Розовый Туман
Всё. Баста. Речь доктора превращалась в сценарий дешёвого боевика, и я окончательно перестал верить. Я впился взглядом в его лицо, выискивая красноту, запах перегара. Острая тоска сжала горло: зачем не поехал в другую клинику? В голову пришла новая мысль: а хаски то умер неспроста. Просто доктор пьян. Или у него маразм начинается. Как бы вежливо свалить? Отдать деньги за хаски (чтоб подавился) и сказать: «Хочу проконсультироваться с другим специалистом». Представил сонные, расширенные от удивления глаза Алёны – стало дурно.
– Ну что, теперь вы меня за дурака держите? – спросил доктор с усмешкой.
Я поднял глаза и встретился с его взглядом – ясным, голубым, трезвым. И понял. Рассказывая про розовый туман, я твердил: «Только не подумайте, что я псих». А теперь думал, что псих он. Горячая волна стыда залила лицо. Я промолчал.
– Видишь ли, – начал Андрей Семёнович, снова подходя к столу и кладя руку на бок Чаппи, – ветеринар – профессия где нужно много общаться с разными людьми. Работаю давно, знакомых очень много. После ошеломляющего рассказа коллеги я обзвонил кое кого – военных, университеты, лаборатории. И ходят упорные слухи: зараза эта везде. Не только в нашей стране, а по всему миру. Розовый туман, оцепеневшие животные – домашние, дикие… – Он замолчал, глядя на неподвижного спаниеля. – Но людей она не трогает. Потому я и стою тут без скафандра, и не ору в панике. – Он хрипло рассмеялся.
– А что с ними дальше? – выдохнул я. Мировая катастрофа меня волновала куда меньше судьбы моего пса. Увы, такова природа человека.
– Не знаю. Все говорят про ступор, но никто не видел, чтобы хоть одно животное точно погибло. – Доктор развел руками. – Фактов ноль, только слухи. Так что, как видишь, понятия не имею, чем лечить нашего Чаппи.
Я кивнул. Что тут скажешь?
– Раз зараза объявилась у нас под боком, – доктор тяжело вздохнул, – скоро понесут ко мне собак с такими же симптомами. И всем я буду отказывать.
Я резко взглянул на него, и он мгновенно прочитал в моих глазах панику.
– Не бойтесь, Иван Смолевский, с вами мы повоюем. Моё правило: взял пациента – борись до конца. – Он развёл руками. – Но пока всё, что могу, – поместить его в кислородный бокс. Отправить анализы в лабораторию, понять, чего не хватает, и восполнить. Ну и капельницы, само собой.
– Спасибо. Только позвоните… если что-то изменится.-попросил я тихо.
– Позвоню, как очнётся, не волнуйтесь.-Андрей Семенович улыбнулся ободряюще.
Я мысленно поблагодарил за это «очнётся». Бросил последний взгляд на Чаппи – защипало в глазах – и вышел в приёмную. Алёна вопросительно заглянула в кабинет.
– Посчитай как осмотр. Остальное – потом.
Она назвала сумму. Чисто символическая. Можно сказать плата за вход.
– А за хаски? – спросил я.
Лицо Алёны просветлело – видимо, она стеснялась напомнить первой. Протянула заранее приготовленный листок с лекарствами и итогом. Я оплатил всё. Ещё раз подумал, что она красива, как киногероиня, попрощался и вышел. Уже у машины спохватился про сумку – махнул рукой. Если всё будет хорошо, моему Чаппи она не понадобится.
Глава 4
Возле подъезда кучковались люди. Я узнал соседку сверху с пятилетней дочкой и вечно усталого мужика с квартиры напротив. Они покорно слушали вопли нашей домоправительницы. Эта сорокалетняя фурия когда-то решила, что она главная в подъезде. Зная её визгливый голос и страсть к скандалам, спорить не стал никто – так и осталась у нас самозваной королевой. Все сборы на ремонты, решения о субботниках, а также криминальные расследования – кто окурок бросил или лимонад разлил у лифта – всё шло через неё.
Я попытался проскользнуть мимо, бросив:
– Здрасьте.
Куда там – ей нужна была публика. Меня остановил пронзительный возглас:
– Иван!
Я тоскливо глянул на дверь подъезда – такую близкую – и уже собрался сделать вид, что оглох. – Постойте, Иван! – похоронило все надежды. —Вы с собачкой гуляли…
Я напрягся. Сейчас начнется: «Ваша собака обоссала кусты у лавочки!» или «Ваша собака орала под окнами на рассвете!» – и ещё двадцать вариантов собачьих «преступлений». Внутри стало закипать. Мой Чаппи лежит там, возможно, умирает. Только тронь его – таким трёхэтажным перекрою, мало не покажется. Потом, конечно, придётся съезжать – житья не даст. Но сейчас мне было на это плевать.
– Видела в окно, как вы мимо Людмилы проходили! Людмилы… как её… ну, этой кошатницы! – Голос её уже начинал дребезжать. – Вот вы свидетель – она опять эту гадость под балкон вывалила! Весь подъезд воняет кошачьей мочой, а песочница – сплошной туалет! И всё благодаря ей! Всех котов района прикормила.
Молчать было безопаснее – меня задержали в качестве слушателя. Слава богу, гнев был направлен не на меня. Людмилу не жалко. Жалко котов, но об этом я дипломатично промолчу.
– И мало того, что вонь мочи стоит! Теперь эти коты её дрянь жрать перестали! И лежит всё это под балконами, тухнет на солнце! Мух разведётся и разлетятся по квартирам! – Она бешено обвела нас выпученными глазками, тряхнув рыжей химической завивкой. Пухлые щёки затряслись.
Усталый мужик прикрыл глаза ладонью, будто от солнца. Я почесал переносицу и зажмурился. Вид мы блокировали – а вот звук нет.
– Пишем коллективную жалобу! – перешла она на деловой тон. – Весь подъезд подпишет, я отправлю куда надо. Людмиле выпишут штраф! Если повезёт – отлов приедет. И чтоб эти чёртовы окна в подвал наконец заварили!
Видимо, тут полагалось разразиться аплодисментами, благодарностями и кинуться собирать подписи. Все молчали, упорно глядя мимо её выпученных глаз.
– Кляузы на соседей строчить? Ишь чего удумала… – не выдержала Мария Петровна, бойкая семидесятилетняя старушка с восьмого этажа. – Людку я знаю, душа человек. Чуть свихнулась на котах, это правда. Но и они ведь божьи твари, есть хотят. На том свете разберёмся, кто прав – те, кто их кормит, или те, кто отлов вызывает. – Она бросила на агитаторшу взгляд, полный брезгливости. – Подписывать не стану, и ко мне не суйся. Пойдём, Ваня, поможешь сумку до лифта донести.
Мария Петровна решила спасти и меня заодно, прихватив с собой. Я был ей чертовски благодарен.
Уходя, я сочувственно глянул на соседа.
В холодном полумраке подъезда старушка выхватила у меня сумку:
– Сама донесу, лёгкая. А коты-то куда подевались? Неужто кто-то потравил? – Из всей истерики рыжей мегеры её, похоже, зацепило только исчезновение котов. – Эта мымра могла отравить, только не учла – сдыхать-то они в подвал спрячутся. Вот где вонь и мухи будут. Ладно, Вань, я пошла. И слышь – не подписывай ничего, греха не бери.
Глава 5
Я зашёл в квартиру с неясным беспокойством. Оно даже оттеснило мысли о Чаппи. Розовая дымка в поле… и пропали коты. Не случилось ли с ними того же, что с моим псом.
Квартира встретила тишиной. Осиротевший лежак, плюшевые игрушки – все с выгрызенными носами и глазами (Чаппи делал это в первую очередь) – валялись вокруг. Я закрыл лицо руками, глубоко вздохнул несколько раз.
Коты в подвале… Мысль не давала покоя. Каждое утро я видел, как Людмила кормит их – приходило пять или шесть.
Неужели они тоже заболели? Ходят ли коты в поле? Наверняка: там мыши, да и коты везде снуют. Проверить все это легко.
Старушка права: заболев, они забьются в подвал. Открыт ли он? Или ключ у кого-то? Скорее всего, у нашей рыжей фурии. Сидеть в пустой квартире не было сил. Я выпил кофе, доел вчерашний салат, покурил. Потом заткнул за пояс фонарик и вышел.
Подвал оказался закрыт, но ключ висел тут же на гвозде – повыше, чтоб дети не достали. Я зашёл, включил фонарик, нащупал выключатель у двери. Щёлкнул. Зажглись пара тусклых ламп. Ещё одна мигнула и погасла, остальные были мертвы.
Света хватало лишь на то, чтобы не споткнуться о бетонные выступы на полу. Между ними лежал песок. Идеальный кошачий туалет: повсюду виднелись следы старательного загребания. Кое-где торчали засохшие экскременты. Но пахло терпимо: сквозь незастеклённые отдушины тянул лёгкий сквозняк. Сухо, прохладно. Пахло землёй и ржавчиной.
Я шёл, пригибаясь под трубами в стекловате, протискиваясь боком в узких проходах. Фонарик выхватывал из тьмы углы и ниши – лишь паутина и строительный мусор. Уже собрался уходить, когда в самом дальнем углу на луч фонаря вспыхнули зелёные искры.
Я подошёл ближе. Коты лежали ровной шеренгой – все шестеро. Широко открытые глаза как зеркала отражали свет.
Передние лапы сложены, спины вытянуты – точь-в-точь как Чаппи. Я топнул ногой, наклонившись к ним. Никакой реакции.
Осматривая их, я заметил всклоченную, мокрую шерсть на боках. Присел, направил луч на ближайшего кота. На боку – розовая пенистая масса, смешанная с белесой слизью и алыми прожилками, словно сырой яичный белок с кровью.
Салат и кофе подкатили комом к горлу. Сигаретный привкус во рту усилил тошноту. Под ложечкой свело судорогой, дыхание перехватило. Я выпрямился и почти бегом рванул к выходу. Хотелось на улицу, подальше от этих стен, пыли и ржавчины.
Ввалившись в квартиру, я долго стоял согнувшись, жадно глотая воздух.
Масштабы надвигающейся катастрофы начинали обретать форму.
Ветеринар сказал: «Это повсюду».
Сколько же животных погибнет? Все?
Затронет ли оно насекомых? Вспомнилось я где-то читал: если исчезнут пчёлы, человечеству конец через несколько лет.
Почему люди не заражаются? Человек – тоже животное. Только у нас это происходит? Или по всей планете? Не паникую ли я зря? Всего шесть котов… больных, но еще живых.
Надо успокоиться. Достал из холодильника пиво, сигареты – и вышел на балкон. Воздух был густым от запаха цветущих лип. Смеркалось. Но злополучное поле за дорогой было отчётливо видно.
Я всмотрелся в розовое пятно за низкими берёзками.
Кажется, оно стало шире. Да, точно. Сегодня утром, пройдя кусты, мне нужно было сделать до него несколько шагов, а теперь оно уже у самой лозы.
По песчаной дороге посреди поля шёл человек. Я с облегчением заметил, что с ним нет собак. Он направлялся к бору. Наблюдая за гуляющим, я отхлебнул пиво и… закашлялся. На дороге к леску расплылось от края до края ещё одно розовое пятно. Второе? Оно было раньше? Или новое?
– Да что творится-то, чёрт побери?!
Я замер, увидев, как человек приблизился к нему и остановился на краю в нерешительности. Потом поводил носком обуви по верху тумана из стороны в сторону, словно пытаясь разогнать его и посмотреть, что под пеленой.
– Да уйди же ты оттуда! – внутренне воскликнул я. – Ещё не хватало бежать в поле и вытягивать тебя, когда потеряешь сознание…
Но человека, видимо, и так напугала обстановка: сгущающиеся сумерки, розовые клубы на дороге и тёмный лес впереди. Он покрутил головой и быстро зашагал обратно по дороге, постоянно оглядываясь.
– Молодец, – похвалил я его.
Всё, хватит этого дурдома на сегодня. Я допил пиво, докурил сигарету и поплёлся к кровати. Мелькнула мысль позвонить матери, рассказать о Чаппи, обо всём. Но даже мысль об этом накрыла волной усталости. Всё завтра. Сегодня – только спать.
Отдохнуть не вышло. Спал я ужасно. Снилась моя квартира: я встаю с кровати – и ноги утопают в розовой дымке. А в коридоре – Чаппи скалится, из ощеренной пасти капает жемчужная пена.
Потом картина поплыла – и вот мы на вечерней прогулке. Пустырь перед домом припорошен снегом, гулко отдаются мои шаги, а лапы Чаппи шелестят подмёрзшей травой.
Звёзды – огромные, яркие – отчётливо освещают тропинку.
Чаппи отбежал по ней метров на двадцать и обернулся.
Сердце бьёт мне по рёбрам, закипают слёзы. Я понял: он сейчас побежит по этой тропинке и больше никогда не вернётся. Несколько раз жалобно окликнул его, зная, что бесполезно, расплакался – и проснулся.
Подушка сырая от слёз, горло саднит, рыдания рвут его мышцы. Так я и лежал в темноте до рассвета, глядя в невидимый потолок, чувствуя, как влага скапливается у висков, а потом течёт вниз по шее.
В шесть утра встал, выпил кофе, принял душ и наконец позвонил матери. Я знал, что разбужу её, но сейчас это не имело значения. Мне необходимо было поделиться горем. Я рассказал всё подробно. О тумане, Чаппи, клинике и подвале.
– Давай я приеду к тебе, – предложила мама. – Сходим вместе в ветклинику, а потом посидим, посмотрим новости за последние дни. И по телевизору, и в интернете. Если это происходит в разных местах, что-то должно уже просочиться в прессу.
Она сразу включилась, не усомнившись.
– Думаю, лучше я заеду к тебе сам. Из клиники не звонили – значит, там без перемен. А насчёт новостей ты права, хорошая мысль.
– Тогда жду. Готовить не буду, поэтому закажем пиццу.
Я невольно улыбнулся. Мама, худенькая блондинка, готовку терпеть не могла – так было всегда. В детстве она кормила меня в основном яйцами, макаронами да всем, что можно было просто бросить в кипяток.
Я просидел часа три за ноутбуком, стараясь довести до совершенства последнюю написанную программу, и в итоге сломал её окончательно. Как известно, правило «не трогай то, что работает» в программировании нарушать нельзя. Но этот кропотливый процесс здорово отвлёк меня от гнетущих мыслей.
Я только успел отложить ноутбук в сторону, как зазвонил телефон. Это была ветклиника. Сердце заколотилось. Мелькнула мысль, что скоро такими темпами придется пить успокоительное.
– Смолевский Иван?
– Да, – только и успел ответить я.
– Приезжайте скорее, Андрей Семёнович вас ждёт. Чаппи… – голос Алёны (я его узнал сразу) дрогнул. – С ним что-то страшное происходит. Мы клинику закрыли, ждём вас. Приезжайте, пожалуйста, быстрее.
– Я… – Я забыл, как говорить, потом спохватился и выдавил: – Я буду сейчас.
После котов в подвале я был готов к тому, что увижу: неподвижного Чаппи, с розовой слизью на боках.
Глава 6
Я быстро накинул джинсы и майку, взял ключи от машины и вышел из дома.
Сел за руль и замер. Руки мелко дрожали. Мысли путались. Да ну нафиг, мне и со стоянки не выехать. Пойду пешком – тут через улицу.
Взглянул в зеркало: лицо бледное, под глазами лиловые тени. Между бровей (как у Николь Кидман, шутила мать) – морщинка. Раньше её, кажется, не было. Да и все черты стали резче, заострённее. Пропала прежняя безмятежность.
Я выбрался из машины и пересёк стоянку. На козырьке подъезда выстроились в ряд голуби, уставившись вдаль. Некоторые уже поблескивали розовым. Значит, и птицы тоже. Но как же быстро это происходит!
Меня осенило: главное, чтобы не убрали вчерашнее «кошачье угощение». Я свернул за угол и заглянул под балкон. Мерзкое месиво было на месте, и правда сильно воняло, а вокруг него, словно в хороводе, сидели три десятка мух —полностью неподвижных. Под гниющими кусками образовалась лужа, и несколько мух затопило, но даже это не вывело их из оцепенения.
Вряд ли эти мухи летали на поле – значит, где-то рядом есть ещё очаг. И если в нашем районе их минимум три, что же творится по стране? Мама права: надо проверить новости, не может быть, чтобы об этом молчали.
Я быстро зашагал к клинике. По дороге замечал группы птиц, замерших то тут, то там. Все они сидели на деревьях или крышах, будто в момент ступора искали безопасное место. Кажется, и другие люди начали что-то замечать. Многие шли, как и я, задрав головы, высматривая птиц. Другие вглядывались под ноги – видимо, искали насекомых. Но некоторые шли как ни в чём не, бывало, не замечая разворачивающейся катастрофы.
До клиники я добрался за десять минут. На дверях висела табличка «Закрыто». Я постучал.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: