– Деда?
Тот выходит из кухни, на ходу снимая фартук.
– У тебя мыши? – отвечаю на его вопросительный взгляд.
– Вот еще глупости! Отродясь ни мышей, ни крыс не было. Да тут котов дворовых столько – всех попереловили давно.
Идем на звук. Я ступаю осторожно, прячусь за дедулину спину как маленький ребенок. Дедуля прислушивается, открывает дверь… На пороге сидит котенок. Крохотный, забавной пятнистой расцветки: черный, золотисто-рыжий и несколько пятен белого. Глаза янтарные, нос будто под линейку поделен на черную и рыжую половины, одна щека белая, другая – черная. Похожих котят я видела на Центральном холме, только те были весенние, уже подросшие, а этому от силы месяц. Он видит меня и радостно бросается навстречу, тарахтит и трется о ногу, слегка царапает, будто просится на руки. Удивленно беру его, мохнатый теплый комочек. Растерянно смотрю на дедулю. А тот всматривается в меня и хмурится.
– Это твой?
– Да нет, – дедуля задумчиво качает головой, продолжая изучать меня. – Похоже, это твой.
– В смысле мой?
Ситуация больше походит на шутку о том, как заводят котов. Гляжу на дедулю, пытаясь понять, сердится он или нет. Котенок такой милый, так трогательно прижимается ко мне и тарахтит, что я мгновенно проникаюсь к нему симпатией. Конечно, мне хочется его оставить! Но я тут в гостях – решать дедуле. Про Питер вообще не думаю, отчего-то мама всегда противилась домашним животным.
– Мне можно его оставить?
– Выбора у нас нет. После завтрака найду старый лоток и миски. А вот едой и наполнителем тебе придется озаботиться самой.
Тон мне не нравится. Дедуля не то, чтобы недоволен, он скорее озабочен и как будто даже слегка напуган. Из-за милахи-котенка? Или не готов к новому питомцу? У дедули долго жила кошка, большая белоснежная ангорка с разноцветными глазами, умерла меньше полугода назад.
– Если ты против… – начинаю я, но дедуля не дает закончить.
– Нет. Яночка, мы не можем его выгнать. Это твой… эм… твой кот.
– Думаешь, это мальчик? Но трехцветными же только девочки бывают, разве нет?
– В том-то и дело… в том-то и дело… – дедуля мягко гладит котенка по голове, коротко чешет за ухом. В ответ на ласку тот мурчит еще громче. – Интересно, как его зовут…
Хороший вопрос. Гляжу в доверчивые янтарные глаза, будто две капли солнца, и имя само собой вспыхивает в голове:
– Ярик! Кажется, тебя зовут Ярик.
Может и дурацкое имя для котенка, но чувствую, что оно правильное. И котенок довольно трется головой о мою грудь, царапает крошечными коготками – будто соглашается.
Завтракаем втроем. Дедуля необычно задумчив, только изредка ворчит, когда Ярик наглеет и лезет прямо в мою тарелку. Скармливаю котенку половину омлета – ему нравится, даю понюхать кофе – недовольно фыркает. Все это так мило, что дедуля в конце концов сдается и улыбается, а я испытываю облегчение – не хочется доставлять ему лишние хлопоты, но с котенком мне будет не так одиноко. Подсознание невольно подсказывает “когда дедули не станет”. Отгоняю эту мысль, буквально уворачиваюсь от нее, как от мяча в детской игре в вышибалу. Не хочу думать о том, что будет.
Наевшись, котенок засыпает прямо у меня на коленях, очень забавно, в один миг, будто выключателем щелкнули. Я сижу, допивая кофе и боясь шевелиться. Дедуля возится с посудой. Потом лезет в запертый шкафчик. Вспоминаю, что там лежат лекарства от Гектора, пытаюсь украдкой заглянуть внутрь, но дедуля слишком быстр. В памяти, будто дежа вю, вдруг возникает корзинка с необычными склянками, глиняными, старинными… Где я их видела? Во сне? Цепляюсь за воспоминание, пытаюсь оживить его, но оно ускользает.
– Яночка…
Дедуля протягивает кольцо. Под его одобрительный кивок примеряю – на среднем пальце сидит вполне надежно. Старинное. Обычно такие выглядят массивно, даже грубо, но это простое, изящное. Золото потемнело от времени, в центре один-единственный камень, совсем небольшой. Сперва думаю, рубин, но никогда не видела, чтобы рубин так менял цвет и прозрачность. Вообще никогда не видела, чтобы камни так себя вели. Пока кольцо было в дедулиных руках, он казался темным и мутным, будто загустевшая кровь, но на моем пальце быстро светлеет и набирает прозрачность, начинает играть на свету.
– Красивое… Что за камень? Это ведь не рубин?
– Не рубин.
Дедуля на редкость лаконичен. Хочу снять кольцо, но он останавливает меня. Глядит на котенка, потом на меня. Взгляд серьезный.
– Нужно, чтобы ты его носила не снимая. Это важно.
– Зачем?
– Просто сделай это для меня, ладно?
Мне не хочется. И не потому, что кольцо не нравится, нет, оно ничего. Сама бы я такое не купила, но камень меня интригует, интересно понаблюдать за ним. Меня злят новые тайны. Я только и делаю что-то крайне важное, о чем просят другие, но при этом ничегошеньки не понимаю. Просто так надо. Не успеваю ни фыркнуть, ни сказать что-то – дедуля протягивает CD-диск.
С удивлением гляжу на них по очереди. Дедуля только пожимает плечами:
– Гера просил передать. Вчера еще, но из головы вылетело.
На обложке золотой мозаичный дракон. Да ладно! “Эпидемия”! “Эльфийская рукопись”!
– Ух ты… Я была на этом шоу…
Едва приоткрываю диск, как из него выпадает записка. Прямо на Ярика. Тот мгновенно просыпается и начинает тарахтеть. А я разворачиваю записку: “Слушай. Будет вместо AC/DC”. Вот теперь фыркаю. Хочется швырнуть диск на стол, но сдерживаюсь – он ни в чем не виноват.
– Дедуль, а у наших соседей с головой все в порядке?
Тот улыбается:
– У Геры с Гектором? Хорошие ребята.
Да уж, отличные, ничего не скажешь. Хочется пойти и залепить диском по наглой Гериной физиономии. А собственно, почему бы и нет? Осторожно спускаю Ярика на пол, беру диск.
– Дедуль, я сейчас вернусь…
На улице свежо, по небу бегут облака, периодически закрывают солнце – неужели осень и сюда добралась? Ёжусь на ветру, но возвращаться за курткой не хочется – запал пропадет, да и не настолько холодно. Бегу к соседской калитке, звоню и сразу тарабаню: чугунная дверь гудит в ответ на каждый удар, а я не останавливаюсь, даже когда слышу за оградой быстрые шаги и возмущенное бурчание – пусть знают, что я настроена серьезно. Повезло – дверь открыл именно Гера.
Несколько секунд пялимся друг на друга: он возмущенно-озадаченно, я – злобно.
– Я недоумеваю, – наконец, выдает он и лохматит без того взъерошенные волосы.
В ответ припечатываю к его груди диск:
– Я не ворую. Предпочитаю платить за музыку и книги.
– Одобряю и поддерживаю. Но все равно не понимаю. Ты о чем? “Эпидемия” тебе тоже не по душе? Надеюсь, ты не диском в дверь колотила?
Как же злят его насмешливый тон и снисходительный взгляд!
– “Арию” люблю больше!
Он не пытается подхватить диск, а мне жаль отпустить его – упадет, разобьется. Так и стоим как два идиота. Потом я сдаюсь.
– Ладно, “Эпидемия” мне тоже по душе! Я на Егорова подписана во всех соцсетях, между прочим! Но самопальные диски слушать не стану!