– Карина младше, но Вера работает.
– Ей помогают родители.
Он преувеличивает. Я вижу, как в доме относятся к Лизе. Как к принцессе. За весь день она ни разу не подошла к детям. Аня – девочка самостоятельная, Карина всегда возле мамы, не отходит ни на шаг. А мальчишки и Катя – полностью находятся под присмотром деда и бабушки.
– А у тебя есть дети? – спросил Миша.
– Пока нет. Я не замужем.
– А-а, – многозначительно протянул он. – И правильно.
– Что правильно? – зацепилась я за его слова.
– Не торопись с детьми. Они должны рождаться в нормальной семье.
– Я тоже так считаю. Но многие говорят, что дети любви не помеха. Что их надо рожать по молодости.
– Дело не в возрасте, а в человеке, от которого будешь рожать.
Он говорит о детях неохотно, через силу. Хотя видно, как он любит своих мальчишек, в Катюшке души не чает. А все равно в глазах грусть. Наверное, это из-за жены. С другой стороны, Вера всегда рассказывала, что в их семье царит полная идиллия, и что Лиза – единственная и неповторимая женщина на земле, осчастливившая ее брата.
В данный момент, в эту секунду Миша не выглядит счастливым. Рядом со мной идет большой, угрюмый мужик. Молодой, с мудрыми глазами и с опущенными плечами.
– У тебя была бабушка? – вдруг спросил он.
Я думаю о его несчастной жизни, а он говорит о странных вещах.
– Была, – рассеяно ответила я. – И сейчас есть. Только она живет в Одессе. Я дано ее не навещала. А почему ты про нее спросил?
– Да так, вспомнил. У меня бабушка тоже, как Вера, любила ромашки. Выращивала их в саду, а потом продавала на рынке.
Вера немного сбавила шаг и почти остановилась. Охапка белых цветов в ее руке повисла головами вниз. Она так и не удержалась, нарвала огромный букет и перевязала его резинкой для волос.
– Моя бабушка продавала редиску, – сказала я.
– Только редиску? Почему именно ее?
– Ей не нужны были деньги. Знаешь, я только сейчас задумалась – зачем она это делала? Вставала рано утром, садилась на автобус и ехала в город, потом возле вокзала продавала. Получала-то копейки. А потом шла в буфет и покупала кексы. Привозила в деревню три штуки. Ровно. Мне и моим братьям. Даже себе не покупала. Помнишь, раньше какие были кексы? С изюмом, огромный, в рот не умещался. И сладкий! Братья все пытались у меня стащить его, а я упиралась, старалась съесть все до крошки, чтобы им не досталось.
– Зачем она ездила за этими кексами? Моя бабушка всегда сама их пекла.
– И моя пекла. В этом-то и дело! Я сама не понимаю – зачем столько усилий, чтобы купить всего лишь три булочки?
– Может, она, таким образом, отдыхала от дома?
– Как? Представляешь, проехать почти пятьдесят километров в душном автобусе, а потом стоять на солнце и продавать редиску. Какой же это отдых? Она всегда могла пойти в дом и вздремнуть пару часов или почитать книгу на веранде. Никто ей не мешал.
– Вас было трое?
– Внуков – да. А еще дедушка.
– То есть пять человек в доме?
– Еще мой дядя, мамин младший брат.
– Вот видишь, – грубо проговорил он. – Какой тут отдых? Я тоже иногда сбегаю из дома. У меня товарищ живет в Новгородской области. И дело не в том, что мы очень дружим, а в том, что он далеко живет, и мне до него приходится добираться пять часов. Уезжаю сразу на два-три дня. Потом столько же времени возвращаюсь домой. Вот это – отдых! И твоя бабушка предпочитала трястись в автобусе целый час и стоять под палящим солнцем, но только бы не оставаться в доме и не нянчится с кучей детей.
– Она любила детей, – обиделась я.
– Я тоже люблю своих детей.
– Но сбегаешь?
– Иногда – да. И в этом нет ничего плохого. Все люди от чего-то сбегают. Даже в сказке коза оставила своих козлят и пошла за молоком, лишь бы не нянчиться с ними.
– Я не сбегаю.
– Ой, ли! А почему ты уехала от родителей в другую страну? Что в Англии нет работы?
– Я жила в Кельне.
– Пусть так. В Германии не нужны архитекторы?
– Нужны.
– Тогда, почему ты здесь?
– Какое тебе дело?
– Нет, подожди. Ты сама нарвалась на откровенность.
– Не хочу об этом говорить.
– Почему?
– Это глупо.
– Вовсе, нет. Это обычный вопрос.
– Я не сбегала из дома.
– Поехала за парнем?
– Нет! Хотела свободы! – гордо ответила я, но Мишу мой пыл только раззадорил.
– Значит, тебя не устраивала опека родителей? А говоришь, что не сбегала.
– Это другое.