Смерть пациента. Детективное агентство «Максимум»

– Что? Да нет конечно.

– Странно, а мне ваш отец сказал, что вы все время у компьютера проводите.

– Слушайте, предки никогда ничего не замечают.

– Да? Может быть. И сколько у вас до Вики было романов?

– Это вам для статистики или зачем? Я не считал, но немного, – Михаил был смущен и отвечал нарочито бодро.

– Скажи, а Виктория тебя любила? И ты как к ней относился? Серьезно или так, время провести?

Михаил вздохнул и нахмурился:

– Не знаю, мне казалось, что все серьезно. А в больнице в тот последний день она мне заявила, что нам надо расстаться. Что и почему – не объяснила, сказала только, что я слишком мал для нее и не пойму ее.

– А можно подробнее этот разговор последний рассказать?

– Ну что там рассказывать? Она заявила, что ее выписывают, и за ней родители завтра утром приедут, и чтобы я больше не приходил. Я злился, не знал что делать. Говорил, что люблю ее. В конце она пообещала, что в выходные напишет мне. Но, видимо, просто, чтобы успокоить и выгнать. И потом я ушел. И все.

– А ты сам не стал ей звонить в субботу, в воскресенье, почему?

– Решил проявить силу воли. Обиделся на ее вранье: вот зачем она мне говорила, что любит?

«А следователь решил, что раз ты не звонил больше, то знал, что она умерла», – подумал Макс.

Макс приехал в подмосковную больницу, где произошло это убийство. Разыскал медсестру и врача, дежурившего в тот день. Беседа с ними по отдельности не дала никакого нового результата, хоть сколько-нибудь отличного от официального следствия. Вику привезли по скорой в среду вечером. В день убийства медперсонал ничего особенного не видел, ничего не слышал, кроме прихода в тот день задержанного по обвинению парня. Видела его только дежурная медсестра на этаже, которая и обнаружила чуть позже, раздавая градусники около пяти вечера, что Виктория мертва.

Убийство произошло в субботу, а в пятницу почти всех остальных пациенток шестиместной палаты выписали.

Максим вышел из ординаторской от врача и решил поподробнее побеседовать с разговорчивой медсестрой Любой, которая обнаружила мертвую Вику, и как раз дежурила сегодня.

Приближаясь по коридору отделения к медицинскому посту Максим увидел такую картину: медсестра сидела за столом, раскладывая по ячейкам таблетниц пациентов лекарства, а около нее в спортивном мешковатом костюме стоял невысокий худой старик с аккуратной седой бородкой и что-то рассказывал девушке, часто переходя на шепот и наклоняясь через весь стол к ее уху. Люба раскраснелась и хихикала, но увидев приближающегося Максима, выпрямилась на стуле, стала серьезной и сказала:

– Захар Петрович, идите к себе, готовьтесь к выписке, я попозже к вам зайду.

Мужчина оглянулся, и поняв, что они теперь не одни, оценивающе посмотрел на Максима снизу вверх, прищурив глаз.

– Ты не гляди, что он молодой, у него анекдот с бородой…, – бойко начал дед Захар новую присказку, а Люба слегка покраснела и снова улыбнулась, но тут же с легкой укоризной и все-таки смеющимися глазами прервала его:

– Захар Петрович, идите уже…

– Слушаюсь и повинуюсь, Любовь моя, я буду ждать! – подмигнув Максиму, он смешно откозырялся под воображаемую фуражку и довольно резво зашагал по коридору, слегка припадая на одну ногу.

Максима эта сцена позабавила, он проводил дедушку Захара взглядом, улыбнулся, и переключился на разговор с Любой:

– Люба, мне нужно с вами еще поговорить. Скажите, а в субботу много посетителей?

– Когда как, я бы не сказала, что больше, чем обычно. Только у тяжелых посетители, а так пациентов стараются в пятницу выписать. Плановые операции в основном по вторникам, средам идут. А по Скорой уж как получится. Вот после праздников, тогда – да, и особенно после великого поста. Работы в разы прибавится, в коридорах будут лежать, скоро уже. У нас народ меры не знает, поститься не умеет, а модно сейчас, вот и пробуют. Потом в Пасху нажираются сразу без меры, и все наше отделение полно народа с желчными коликами, панкреатитами, непроходимостью и прочими прелестями гастроэнтерологии. Все Пасху ждут с радостью, а мы – с ужасом.

– Понятно, а скажите, Любовь, уколы Виктории делали внутривенно?

– Да бог с вами, Но-шпу в попу колют и витаминки тоже внутримышечно, и таблеточки. Господи, ну почему ее в пятницу в гинекологию не забрали? Может жива бы была девчонка, красивая такая, да еще и беременная.

– А действительно, почему ее не перевели в пятницу?

– Да почем я знаю? Но наверно кто-то не успел бумажки оформить, или поленился. А может врач какой в отпуск уходил и решил на понедельник оставить другой смене.

– Ясно. Люба, вспомните, может, вы кого-то необычного в ту субботу встретили здесь или, быть может, около больницы?

– Нет, никого необычного не помню. Парня того помню, ну я уже говорила всем. Как я дежурила, я его всегда видела, он каждый день приходил.

– Хорошо, тогда, пожалуйста, припомните всех посетителей того дня.

– Ого, всех? Да я работала с обеда. Утром Инга была с ночи. Мы в одиннадцать менялись.

– Значит, всех, кто после одиннадцати приходил.

Она стала не спеша вспоминать, бросив раскладывать лекарства и листая журнал медицинского поста, а Макс приготовился записывать информацию в блокнот.

В ту злополучную субботу девушка находилась в палате одна, не считая старушки, которая постоянно спала, была глуха и вряд ли могла что-то заметить. Вику планировали в понедельник перевести в гинекологию на сохранение. А пока ей кололи витамины и Но-шпу. Но эти уколы внутримышечные. Значит, убийца должен был разговаривать с жертвой, объяснять, что назначен такой-то новый внутривенный укол. Обычно это лечащий врач делает, или хотя бы дежурный, но девица молодая, неопытная. Повелась и не заподозрила ничего.

«Поэтому когда кто-то пришел сделать смертельную инъекцию, это не вызвало у Вики никаких подозрений. Но тогда этот человек должен быть в медицинской форме», – подумал Максим.

Врачи в ординаторской рассказали, что когда милиция пыталась допросить старушку в палате, та отмахнулась от них и ничего не сказала. В протоколе записали «старческая деменция» и на этом попытки что-то узнать от нее закончились. Максим взял адрес у врачей и направился в подмосковную Балашиху искать старушку. Надежды на нее как на свидетеля мало, но лучше самому перепроверить.

Погода выдалась хорошая, мартовское солнце пригревало остатки снега – последние, словно парящие, сугробы на газонах сейчас казались бело-серыми шапками или крышками кастрюль, где томилось весеннее тепло и из-под них на асфальт вытекала тонкими ручейками талая вода. Дневная пробка в Балашиху была небольшой, и вскоре Максим уже звонил в старенький дверной звонок с черной кнопкой на круглом деревянном основании, выкрашенным в цвет стен любимой зеленой краской коммунальных служб. Бабушка жила с внучкой и правнучкой в старой пятиэтажке в двухкомнатной квартирке. Максим приехал днем, и дверь ему никто не открыл. Местные бабушки пригрелись на мартовском солнышке, расположившись на лавочках, стоящих друг напротив друга прямо у подъезда, и были не прочь поговорить после того, как Максим показал им свое удостоверение частного детектива.

– Таня уже плохая, плоховато слышит, да и сама почти не ходит, она вам не откроет, – сказала одна, деловито сложив руки на груди.

– Ждите внучку, она из садика дочку заберет часов в шесть, может пораньше, и придет, – посоветовала другая.

– А как внучку зовут? – спросил Макс.

– Маргаритка, она в Москве работает, на хлебобулочном комбинате. Рано уезжает, но в четыре заканчивает. Оттуда на маршрутке по пробкам ездит, приезжает – как повезет, иногда в пять, а чаще к шести сразу в садик бежит за дочкой.

– Спасибо вам, – Макс посмотрел на часы, было четыре.

Придется подождать. Он сходил в ближайший магазин, купил связку бананов и бутылку воды. Потом Максим сел в машину, включил любимую музыку и стал обдумывать другие варианты расследования, посматривая на дорожку, ведущую к подъезду.

Нужно отработать окружение – работа, коллеги и друзья. Пообщаться с родителями убитой Вики тоже придется, никуда не денешься. Нужно еще постараться, чтобы они захотели с ним поговорить.

Молодая женщина с ребенком появились около дома в половине шестого. Максим заметил их еще издалека. Девочка шла отчего-то насупившись и держа маму за руку, но вот мама что-то сказала девочке и та улыбнулась, просияла. Невысокая блондинка с эффектными выпуклостями женственной фигуры несла в другой руке большую черную тканевую сумку, аккуратно прикрытую сверху пакетом. Лицо блондинки дышало здоровьем и сверкало серо-голубыми глазами. Максим подумал, что ее образ идеально подходит для рекламы изделий хлебобулочного комбината. Можно прямо без грима ролики снимать в советском стиле – «Покупайте наши сушки и калачи!». Макс вышел из машины и направился к ним, справедливо предположив, что это и есть Маргарита.

– Добрый вечер, Маргарита, извините, что беспокою вас после работы и без предупреждения, но мне необходимо поговорить с вами.

– Здравствуйте, а откуда вы меня знаете? – удивилась она и остановилась.

Максим кивнул в сторону лавочек, где народное представительство было почти в том же составе, что и полтора часа назад: