистых крыльев, беззвучные проклятия, прерывистое и тяжёлое дыхание. И вот цепкая и сильная лапа ухватила за локоть и над самым ухом она отчётливо услышала:

– Вика… Вика… Ви-и-ка, там Лёшка пришёл!

Вика резко вскочила и чуть не уронила Валерку, который интенсивно будил её уже с полминуты.

– Лёшка? – вот теперь Вика поняла, что значит по-настоящему страшно. Самый классный парень пришёл к тебе в гости, а ты опять… чёрт знает на что похожа. Неудивительно, спросонья-то.