Ловец Душ

Ловец Душ
Светлана Весельева

Возвращаясь домой холодной октябрьской ночью в скором поезде, Михаил знакомится со старым шаманом. Шаман предлагает исполнить мечту Михаила об обеспеченной жизни. Взамен старик просит пять последних лет жизни Михаила. Договор заключён. Однако, когда пришло время расплаты, Михаил решает обмануть древнее колдовство.

Светлана Весельева

Ловец Душ

Часть 1. Михаил.

Поезд мчался сквозь ночь. Мелькали в темноте чёрные силуэты деревьев. Иногда вспыхивали и гасли огни придорожных деревень и городов. В купе тускло и желто светила лампочка, роняя круглое световое пятно на столик. Было тихо. Казалось, что поезд мягко покачиваясь, несётся из Ниоткуда в Никуда и нет этому пути конца. За столиком сидел мужчина лет сорока пяти, в тёплом свитере. Напротив, прислонившись к стене, дремал старик в меховом жилете. Коричневое от времени лицо старика было сплошь расчерчено тонкими морщинами, словно паутиной. Мужчина нервничал, это не давало ему спать. Постельное бельё с подушкой рулоном лежали на краю полки. Он суетливо копался в сумке, перебирая её содержимое.

– Эй, дед, – позвал мужчина, прерывая раздражающую его тишину. – Не хочешь маленько для сугреву?

У него был простуженный, чуть с хрипотцой голос. Мужчина достал из сумки бутылку водки и пластмассовую зелёную кружку. Старик открыл глаза. Взгляд его скользнул по бутылке и обкусанным ногтям на руке, держащей эту бутылку.

– Я не пью спиртное. И тебе не советую. Печень у тебя никуда не годится, – отозвался он и придвинулся ближе к столику, вынырнув из полумрака в жёлтый свет.

Старик немного растягивал слова. Его голос звучал тихо, певуче.

У старика были узкие чуть раскосые глаза и редкие седые волосы.

– Почему ты решил, что печень у меня больная? – спросил мужчина. Ему было всё равно, что там решил себе старик. Не хотелось сидеть в тишине. Но бутылку он не раскупорил, поставил на столик.

– Глаза твои об этом говорят, – сказал старик. – Больные у тебя глаза.

– Это от недосыпа они так говорят. К тёще ездил. Врач позвонил три дня назад, сказал инсульт. Должна была помереть к утру. Мы с женой на самолёт и полетели. Весь рейс трусился как Каштанка. Боюсь летать, всё кажется, что сейчас крылья оторвутся и рухнем. Самолёт ещё какой-то попался маленький, допотопный. Какой-то дурацкой авиакомпании… Херак Авиа… Ну или похоже. Пока долетел, во всех грехах успел раскаяться и во всех богов уверовать. А тёща оклемалась. Вот у кого здоровье! Девятый десяток разменяла. Третий инсульт пережила. А хоть бы чё! Я на поезд и домой. На работу надо. И дети одни. А жена там осталась присмотреть, пока выпишут. Столько раз к себе звали, а тёща не хочет, – в голосе мужчины звучала досада и раздражение.

Руки его требовали какой-то деятельности. Мужчина взял со стола пластмассовую кружку и стал её рассматривать, протирая пальцами край.

– Тёща твоя тебя переживёт. Зря ты на её жилплощадь рассчитываешь, – тихо сказал старик и улыбнулся, обнажая редкие потемневшие зубы.

– Как это переживёт? Да ей лет уже… Смерть поссать отпустила. Как она меня переживёт? Ты что, ясновидящий? – усмехнулся мужчина.

Тёща держалась за жизнь мёртвой хваткой. Она путалась в воспоминаниях, жаловалась на отёки, давление и нервы, но упорно не освобождала трёхкомнатную квартиру. Пару раз в год у тёщи случался очередной приступ и надо было мчаться к ней, чтобы успеть попрощаться. И каждый раз тревога была ложной.

– Я яснознающий. Я шаман, – тихо и просто ответил старик, как будто это должно было всё объяснить.

– То-то я смотрю глаза у тебя узкие. Ты калмык? Или башкир? – мужчина снова потянулся за бутылкой, намереваясь раскупорить её. Разговор пошёл, пора было разливать. Хотелось залить досаду. Он уже нашёл покупателя на квартиру, а хозяйка опять показала кукиш. Вот же вредная баба!

– Я монгол, – уточнил старик и снова улыбнулся тонкими губами. Его чёрные глаза смотрели внимательно, словно пытались прочесть мысли попутчика.

– А говоришь чисто, без акцента, – отпустил комплимент мужчина. Старик казался ему глуповатым. Но это ерунда, им не теоремы тут доказывать. А то, что дед «с приветом», так ему по возрасту уже положено.

– Давно живу, научился, – сказал шаман.

– Меня, кстати, Миша зовут, – протянул мужчина руку через столик.

– Что же ты, Миша, так запросто чужому человеку своё имя называешь? А если человек злой? Порчу наведёт. Или душу твою в рабство заберёт, – сделал замечание старик. На рукопожатие он не ответил. Ну и пёс с ним! Может, у них, у шаманов так принято.

Михаил засмеялся в ответ на поучения старика. Вагон мягко покачивался, колёса отстукивали своё вечное «чух-чух». Белые занавески на окне отделяли жёлтый уют купе от беззвёздной октябрьской ночи. Почему-то отступила тревога. На душе вдруг стало легко, как будто что-то изменилось в его жизни прямо сейчас.

– Дед, ну какая порча в век космических технологий? Тебя-то, как звать? – спросил он.

– Так и зови, дедом. Можешь шаманом, если хочешь, – ответил попутчик.

Старик положил руки на столик. У него были длинные пальцы, обтянутые тонкой коричневой кожей. Он весь напоминал высохшую ожившую мумию. А одежда на нём была самая обычная, современная, только не по размеру. Как будто с чужого, более широкого плеча.

– А почему ты не в перьях и цацках? И где твой бубен? – Михаил поднял руки над головой, имитируя удары по бубну, и закатил глаза для достоверности образа.

– Цацки, как ты говоришь, нужны для общения с духами. А с живыми людьми можно и так. Пока глаза живые, в них можно душу прочесть. Зачем мне бубен? Я и так про тебя всё знаю. И про твою жизнь, и про мечты, и про проблемы, и про твоего демона, – улыбаясь ответил шаман.

– Про демона? У меня и такое есть? А куда ты едешь, шаман? – спросил Михаил. Старик забавлял его.

– Должок взыскать. Задолжал мне один хороший человек, а это нехорошо. Вдруг смерть случится, а он дела земные не завершил. Плохо это. Вот еду. Душу его спасать, – старик снова растянул тонкие губы в улыбке.

По выражению его лица не было понятно, шутит дед или говорит серьёзно. Что-то было в нём неправильное, но что Михаил не мог понять.

– Чудные ты вещи говоришь. Значит, не будешь водку? Ну а я, пожалуй… Подумаешь печень… Один раз живём. Здоровым умирать обидно. Так что хай с ним, с Марусем… – Михаил принялся раскупоривать бутылку.

– Лучше попробуй моего чаю, – торопливо предложил шаман и достал из своей сумки термос. – На травах и хвое. Здоровье укрепляет, бодрит, разум очищает. Твоя простуда вмиг пройдёт. Давай твою кружку.

Шаман налил в пластмассовую кружку пахнущую хвоей тёмно-коричневую жидкость. Аромат леса заполнил купе. Михаил сделал глоток.

– Фу, ну и гадость! Горький, пить невозможно, – скривился он. Горячая горькая жидкость обожгла язык. Вяжущее послевкусие неприятно сковывало рот. Михаил почавкал губами, пытаясь избавиться от противного вкуса.

– Да это только два первых глотка. Пока чай с тобой знакомится. Ты пей, не бойся. Вот, закуси пирожком. Ты таких не ел, с зайчатиной, – сказал шаман и потянулся в сумку за пирожками.

На столе появился свёрток. Шаман вытащил из прозрачного пакета обёрнутые газетой пирожки. Михаил взял один и откусил большой кусок, стремясь заесть горечь шаманского чая.

На развёрнутом газетном листе, покрытом жирными пятнами, он увидел объявления по продаже недвижимости и привычно пробежался по ним взглядом. Выше располагались объявления услуг: «Стрижём котов. Качественно. ООО «Стригущий лишай». Основную часть газетной страницы занимала фотография молодой девушки в купальнике на фоне большого дома. Девушка лежала рядом с бассейном и улыбалась неестественно большими губами. Михаил полюбовался объёмной грудью красотки, скользнул взглядом по изображению роскошного особняка. Он сдвинул пирожки со статьи, чтобы лучше рассмотреть снимок. Кто это? Певица? Подружка олигарха? Обеспечить себя в юном возрасте такой бессовестной роскошью можно только через постель. Интересно, чью? Михаил прочёл кусок статьи.

– Вот где в этой жизни справедливость? – спросил он, запихивая в рот полпирожка и продолжая негодовать с полным ртом. – Этой соплюхе двадцать пять. А она известная писательница. Смотри, какой особняк. Бассейн как для сборной по плаванию. Сиськи тоже под заказ. Зачем ей столько денег? На что способна в эти годы фантазия, кроме как себя силиконом накачивать?

– Как видишь, её фантазия способна заработать много денег, – усмехнулся шаман. – Ты чай-то пей, остынет.

– И ведь на чём зарабатывает? Какой это труд? Я на стройке горбачусь и в жару, и в холод. А денег всё равно нет. А она романчики строчит, фифа силиконовая. Сидит в тепле и уюте с видом на море и клацает по клавиатуре. А прислуга ей кофе носит, – возмущался Михаил. Он потянул к себе газету и взял следующий пирожок. – Смотри, какая машина в углу фотографии. Я свою первую машину купил, когда уже двоих детей имел. Консервная банка с гвоздями, чудом ездила. Я под ней лежал чаще, чем жена подо мной. Я бы тоже так хотел, как эта фифа! Что за труд сидеть дома и книжки писать? Автографы бы раздавал. Фотки своих особняков во все соцсети и газеты посылал.

– Известности хочешь? – спросил шаман, подливая масла в огонь. – Славы?

– Кто её не хочет? – возмущённо воскликнул Михаил. Внутренности так и кипели от праведного гнева. Хотелось ввернуть самое грязное ругательство, на которое Михаил был способен, чтобы выразить степень своего несогласия с распределением жизненных благ. Но при старике почему-то было неловко. Впервые в жизни.

– Тщеславие, – улыбнулся старик и одобрительно покачал головой. – Мой любимый грех.

– Вот только мораль читать не надо, —разозлился Михаил.

Сейчас дед начнёт учить его, как важно быть бескорыстным и думать о вечном. Снова вспомнилась тёща с её квартирой. Стало стыдно и противно. Хотелось выплеснуть злобу. Зачем он вообще разбудил старика? Пил бы себе один, уже бы успокоился.

Михаил отпил немного чаю, проталкивая кусок пирожка. Шаман не соврал. Теперь напиток не казался горьким. Он уютно пах хвоей и лесными ягодами, отдавал чабрецом и немного апельсиновой коркой. Горячая жидкость согрела внутренности. Возмущение чуть ослабло. Чего он, собственно, завёлся? Семья не голодает, летом на море ездят. Не хуже, чем у всех. Только мало этого было! Надо было как у этой девчонки. Надо было особняк, крутую машину, всеобщее почитание и её, вот эту самую грудастую писательницу.