Янка при дворе царя Петра

* * *

После обеда Петр вместе с Натальей еще раз навестил мать, а остальным велел ждать на лужайке. Пока он отсутствовал, Янка окончательно сдружилась с его ребятами. Там были и серьезный Иевлев, и деловитый Апраксин и, разумеется, озорник Воронин, и еще человек пятнадцать полузнакомых Янке по книгам князей и не князей. Почти все они были ровесниками, только Апраксину было немного за двадцать.

Янка покорила всех виртуозной игрой на гитаре. Она играла им и испанскую музыку и блатняк. Они смеялись, хлопали, просили еще. Один Алексашка смотрел с каким-то презрением, потом сказал:

– Шут ты, Янка, а не юнга!

Все недоуменно посмотрели на него, а Янка провела по струнам и запела:

Да я шут, я циркач, так что же!
Пусть меня так зовут вельможи!
Как они от меня далеки, далеки,
Никогда не дадут руки!

Все ребята снова засмеялись, захлопали, а Иевлев подошел к Меньшикову:

– Зря, господин поручик, стараешься. Он малец, а за словом в карман не полезет! Так-то! – он усмехнулся и отошел к остальным. Меньшиков и без того был зол на Янку. Он ревновал ее к Петру и хотел наделать какой-нибудь гадости, чтоб Петр отвернулся от Янки. А теперь, когда с ней сдружился весь отряд, Алексашка решил мстить. Янка чувствовала его ненависть к себе и специально злила его, хотя знала, что рискует. Так или иначе, Янка решила играть свою роль до конца.

В это время подошел Петр.

– А что, братие, – сказал он бодро, – потрясем монасей черноризных?

Он оглядел ребят: все были согласны. Еще бы, подумала Янка, попробуй не согласись. Петр поглядел в ее сторону. Она смотрела на него серьезно. Он удивленно дернул головой:

– А ты что скажешь, Янка?

– Глупо! – Янка презрительно сплюнула в сторону и отошла. Петр резко развернул ее к себе, гневно заблестели глаза:

– Изволь объясниться! – едва сдерживаясь, сказал он. – Ты мне перечишь?!

– Ты спросил мое мнение, я его высказал, а если оно тебе не нравится, делай, как хочешь, ведь ты к этому привык. – она укоризненно усмехнулась. Петр посопел, снова дернул головой, оглядел притихший отряд. Потом снова обратился к Янке, стараясь подавить бешенство:

– Значит, ты не хочешь играть?

– Я не играю в глупые, никому не нужные игры. – Янка смело смотрела на него, хотя по спине пробежал неприятный холодок.

– Ну, предложи что-нибудь интересное.

– Протри глаза, Пит, тебя ждут великие дела, а ты – играть! – Янка насмешливо прищурилась. – In for a penny! – сказала она по-английски. – Великое начинается с малого! – она многозначительно подняла палец. – У меня есть кое-что поинтересней твоих игр.

– Вот как? – заинтересованно дернул бровью обалдевший от ее речи Петр.

– Я думаю, моя идея тебя устроит. – Янка порылась в сумке и вытащила листок бумаги и карандаш. – Будем играть в изобретателей! – она уселась на траву, разложив листок на колене. Петр уселся рядом.

– Итак, сегодня мы с вами, господа, будем изобретать безлошадную карету! – торжественно сказала Янка, будто выступала на симпозиуме. – Возражений нет? – она обвела взглядом всех присутствующих. Петр отрицательно мотнул головой и впился в Янку взглядом, полным уважения. Остальные сосредоточенно сопели. Янка начала от руки рисовать на бумаге чертеж, иногда хмурясь и что-то вспоминая.

– Попрошу внимания! – наконец сказала она. – Гляди! – толкнула Петра. – Это чертеж автомобильного мотора. Работает он на солярке или бензине. Но у тебя ни того, ни другого нет, – начала она рассуждать, подрисовывая и подписывая что-то на чертеже. – Тогда попробуем еще и динамо-машину. – Янка напрягла память и нарисовала схему генератора переменного тока. Петр удивленно слушал и ничего не понимал. Янка это заметила:

– Это все, что нужно для нашего изобретения, – объяснила она. – Безлошадная карета с мотором и динамой, – указала она на чертеж, – будет ездить со скоростью до сорока миль в час. Это зависит от мощности двигателя. Понял?

– У, у, – Петр отрицательно помотал головой.

– Ну и не важно, – утешающе сказала Янка. – От тебя в этом деле потребуется выковать те детали, которые я нарисую. Размеры дам в дюймах.

– А много сих деталей? – спросил, наконец, Петр. Его ватага молча окружила их плотным кольцом.

– Сейчас нарисую, только бумаги больше нет, – сказала Янка. Петр приказал принести еще бумаги. Янка принялась аккуратно вырисовывать детали, объясняя назначение каждой. Петр напряженно следил за ней, кивал, слушая разъяснения. Кое-где спрашивал подробности. Янка терпеливо объясняла. Потом на другом листке она начала рисовать детали динамо-машины, объясняя действие генератора переменного тока. Петр с вниманием следил за каждым словом, иногда кидая на Янку восхищенный взгляд. Все ребята удивленно молчали. Меньшиков кусал от досады губы и бросал недобрые взгляды на Янку. Ох, как кипела ревность в его душе! Как ему хотелось сказать что-нибудь дельное, чтобы Петр обратил на него внимание. Но в голову ничего не приходило, и он с досадой сознавал свое бессилие.

Петр в это время сосредоточенно глядел на чертеж и начинал кое-что понимать. Идея Янки ему понравилась. Дело было заманчивым, и он решил приступить к нему немедленно: такой уж у него был характер.

– Ну вот. – Янка провела последнюю линию и написала последнюю цифру. – Размеры я дал в дюймах, теперь дело за железом, – она вопросительно посмотрела на Петра. Он задумался.

– Чем писать, – в полголоса велел Петр через некоторое время. Ему принесли перо и бумагу. Он быстро написал по-немецки несколько строк, велел запечатать и послал нарочным Воронина на Кукуй. Яким лихо вскочил на коня и скрылся за легким облачком пыли из-под копыт скакуна. Петр, улыбаясь, поглядел ему вслед.

– Лихо? А, Янка?

– Красиво, – сдержанно согласилась она. Меньшиков, вскипая как чайник, подойдя сзади к Янке, больно задел ее. Янка, молча, стиснув зубы, не глядя, четко и молниеносно саданула его локтем под дых. От внезапного удара Алексашка ухнул и согнулся. Янка шибанула каратистским приемом ему по загривку. Тот как куль, молча скорчившись, упал. Петр недоуменно смотрел на этот немой бой. А Янка спокойно перешагнула через Меньшикова. Тот все еще лежал. Петр присел на корточки возле него, потом поднял гневные глаза на Янку:

– Что сие значит?

– Он мне на ногу наступил, – немного развязно ответила Янка. – Да ты не боись, я его слегка, чтоб не зарывался, встанет.

Алексашка тем временем разогнулся, с болезненной гримасой отошел к ватаге.

– Щенок! Сарынь! – сдавленно произнес он, и. прихрамывая, побрел ко дворцу. Петр, задетый за живое (еще бы, осмелились тронуть его любимца!), раздувая ноздри, бешено глядел на Янку. Она тут же пожалела, что связалась с Алексашкой, и ей стало не по себе. Она беспомощно оглянулась на ребят. Иевлев одними губами подсказывал:

– Покайся, милости проси! На колени!

От этих последних беззвучных слов у Янки гневно вспыхнули щеки. Но она сдержалась и подошла к Петру. Тот ждал, что она скажет, хотя, ему хотелось надавать Янке.

– Извини, – спокойно глядя ему в глаза, сказала она. – Я немного не рассчитал, но он, правда, первый начал.

Петр был немного ошарашен таким ответом: он ожидал другого, поэтому немного растерялся.

Бешенство прошло, гнев затихал.

– Добро, Янка, – глуховато произнес он. – Я прощаю тебе сей поступок и с Алексашкой потолкую, однако, чтоб более этого не повторялось. Понял ли?

Янка серьезно кивнула: мир был восстановлен.

Вечером Янка собралась с духом и извинилась перед Меньшиковым. Тот тоже немного притихший после разговора с Петром попросил прощения. Петр втолковал ему, наконец, что Янка – просто гость, а он, Алексашка, незаменимый друг, и что Петр уважает и ценит его как прежде. Настроение у Алексашки поднялось, и он тоже решил помириться с Янкой, хотя этот мир носил натянутый характер. На этот раз Янке было отведено место на лавке в комнате Петра, где она и заснула.

* * *

На другой день Петр растолкал Янку в пять утра. Янка от природы любила поспать, и поэтому после первой попытки Петра разбудить ее, она сквозь сон послала его подальше. Рассерженный Петр легко поднял ее за шиворот и еще сонную встряхнул и поставил на ноги. Янка после такой встряски еще плохо соображала, но когда Петр подтащил ее к тазу для умывания и плеснул в лицо ледяной водой, Янка взвыла и окончательно проснулась. Петр, смеясь, натянул рубаху и надел кафтан. Потом вместе с Янкой, утиравшейся бейсболкой, спустились во двор. Там быстро закусили вчерашним пирогом и отправились в кузнецу.

Часа через два Яким привез какого-то немецкого кузнеца Иоганна Фокса. После длинных объяснений Янки, тот восторженно одобрил проект. Дело пошло. Мотор делали три дня. Все это время Петр работал больше всех. Мокрый как мышь стоял у горна, чумазый, вытирая черной рукой пот со лба во время краткого отдыха. Янка тоже почти не отдыхала, ей приходилось сверять с чертежом все размеры деталей, перемерять, переделывать кое-что, постоянно разговаривая с Фоксом. А так как по-русски он не говорил, приходилось все время отвлекать Петра, чтобы переводил. Но, несмотря на смертельную усталость, от которой все уже валились с ног, Петр по-прежнему вставал рано и ложился за полночь. «Неугомонный царь-путешественник» вспомнились Янке эти слова, где-то слышанные, а может вычитанные.

Наконец все детали готовы. Янка быстро свинтила их в один корпус. Потом смонтировала динамо-машину. Пока делали детали, Петр еще сконструировал под янкиным руководством руль, тормоза и еще кое-какие автомобильные принадлежности. Алексашка тоже не отставал, ему Янка поручила переделку кареты под автомобиль. Он старался изо всех сил, и вскоре усилиями Меньшикова и помогавших ему всех царских стольников получился вполне сносный кабриолет середины XIX века.