– “Бегущая строка”, Тимофей Данилевский, – произнес ведущий, и несколько людей, стоящих рядом, посмотрели в мою сторону. – Картина написана в стиле экспрессионизма. Автор поднимает тему зависимости современного человеческого разума от информационного потока..
– Напомни мне, пожалуйста, зачем мне здесь находится? – прошептал я, наклонившись к Ангелине.
– Чтобы тебя увидели и запомнили. Зайчик, когда ты уже поймешь, что миру мало видеть только твои работы. Людям важно видеть заинтересованность и включенность автора в события, – она насмешливо посмотрела в мою сторону.
– Я здесь лишь ради этих нескольких секунд? – мой голос прозвучал громче и грубее.
– Хэй! – все еще шепотом воскликнула Ангелина. – Ты делаешь свою работу, – она указала на экран, где все еще находилась моя картина, – а я делаю свою.
Мне было утомительно посещать каждое подобное мероприятие, которое не предполагало прямых действий – аукционов, конкурсов и выставок. Честно говоря, я бы хотел просто закрыться в мастерской и писать картины. Но в нашем мире без денег никуда, поэтому приходится отодвинуть в сторону свою зону комфорта.
После презентации оставшихся работ, их было совсем немного, начался небольшой банкет. Все прошли в соседний зал, где организаторы устроили фуршет.
– Геля, может я домой поеду? – почти умоляюще я посмотрел на нее. Она откинула назад длинные светлые волосы и сложила руки на груди.
– Во-первых, я ненавижу, когда меня так называют. И ты это прекрасно знаешь. А во-вторых, нет. Я хочу тебя представить нескольким влиятельным людям в индустрии искусства.
Я ненавидел ныть, и вообще считаю это бесполезным занятием, но в эту минуту мне не оставалось ничего кроме, как надавить на жалость.
– Ангелин, ты же помнишь, что пару дней назад я только прилетел с другого конца страны. Перелет был не самым приятным, и джетлаг все еще дает о себе знать. – Я попытался изобразить кота из “Шрека”.
Геля рассмеялась.
– Убери эту рожицу, тебе не идет, – сделав паузу, она закатила глаза. – Ладно..
Я не дал ей договорить.
– Спасибо, – произнес я, изобразив жест “намасте”.
– Но прежде я тебя представлю одному человеку! – закончила Ангелина.
Я согласился. Слишком чопорный, на первый взгляд, дядя-бизнесмен оказался приятным в общении человеком, который действительно разбирался в искусстве и его продвижении. Обсудив несколько моментов возможного роста моей карьеры (по его словам), мы пожали друг другу руки и обменялись визитками.
– Тим, ты не мог бы меня подбросить до одного офиса? Он рядом с твоим домом, – спросила Ангелина.
– Слушай, – немного замялся я, – я собирался доехать до отца.
– А, хорошо, хорошо. Без проблем, поезжай, – она аккуратно дотронулась до моего плеча. – Сожалею, что так вышло.
– Да, спасибо.
Мысли об отце не покидали меня уже два дня. Когда я прилетел, мне позвонили из больницы, в которой, как оказалось, наблюдался отец. Врач сказал, что у него случился очередной приступ инфаркта. Очередной. Я даже не знал, что это случалось раньше.
После смерти мамы – шесть лет назад, – мы с отцом очень отдалились, потому что он не принимал то, чем я занимаюсь. Да и мне надоело слушать о старшем брате, который нашел достойную профессию и стал адвокатом. К тому же, у Миши уже была на тот момент семья – жена и сын. А что я? Художник, пытающийся пробиться в обществе. Уже двадцать шесть, а нет ни работы нормальной, ни семьи. Мне было проще уйти в свободное плавание, и не зависеть от отца и его денег.
Совсем без гроша за душой он меня не оставил, еще когда мы с братом были маленькими, они с мамой открыли накопительные счета на наши имена, поэтому у меня имелась приличная сумма. Которую я не решался тронуть до недавних пор. Я устал рисовать на заказ, а мои картины продвигались очень плохо, поэтому пришлось потратиться на взносы для выставок и аукционов, а еще и нанять Ангелину, которая теперь не хотела брать с меня денег, так как считала меня другом. Да и я тоже ее считал своим другом, она практически вытащила меня из кризиса. Я был ей обязан.
Что касается брата, с ним мы всегда хорошо ладили, разница в возрасте в четыре года позволяла нам понимать друг друга, хотя в подростковом возрасте не обходилось без синяков и ссор. Брат всегда был ближе к отцу. Даже квартиру купил недалеко от родительской. Я же отдалился и от него, ушел в себя. Какой же придурок. Почему нельзя было просто поговорить с отцом позже, когда уже все успокоились. А теперь мне остается только навещать его, наблюдая за его спокойным сном.
После звонка из больницы я сразу набрал Мише.
– Почему ты мне не говорил про инфаркты отца? – сразу выпалил я.
– Тим, послушай, – спокойно и устало начал брат.
– Мог бы хотя бы сообщение прислать, почему я не знал?
– Ты закрылся от нас, пропал из нашей жизни! Когда я тебе писал или звонил, ты либо отвечал через несколько суток, либо ссылался на занятость! – Миша уже почти кричал в трубку. Я понимал его злость. Затаив обиду на папу, я автоматически отвернулся и от брата.
– Сейчас не об этом, – уже мягче сказал я, чувствуя груз вины перед ними обоими. – С отцом все настолько плохо? – я растягивал каждое слово, будто боялся озвучить их вслух.
Несколько секунд брат молчал, потом послышался тяжелый вздох.
– Первый раз инфаркт случился два месяца назад, тогда все обошлось приездом скорой. Но все повторилось через месяц. Папу тогда положили на две недели в больницу. Результат был неутешительным, так как он давно не посещал врачей. Но ты знаешь отца, он упрямый. Отказался от дополнительных обследований и уехал домой. И вот итог.
Честно признаться, единственным, что тогда держало меня на плаву, был сон. После утомительного перелета я никак не мог восстановить режим, и спал максимум по пять часов – больше никак не получалось. Но сны, которые я видел, давали необходимый мне покой. Та девушка, Варя, одной своей улыбкой могла поселить тепло внутри меня. Пусть это была капля в море, но мне хватало, чтобы проживать новый день.
Погрузившись с головой в события прошлого, я вышел на улицу и направился к машине. Подойдя ближе, я заметил Фила, оперившегося о капот. Он улыбнулся и хотел что-то сказать, но заметив мое состояние, просто протянул руку, чтобы поздороваться.
– Я думал, ты в галерее, – начал я. – Геля сказала, что ты уже успел подцепить кого-то, – у меня получилось слегка улыбнуться.
– Геля, – с ноткой отвращение произнес друг. – Дурацкая форма имени. А насчет девчонки, была там одна хорошенькая. Но не для меня. В этой вашей сфере высокого искусства слишком все пафосные, – пожал плечами Фил.
– Ой, ой, ой! Просто так и скажи, что тебя отшили, – ухмыльнулся я.
– Заткнись, Тимоша, – Фил толкнул меня в плечо. – Ты куда сейчас?
– В больницу, – сухо кинул я и засунул руки в карманы джинс.
– Понял, – он опустил взгляд. – Тогда не задерживаю.
Я кивнул ему с благодарностью. Мне нравилось, что Фил никогда не лез мне в душу. Он просто всегда был рядом и умел поднять настроение.
Я почти сел за руль, когда Фил спросил:
– А на вечер какие планы? Я мог бы заглянуть к тебе. Посидим с парой бутылочек светлого.
Я согласился и сел в машину.
Мне нужна была небольшая передышка от вечной гонки за совершенством. Иногда я сутками не выхожу на связь, пытаясь создать картину, что сможет зацепить. Которая вызовет не просто восхищение от идеальных мазков и сложной композиции, а которая заставит сердце биться чаще и запустит мыслительный процесс в уме смотрящего. Смысл. Я везде искал смысл.
Слишком светлые коридоры, запах антисептика, спешащие врачи в своих белых халатах. Все угнетало. В подобных больницах я никогда прежде не бывал – не было нужды, – а в поликлиниках появлялся только если сильно заболевал и не мог сам вылечиться.
Поднявшись на лифте на шестой этаж, я прошел по длинному коридору и повернул направо. Тихо зашел в палату к отцу. Она была одиночной, а он мирно спал. Иногда мне казалось, что он уже покинул этот мир, но я гнал прочь эти мысли. Пусть между нами пропасть, выстроенная недоверием и злостью, но я не намерен ее увеличивать.
Я сел на стул, стоявший рядом с его кроватью.
– Привет, пап. – Мне странно было произносить эти слова человеку, который меня не слышал. Хотя может он слышит каждое мое слово, а может и каждую мысль. Он ведь сейчас в мире сновидений.