Двум смертям не бывать

Вовану показалось, что на его шее сжимается невидимое кольцо. Это могло означать только одно – конец. Второго провала Лучников ему не простит. Вован представил, что сегодня вечером его около подъезда будет поджидать чистильщик Пепел, и ему стало жутко. И все из-за какой-то паршивой бабы!

Странно, но еще недавно Алле Сырниковой казалось, что ее жизнь уже в прошлом, и в будущем ничего не ждет. Не будет нового, светлого, привлекательного, останется только то, что было вчера: дом, семья, ребенок. Ну, еще воскресные поездки на дачу летом и отдых с сыном в Карловых Варах на рождественские каникулы (у ее сына были проблемы с почками, и поэтому хотя бы раз в год его вывозили на лечение за границу). И еще недавно, каких-нибудь пару месяцев назад, жизнь Аллы была расписана на много лет вперед, и любви как таковой в этом пожизненном расписании отводилось минимум места – не более тридцати минут единожды в неделю.

Этого времени было вполне достаточно для того, чтобы ее утомлённый супруг успевал соблазниться ее фигурой, прикрытой добропорядочным пеньюаром в буржуазных кружавчиках, и ее волосами, аккуратно убранными перед ночью любви в две тощие крысиные косички. Ибо ничего другого в полусумраке супружеской спальни муж Аллы, банкир Алексей Сырников, не мог различить: невыразительное, точно тёртое ластиком, лицо на подушке, лоснящееся от ночного крема (того самого, который, согласно аннотации, «придавал коже недостижимую в природе выразительность», но зато напрочь убивал «сексопил» в его обладательнице).

Темнота в спальне маскировала брюзгливое выражение лица, тусклый взгляд, направленный куда-то вглубь себя – в момент, когда руки мужа пытались извлечь из равнодушного тела Аллы хотя бы искру любовного чувства, в ее мозгу напряженно крутились совсем не романтические мысли: «Надо бы к Вовкиной учительнице в школу зайти, он стал отставать по английскому… Надо бы Наташке позвонить, узнать, как они съездили в Париж… Не забыть записать Вовочку на приём к врачу… Скорей бы забрать из автосервиса машину, что-то там тянут с ремонтом…»

Причиной той болезни, последствия которой превращали некогда удачный со всех сторон брак в пустую, обременительную формальность, являлись десять лет супружеской жизни. Алла уже чувствовала себя старой развалиной, готовой к отправке в утилизацию. Она перестала следить за своей внешностью, интересоваться модой. Мужчины волновали ее постольку, поскольку они были связаны с мужем, или с сыном, или с ремонтом машины. А ведь когда-то все считали ее очень красивой… Это было так давно, кажется, сто лет назад…

В один прекрасный день, точнее, вечер ее застывшее, закостеневшее существование внезапно изменилось… Да так сильно изменилось, что Алла уже и не ощущала, на каком свете она живет – на том или на этом…

В течение всех десяти лет ее жизнь законной супруги преуспевающего банкира и матери семейства складывалась ровно и удачно. За Вовкой, любимым сынулей, ухаживала гувернантка, бешено дорогая особа, вся ценность которой состояла в том, что она гордо именовала себя «носительницей языка» и потому назначала за услуги двойную цену. На кухне хозяйничала домработница с лучшими рекомендациями. Муж до позднего вечера был занят на работе, олицетворяя собой поговорку «Время – деньги». Денег у него было действительно много, но на семью никогда не хватало времени. Что поделать, гармония денег и всего остального встречается гораздо реже, чем традиционный дисбаланс между желаниями и возможностями…

Семейство Сырниковых обитало в двухэтажном коттедже в экологически чистом районе столицы. Дом был снабжён охранной сигнализацией, комнаты ломились от современной техники и дорогих вещей. Рачительный муж часто дарил супруге драгоценности: он считал, что это хорошее вложение капитала, – не дешевые аляповатые поделки из ювелирных лавок, а произведения искусства, авторские работы, существовавшие в единственном варианте. Они продавались лишь на выставках, и каждая вещица обладала сертификатом, официально удостоверяющим высокую художественную ценность изделия, имя автора, вес в каратах и основные характеристики камня, пробу драгоценного металла, а также и его вес. Но Алла никогда не надевала свои драгоценности, потому что они хранились в специальной ячейке в банке вместе с сертификатами подлинности. Глупо было бы извлекать оттуда побрякушки на свет божий лишь для того, чтобы нацепить на себя и пройтись в них дома перед зеркалом.

Когда сынок Вовка достаточно подрос, его устроили в лицей для «особо одаренных» (читай – для «особо обеспеченных») детей, и у Аллы неожиданно образовалась уйма свободного времени. Сначала она целыми днями валялась в постели, наслаждаясь одиночеством, смотрела детективные фильмы и листала толстые романы, написанные дамами с заманчивыми заграничными фамилиями. В этих романах необыкновенные люди жили необыкновенной жизнью, испытывая совсем не совковые чувства, а те, что назывались обжигающим словом «страсть». Алла, вышедшая замуж более по настоянию родителей за сына их знакомого, чем по собственному решению, таких чувств не испытывала никогда. Поэтому ей казалось, что жизнь чем-то обделила ее. А ей так хотелось наверстать пропущенные уроки!

Все началось так незаметно, невзначай… В одном из бутиков, куда она заглянула в поисках новогоднего подарка для мужа, она неожиданно встретила свою старую подругу. Настолько старую, что даже не узнала ее…

В тот вечер нагруженная покупками Алла стояла возле прилавка и напряженно размышляла, подойдёт ли к новому костюму Алексея этот роскошный, в павлиньих разводах, галстук за двести долларов. От напряженной мыслительной работы у нее даже заболела голова, заломило виски. Продавщицы бутика порхали вокруг, как навязчивые мотыльки, привлечённые светом лампы в ночи, и наперебой предлагали галстуки еще более немыслимых расцветок и фасонов. С кем бы посоветоваться?.. Алла не доверяла мнению продавщиц, ведь она была опытной покупательницей, ее на мякине не проведешь. Она знала, что угодливые девушки из дорогих магазинов готовы на всё, только чтобы впарить покупательнице вещь подороже. Они готовы назвать мокрое сухим, а черное белым и способны убедить в этом даже Фому неверующего.

Алла растерянно оглянулась. Несмотря на приближающуюся новогоднюю «сейломанию», народу в магазине было немного: симпатичная девчонка лет двадцати в вязаной шапочке просто любовалась дорогими, пока недоступными ей вещами, старушка в потёртой песцовой шубе, слюнявя пальцы, отсчитывала купюры, расплачиваясь за купленные перчатки со скидкой своему преуспевающему сыну, обеспеченный господин с любовницей, на лице которой отражалось незаконченное среднее образование, примерял пальто. И наконец молодая женщина с высокомерным выражением на холеном лице небрежно перебирала костюмы рукой в изящной перчатке. Ее внешний вид выдавал безупречный вкус и пристрастие к дорогим вещам.

– Простите, – обратилась Алла к ней. – Как вы находите этот галстук?

Незнакомка, волосы которой были убраны под маленькую кокетливую шляпку, надменно произнесла:

– Ничего особенного… Обыкновенная безвкусица под вывеской «от кутюр». Именно поэтому мне больше по душе Армани…

Она отвернулась, но в ту же секунду, точно ужаленная неожиданным воспоминанием, вновь обратила к Алле удивлённое, неуловимо изменившееся лицо. Высокомерное выражение неожиданно исчезло, уступив место робкому узнаванию, сомнению, колебаниям и, наконец, бешеной радости, сметающей все барьеры.

– Алка, ты?! – неожиданно закричала незнакомка, бросаясь навстречу с распростёртыми объятиями.

Но, заметив недоумение в глазах Аллы, она остановилась и с обидой произнесла:

– Ну, Кутепова, ты даёшь! Десять лет за одной партой просидели, а ты теперь нос воротишь…

Алла свела брови. Десять лет… За одной партой… Неужели…

– Да это же я, Ира! – напомнила женщина в шляпке. – Слушай, а ты изменилась… Где твои черные очи, соболиные брови, Кутепова? Да по тебе же полкласса умирало!

– Ира, ты? – несмело произнесла банкирша.

Всё, что относилось к ее прежней, дозамужней жизни, теперь казалось ненастоящим, чем-то бывшим не с нею. К тому же стоявшая рядом черноволосая красавица с матовой кожей и строгим египетским лицом была совершенно не похожа на белобрысую соседку по парте Иру с невыразительными белесыми глазами и бесформенным ртом вечной плаксы.

– Ну наконец-то узнала! – радостно отозвалась Ира. – А я уж думала, придётся школьные фотографии доставать, чтобы освежить твою память… Всё равно глазам не верю! Кутепова, ты ли это?

– Я теперь не Кутепова, – напряженно улыбнулась Алла. – Я Сырникова.

Ей внезапно стало стыдно за свое уставшее лицо без малейших признаков косметики, пальто по прошлогодней моде и огромные пакеты с подарками.

– Поздравляю! – Демонстрируя откровенную радость, Ира обняла подругу за плечи. По воздуху пронеслась пряная волна дорогих духов. – Слушай, нашу неожиданную встречу необходимо отпраздновать. Пойдём ко мне?

– Ой, я… – смутилась Алла. – Я не могу…

– Почему?

– Мне скоро сына из лицея нужно забирать, уже поздно.

– Ну, тогда давай встретимся завтра. Если хочешь, давай у тебя. Ты где живёшь?

– У нас коттедж в Митине.

– О, а ты отлично устроилась, подруга… И кажется, не бедствуешь!

– Ты, по-моему, тоже! – парировала Алла, чувствуя, что ее просто распирает от желания похвастаться перед подругой своей обеспеченной жизнью, и в то же время страстно завидуя ухоженной красавице.

– Да! – небрежно махнула рукой подруга. – Не жалуюсь… Мой муж – руководитель финансовой корпорации. И любовник – начальник охранной фирмы. Всё как полагается!

К их разговору уже прислушивались заинтересованные продавщицы, уставшие от вынужденного безделья.

– Значит, я завтра подъезжаю к тебе, – покровительственно заявила школьная подруга. – Поболтаем, выпьем за встречу. А вот это… – Она наклонилась над стеклянным прилавком и небрежно указала перчаткой на радужный галстук, выбранный Аллой. – Эту дрянь не бери… Не волнуйся, давай я свожу тебя туда, где нормальные люди покупают нормальные вещи… Пока!

Махнув на прощанье рукой, она вспорхнула и исчезла в растворенных дверях, как бабочка, которую вынес порыв сильного ветра.

«Но как изменилась Ирка! – размышляла Алла, вспоминая по дороге домой гордую посадку головы школьной подруги, ее уверенность. – А была такой робкой, такой некрасивой… Кто бы мог подумать! Неужели это она? Совершенно не похожа сама на себя! Кажется, будто какая-то незнакомка приняла меня за свою подругу. Нет, это ерунда, – неожиданно встряхнула она себя. – Ведь она назвала мою девичью фамилию. Это действительно та самая Ирка, которая списывала у меня контрольные по алгебре. Просто немного косметики и дорогая одежда меняют так, что мама родная не узнает. Ведь меня-то она узнала!»

После встречи с одноклассницей Алла почувствовала растерянность. Появился повод взять себя в руки, чтобы отвлечься от семейной жизни и позаботиться о себе.

Она приблизилась к зеркалу в спальне. На нее смотрела бледная, преждевременно увядшая женщина, давно махнувшая на себя рукой.

– Ну уж какая есть! – неожиданно, с обидой, произнесла Алла вслух, а потом упала в кресло и беззвучно зарыдала.

После нескольких истерических всхлипываний она взбодрилась, вытерла слезы и принялась убеждать себя в том, что это обычная реакция перед критическими днями, а в целом у нее замечательная жизнь, любящий муж и гениальный сын. С запоздалым сожалением она вспомнила, что забыла дать вновь обретённой подруге свой номер телефона, который не значился в обыкновенных телефонных справочниках (за сходную цену он попал в разряд VIP-номеров, закрытых для широкого доступа), и, значит, их запланированная встреча не состоится…

Свое смутное беспокойство относительно неожиданной встречи она честно отнесла за счет женской зависти. Всё же какой красавицей стала Ирка!

Мужу в тот вечер она ничего не сказала.

Декабрь, 1998 год

В деревушке Ундервельт, что расположена в кантоне Ури в отрогах Лепонтинских Альп, Швейцария, перед Рождеством намело сугробов чуть ли не вровень с домами. Величавые пики гор сияли на солнце голубовато-розовым светом, стройные ели стояли навытяжку, как солдаты, прижав оснеженные руки по швам. Несколько аккуратных домиков притаилось на дне широкой долины, на берегу быстрой и говорливой летом речушки.

Зимой очень часто деревушка Ундервельт оказывалась отрезанной от внешнего мира из-за обильных снегопадов, покрывавших дороги метровым слоем снега, и тогда добраться сюда можно было только на вертолёте. Порой сообщение с внешним миром прерывалось на несколько недель, поэтому местные жители всегда имели в запасе достаточное количество съестных припасов и свечей на случай отключения электричества. Что поделаешь, горы!

Альпийская деревня состояла из нескольких десятков домов и небольшой часовни, приютившейся у подножия пологого плато, которое плавно поднималось вверх и постепенно переходило в скалистые пики горной гряды. И вся эта деревня жила и работала только для того, чтобы обеспечить жизнедеятельность школы Святой Анны. Это было огромное средневековое здание, самое представительное в посёлке. Мрачная громада, отгороженная живой изгородью кустарника, грозным бастионом высилась над долиной, а узкие бойницы окон настороженно взирали на окрестности.

Школа Святой Анны была закрытым пансионом, в котором учились отпрыски обеспеченных родителей, чьи доходы позволяли платить несколько десятков тысяч долларов в год за обучение ребенка. В эту школу принимали только по рекомендации. При поступлении дети проходили строжайшее тестирование на предмет психологической устойчивости и отсутствия дурных наклонностей. Заведующая пансионом, уроженка Эльзаса мадам Рози Штайн, гордилась тем, что в стенах вверенного ей заведения когда-то провел целых полтора месяца один из наследных английских принцев. Когда она перечисляла всех своих знаменитых учеников, глаза ее восторженно закатывались, а руки начинали заметно дрожать.