Время дракона

Новые гости одевались гораздо богаче и ходили важной поступью. Влад сразу отметил: «Они не назвались отцовыми слугами, перед мамой не заискивали и передо мной на корточки не присаживались, как это делал Тудор». За столом они пили мало, говорили спокойно, а ночевать ушли на постоялый двор.

Самого главного из приезжих звали Нан. Отец сразу привёл его и двух других гостей в верхнюю комнату своего дома, где по-прежнему хранилось золото, и с гордостью показал отчеканенные деньги:

– Вот на что я употребил ваши дары.

– Что ж, хорошо, – сказал Нан, взял из раскрытого сундука монетку и начал вертеть в руках. – Теперь ты сможешь собрать войско, а мы окажемся будто ни при чём[20 - Летом 1436-го Дракул-старший взошёл на румынский трон. В грамотах Дракула-старшего боярин Тудор и боярин Нан всегда упоминаются первыми после князя. Нан также упоминается среди бояр в грамотах предыдущего князя.].

Через месяц этот важный человек приехал снова, но привёз с собой не тех гостей, что в прошлый раз, а трёх других. Впрочем, они одевались так же богато. Затем приехали ещё трое незнакомых богачей и привезли от Нана «кое-что передать на словах». Влад подсчитал, что в общей сложности в Сигишоаре побывало девять незнакомцев, но они никогда не приезжали все вместе, а только порознь – по двое или по трое – и неизменно останавливались на постоялом дворе.

Прежние отцовы друзья тоже приезжали, так же шумели до ночи, но если раньше застольные разговоры касались всего на свете, то теперь говорилось в основном про войско. Обсуждали, который доспех лучше, во сколько обходится содержание лошадей, не одолжить ли у Жигмонда пушек с пушкарями и так далее. Иногда обсуждение шло совместно с новыми богатыми гостями, иногда без них, но отец неизменно тревожился, если Нан долго не давал о себе знать.

Богатые гости ездили-ездили, ездили-ездили, ездили-ездили почти год. В конце концов они сказали, что пора собирать войско. Отец снарядил небольшую, но хорошо вооруженную армию и даже успел двинуть её к румынской границе, как вдруг пришла весть, что его младший брат, оказавшийся нерадивым правителем, заболел и умер.

Таким образом, старший Дракул завоевал себе престол, а когда пришло время, младший Дракул занял место своего отца.

Оба Дракула оказались похожи не только внешне. По мнению народа, отец и сын водили дружбу с дьяволами, но если про отца говорили, что он расселил дьяволов по всей своей земле, чеканя монету со странными рисунками, то про сына говорили иначе – уверяли, будто он носит дьявола где-то глубоко в сердце. Поэтому младший Дракул и считался зломудрым.

«Одного я не могу понять, – думал государь Влад. – Почему люди хотят воспользоваться моей мудростью, которая, как они считают, получена от дьявола? Почему не боятся? Отец Антим сказал бы, что они дураки».

Часть III

Когда человек едет по открытой равнине, то, как бы ни торопился, не может избавиться от чувства, что движется медленно. Одинокое дерево на обочине дороги, едва поравнявшись с путешественником, оказывается позади, однако не даёт твёрдой уверенности, что он успеет туда, куда спешит. Миновав дерево, путешественник доволен, но затем начинает искать, от чего бы теперь мерить расстояние, не находит, и тогда возвращается мысль: «Я плетусь еле-еле и непременно опоздаю».

Разговаривая с мальчишкой-лазутчиком, а затем разбирая дело двух братьев, Влад потерял более получаса. Это время ещё можно было как-нибудь нагнать, но открытая равнина тянулась и тянулась, словно заколдованная, бесконечно удлиняя путь, как если бы желала задержать князя. Он даже успел подумать, что это дьявольские проделки, и что дорога заколдована нечистым, но тут же одёрнул себя: «Дракон, бегущий слева от меня – не дьявол. Эта тварь – причудливая выдумка, которая ничего сама не делает и полностью мне подвластна. Если захочу, она исчезнет». Однако правитель вовсе не хотел её исчезновения и потому глянул вниз, чтобы удостовериться, что чешуйчатая зверушка на месте.

Та по-прежнему бежала слева и вдруг, будто отвечая на недавние рассуждения хозяина, прошипела:

– Дорога тянется сама по себе. Я не вмешиваюсь. Люди вечно сваливают всё на дьявола. А я тут ни при чём.

– Почему ты называешь себя дьяволом? – мысленно спросил Влад, как уже спрашивал тысячи раз.

– Священник назвал бы меня так, – последовал привычный ответ.

– А кто ты на самом деле?

– Я существо, которое ты выдумал, – ответила тварь.

– Но в тебе есть что-то бесовское?

– Конечно, ведь ты видишь меня похожим на беса, – прошипел дракон.

– А есть ли в тебе что-то от настоящего беса? – продолжал допытываться Влад… Вернее, он не допытывался. Допытываться можно, когда ведёшь настоящую беседу, а князь вёл беседу воображаемую. На самом деле он просто размышлял: «Настоящий дьявол – не выдумка, а существо со своей волей. Есть ли у моего дракона своя воля? До сих пор он никак это не показал… Или показал? Тогда, возле сухого озера! Я был доволен, а чешуйчатая зверушка – раздосадована. Это странно».

– В тот раз твои чувства были двояки, – прошипела тварь. – Ты был доволен, но в глубине души желал посадить тех спорщиков на кол.

– Нет, я не желал.

– Желал, – настаивал дракон, – но не хочешь признаться.

– Так значит, ты выражал мои тайные чувства? – мысленно подытожил Влад. – Мои, а не свои? Значит, ты не дьявол, раз у тебя нет своей воли.

Змей обиженно фыркнул, но осталось непонятным, из-за чего – из-за того, что его не принимают за настоящего беса, или из-за того, что ему напомнили, как он ничтожен, поскольку является выдумкой.

– Скажи мне правду, – мысленно повелел правитель.

– Правда в том, что ты не можешь знать, дьявол я или нет, – улыбнулась тварь. – Ты можешь только гадать.

– Я могу повелеть тебе исчезнуть, – возразил Влад. – Если ты не исчезнешь, значит, ты нечистый дух со своей волей.

– Если я исчезну, тебе будет скучно без меня, – прошипела тварь. – Ты это знаешь, поэтому не хочешь, чтобы я исчез. Поэтому я не исчезну. Выходит, твоя проверка ничего не покажет. Ты не можешь узнать, дьявол я или нет.

– Тогда оставим наш разговор, – решил Влад, понимая, что беседа с драконом движется по кругу.

Между тем княжеский конь почувствовал настроение хозяина и начал ускоряться. Только что двигался спокойной рысью, а теперь побежал так резво, как только мог. Он весь напрягся, готовый сорваться в галоп от малейшего движения пятки, ждал знака и будто просил: «Ну же, хозяин! Если кто и заколдовал дорогу, мы всё равно доберёмся до конца пути! Даже если сам дьявол мешает нам, я как-нибудь договорюсь с ним по-свойски. Я ведь вороной масти, а все твари чёрного окраса – дальние дьяволовы родственники».

Конь разволновался, однако хозяин – в свою очередь, заметив горячность четвероногого – успокоился и немного придержал его. «Пусть конь продолжает бежать рысью, – сказал себе князь. – Всё-таки я спешу не настолько, чтобы изнурять его скачкой. Я успею добраться. Наверняка уже кое-что наверстал. Успею».

К сожалению, очень скоро настала пора снова тратить драгоценное время. После размашистой рыси требовалось проехать шагом, чтобы конь восстановил силы. К тому же дальше гнать было некуда – впереди, на месте соединения двух проезжих путей, собралась толпа.

Отдельных людей Влад ещё не мог различить. Ему виделось лишь пёстрое нечто, по кромке которого происходило шевеление. «Сейчас попросят творить суд, – подумал князь. – Конечно, этого можно избежать, если объехать толпу по широкой дуге, через пастбища, но государю неприлично бегать от своих подданных».

Влад решительно направил коня к толпе и всё же велел охране перестроиться. Двенадцать конников снова заслонили государя спереди и по бокам, а остальная охрана и слуги прикрывали тыл. Лишь боярину Войко князь велел остаться как есть, справа, и вдруг вспомнил про недавние странности в поведении боярина. «Так вот же доказательство, что дьявол настоящий! – сказал себе правитель. – Он мерещится не мне одному». Влад всё ждал, когда Войко снова начнёт высматривать что-нибудь в дорожной пыли, но слуга-богатырь, как нарочно, ничего не высматривал. Государь несколько раз оглянулся на него, но тот ни разу не бросил взгляд вниз.

«Неужели чешуйчатая тварь всё-таки выдумана?» – размышлял правитель, и вдруг его потянуло заговорить с кем-нибудь, кто точно не выдуман. Владу захотелось произносить слова не мысленно, а вслух, и поэтому он проворчал:

– Ну и толпа там впереди! Что за напасть такая! Почему никто не обращается ко мне, когда я выезжаю на охоту или посещаю крепости и заставы? Я мог бы без сожаления тратить на судейство час или два во время таких поездок. За два часа дикие гуси не успеют улететь зимовать, и коменданты с таможенниками никуда не денутся. А вот обедня закончится! Почему надо донимать меня именно по дороге в монастырь?!

– Господин, – сказал Войко, крайне удивлённый этим ворчанием, – мы не раз заводили об этом беседу, и я не раз говорил тебе, что просители рассуждают иначе, чем ты.

– Да, я помню, о чём ты говорил, – бросил Влад. – Мои подданные проявляют смекалку. Они уверены, что во время паломничества я буду милостив. Дескать, по дороге в святую обитель государь не станет выносить суровых приговоров, потому что не захочет отягощать свою душу. Хитрецы! Думают, что разгадали меня. По их мнению, государь-охотник не может быть милостив, потому что убивает. А если государь едет куда-то с проверками, то становится слишком придирчивым, и обращаться к нему тем более не следует. Да, ты говорил так, и я давно с тобой согласен.

– Так в чём же дело? – спросил боярин.

– Сейчас я веду речь о другом, – пояснил правитель, – Мне досадно, что люди желают мне добра только на словах. Вот ты говорил, что подданные довольны мной. Да, довольны, но это не значит, что меня любят. Люди знают, что я тороплюсь в монастырь, но мешают мне позаботиться о моей душе. Им нет дела, попадёт государь в рай или не попадёт. Им бы только решить свои дела. Вот как люди поступают с государем!

– Тогда поехали в объезд, – шутливо предложил Войко. – Раз люди не заботятся о тебе, ты можешь поступать с ними так же. Ещё не поздно свернуть с дороги. Если миновать эту толпу, не останавливаясь, и дальше нигде не задерживаться, мы к обедне как-нибудь успеем.

– Нет, сворачивать поздно, – ответил Влад и добавил: – Ты думаешь, я ищу повод, чтобы откреститься от своих обязанностей? Нет. Мне просто хочется пожаловаться на тяжёлую судьбу. Тяжело быть государем.

Войко лишь усмехнулся. Тогда правитель предложил:

– Знаешь, что? Давай я передам свою судебную власть тебе. Давай разбирать чужие житейские дрязги будешь ты.

Боярин перестал усмехаться и с притворным испугом вытаращил глаза:

– Нет, господин. Избавь меня от этого.

– Ага! Не хочешь быть государем! – весело заметил Влад. – Никто не хочет, когда речь заходит об обязанностях.