– Разве это главное? Он тебе ничего не дал.
– Он работал – это главное. Все мужики много работают.
– А как же дети?
– Дети нудны только бабам.
Я сел по-турецки, спрятав обе ноги под попу. Теплое молоко смягчило горло. Всегда тяжело говорить о родителях, а особенно для меня.
– Ты никогда не хотел детей?
Феликс посмотрел на меня в упор.
– Я уже старый для этого.
– Почему раньше не завел?
– Я сидел, а потом было поздно.
– Ты сидел два года. А остальное время?
Чтобы сконцентрироваться на сложном вопросе, ему пришлось искать новую точку. Теперь ей оказалась моя кружка.
– Я ведь когда вышел, были трудные времена. Работы не было, мама уехала к бабке в деревню. Кругом одна политика и дешевые шлюхи. Я подался к бандитам, чуть подзаработал и сразу купил комнату в коммуналке. Потом банды распались, пошла новая полоса в жизни. Мне пришлось работать за копейки: в супермаркете развозил тележки, мыл машины, подметал дворы.
– У тебя нет образования?
Мой вопрос прозвучал как шутка. Я прекрасно знаю, что Феликс еле окончил девять классов, потом поступил в ПТУ, но не дотянул до второго курса и ушел в небытие.
– На хрена мне твое образование! Что оно дает? Ты думаешь, если есть диплом, то можно работать в банке или в милиции? Нет уж, Саня. Это ты пригрелся на груди у деда, а у меня блата нет.
– Голова-то есть?
– Моя голова ничего не стоит. Я – дитя перестройки. Это вы, гламурные подонки с золотыми мозгами, умеете выжить при любых обстоятельствах, а мы ходим у вас в подчинении. Я, вон, три года крутился возле Помадинского самогонного аппарата. Пришел ты и все наладил. Как будто умел это с самого рождения. А все дело в знании.
– Что тебе мешало учиться?
– Мы не заточены под это. Мы строем шли на заводы. Там платили больше.
– Но ты не пошел на завод. Ты предпочел легкую жизнь и ограбил магазин.
– Дурак был! И пил много!
Первое время я долго не мог понять, что Алла нашла в нем? Добрый, но совсем не в ее вкусе. Теперь, спустя время, я вижу его насквозь.
– Тебе нужна правильная женщина. Поэтому ты встретил Аллу.
– Моя Алуся – лучшее, что есть в жизни. Она превратила меня в мужика.
– Ты любишь ее?
– Вот опять ты кидаешь свои словечки? Брось это! Любовь-морковь, нежность, цветочки – это не для меня.
– Что-то же ты испытываешь к ней? Пусть не любовь.
– Уважение, – с серьезным видом ответил он.
– Как к Ленину?
– Почти, только как к женщине.
– Ленин в женском обличии? Это интересно. Я к Вере отношусь по-другому.
– Ты и родителей не любишь. Что с тебя взять? Черствое сердце хуже Гитлера.
– Чем тебе Гитлер не угодил? Ты же его не видел? Вдруг у него было доброе сердце?
– Вот я и говорю. Даже у Гитлера сердце было добрее, чем у тебя. Разве можно, не любить родителей? Брось ты все эти детские обиды. Взрослый мужик, а все держишься за воспоминания. У самого уже дочь растет.
Я допил молоко. Феликс усмехнулся.
– Чего? – пробурчал я.
– Ты бы видел свое лицо. Не любишь, когда правду говорят.
– Ты не знаешь моих родителей.
– И не надо. Они тебя произвели на свет. Будь благодарен, для многих и это много.
– Не порти мне настроение, – отодвинув кружку в сторону, строго сказал я. – Завтра важный день.
– Тебе тоже нужна правильная женщина?
– Всем нужна такая женщина.
– Может, ты и прав. Женитьба сделает из тебя хорошего человека. Только не забудь с утра купить цветы.
– Не забуду.
Я уже встал из-за стола, а Феликс все бубнит себе под нос.
– Нечего шататься к бабе без цветов. Костюмчик приготовил, перышки начистил, колечко купил. Так и надо. Упади на колено и отдай ей свое сердце. Хоть раз в жизни забудь про свой эгоизм.
Сам себя учит. Хочет сделать Алле предложение, но не знает как. Мой смелый поступок вдохновил его на подвиги, только решиться ли он на эти подвиги?
Я оставил его на кухне. Обычно мы смотрим всю ночью телевизор и только под утро расходимся по своим комнатам, но сегодня я решил лечь пораньше.
В девять часов утра я вышел из лифта. В руке букет белых роз, в кармане подарок.