Земля забытых фантазий

– Кому он нужен, этот пирог? В доме скатертей-самобранок на любой вкус. Разверни ту, что десерты готовит и ешь свои пироги, – обиженно заявила Лиза.

– Мала ещё с отцом так говорить, к себе иди! – прикрикнул Фёдор. Васька захихикал и высунул язык, дразня сестру. Тяжёлая отцовская рука тут же опустилась на его затылок, Васька ойкнул, зубы его клацнули.

– Оставшись без людей, волшебные сущности стали развиваться самостоятельно, – затараторил он. – Пап, а домовой – это волшебная сущность или суеверие?

– Вы же на прошлой неделе классификацию проходили, – напомнил отец, взявшись за ложку. – Забыл?

Васька уткнулся в учебник.

– А Васька смотрел передачи для взрослых по серебряному блюдечку, – сдала его сестра перед тем, как хлопнуть дверью.

Фёдор посмотрел на закрытую дверь. Пора было отдавать Лизку замуж. Девка выросла кровь с молоком. В голове ветер. Парни в деревне так и пускали слюни, когда она, гордо задрав подбородок, проплывала мимо. А почтения к старшим в девчонке никакого. Так и норовит всё сделать по-своему. Намучается с нею свекровь.

– Это правда? Ты смотрел взрослые передачи? – нахмурился отец, посмотрев на Ваську.

– Да я про китов только… У них ведь бывает период размножения. А что, если те киты, что держат нашу землю, надумают размножаться? – покраснел Васька. – Тогда весь наш мир перевернётся? А вдруг это произойдёт скоро? Ведь сейчас весна. Мы тогда умрём? И я?

Фёдор вздохнул. Васька был очень похож на него самого в детстве. Такой же любопытный и упрямый. Раздавая ему воспитательные подзатыльники, Фёдор иногда думал, что он сам себя лупит. Отцу Фёдора тоже приходилось краснеть перед Ягой Антоновной за сыновы проказы. Фёдор рос в традиционной семье домовых. Отец держал большое хозяйство, приучал к труду многочисленное своё потомство. Мать его с утра до ночи была при деле: хлеб пекла, одёжу детям шила, в огороде возилась. А как она рукава да подолы вышивала красными крестиками – залюбуешься! Фёдор часто вспоминал своё детство, братьев-сорванцов, тёплые натруженные материнские руки, рыбалку с отцом и коврики домотканые на полу…

Когда Фёдор вошёл в пору жениховства, познакомился он на болотах с кикиморой Любашей. Ох и девка была! Смелая и своенравная. Тело упругое, как наливное яблочко. Рубаха на груди так и норовила лопнуть с хрустом. Статная, высокая, глазища зелёные под чёрными бровями… Коса зелёная до самых колен висела. Такая у них с Фёдором любовь приключилась, что зверьё лесное разбегалось по норам, чтобы сраму случайно не углядеть.

Мать Фёдора как узнала, что он в невестки ей кикимору вести собрался, так и слегла. Плакала днями напролёт. Кто ж себе жену из кикимор берёт? Они к хозяйству не приспособлены. Вон в конце деревни Семён Косой женился на такой, так через три года и запил с горя. Даром что красива, кому она нужна эта красота? Щи ею не заправишь и на стол не поставишь! Отец тоже был против. В его роду домовые от самого сотворения чистой породой гордились. Так и женились на своих. Потому хозяйство их было крепким, а потомство многочисленным. Привести невестку против воли родителей в отцовский терем Фёдор не мог. Решил свой строить и отделяться.

Деревня Лукошкино издревле населялась семьями домовых. Стояла она на высоком берегу широкой и ленивой реки Синей. Терема в деревне сплошь были двухэтажные, крепкие, богато украшенные резьбой. Сады и огороды всегда давали урожай, даже в самый плохопогодный год. Каждый домовой держал большое хозяйство. Зажиточная была деревня. А всё потому, что никто так не умеет с домашним хозяйством управляться, как домовой. Иногда Фёдор думал о том, что люди теперь вынуждены сами заниматься хозяйством, без поддержки домовых. Как они справляются?

Фёдор тогда взял у соседа пять цыплят породы Ряба. Куры эти несли по три-четыре золотых полновесных яйца в год. Уход, правда, за ними требовался сложный и постоянный. Куры в еде были привередливы. Чуть что не по ним – ложились на спину, растопыривали когтистые лапы и демонстративно дохли, надрывно и протяжно испуская дух. В деревне мало кто с ними связывался: стоили цыплята дорого, хлопот было много, а прибыли можно было и не дождаться. Фёдор обещал соседу два яйца за цыплят, когда начнут нестись. Поселил птенцов в тёплом сарае, сенца им свежего в гнездо положил. Кормил с ладони, гладил по мягким пёрышкам. Рябы и выросли в заботе и ласке. Два первых яйца Фёдор соседу отдал, остальные на монетный двор в город свёз, обменял на деньги по государственному курсу и начал строиться.

Свой терем Фёдор поставил возле леса. Чтобы жене будущей ближе было к родне в гости ходить после свадьбы. Высокий получился терем, просторный. Будет, где детишкам резвиться. Окна резными ставнями украсил, порожки огородил перилами с завитками. Мечтал Фёдор о том дне, как войдёт в дом молодая жена, как заживут они ладком, хозяйство разведут, детей народят. Свадьбу сыграли шумную да пьяную. Гости столько пели и плясали, что на гуслях-самогудах лопались струны.

Первый год семейной жизни прошёл в любовном угаре. Потом Лизка народилась. От отца Лизе достались пшеничные густые волосы и синие глаза. В остальном девочка росла настоящей кикиморой, как её мать: к хозяйству непригодная, упрямая и капризная, одни наряды на уме. А через несколько лет Васька родился. Тот уж был копией отца: коренастый, вдумчивый, живность любил.

А Любаня сказала, что рожать больше не будет. Косу отрезала и волосы в чёрный цвет покрасила. Готовить так и не научилась. Выписала по серебряному блюдечку кучу скатертей-самобранок, на любой случай. Как Васька в школу пошёл, Любаня открыла в городе салон красоты и улетала в ступе туда на весь день. Бизнес есть бизнес. Фёдор молча вздыхал. Права была мама, когда плакала о не испечённых хлебах и не вышитых невесткой рубахах.

Фёдор не жаловался. Но иногда ему до боли в сердце хотелось, чтобы Любаня надела вышитую рубаху и сарафан, вместо новомодных платьев. Чтобы поставила тесто на пироги с грибами или малиной. И чтобы коврики на полу домотканые… И детей ему хотелось ещё бы пять-шесть.

Иногда Фёдор сам ставил тесто для хлеба в деревянной кадушке. Накрывал его любовно рушником. Тесто ведь живое и если не дать ему ласки и тепла, то хлеб получится низкий и тяжёлый. Фёдор вставал ночью, чтобы обмять руками лезущее из кадушки тесто. Утром он топил печь, когда рассвет ещё только-только розовил небесную кромку. А потом ставил хлеб в печь, приговаривая древний заговор, с каким ставила в печь хлеб его мать. И хлеб у Фёдора всегда удавался. Соседи открывали окна, чтобы впустить в дома румяный, с поджаренной корочкой аромат свежего хлеба. Аромат плыл в туманной дымке, мешался с петушиным рассветным кукареком и запахом зеленеющих садов. Фёдор отламывал горячую горбушку, обильно натирал её молодым чесноком и посыпал солью. Наливал из глиняного кувшина холодное молоко. Откусывал тёплый хлеб, запивал молоком и жмурился от удовольствия, как кот на солнцепёке.

От запаха просыпалась Любаня. Она приходила на кухню босая и растрёпанная. В её чёрных волосах за ночь отрастали зелёные листья. Они у всех кикимор в волосах росли. Даже у Лизки, хоть волосы её и не были зелёными от рождения. Любаня молча отщипывала кусочек мякиша, жевала. Потом доставала из шкафа салфетку для утренних завтраков, расстилала её на столе. На салфетке появлялась чашка с горячим новомодным кофе. Фёдор однажды пробовал эту горькую коричневую жижу и не понимал, почему Любаня повторяет эту пытку каждое утро. Любаня пила кофе молча. Она не любила утро. Потом она шла приводить себя в порядок. Становилась перед большим зеркалом и властно требовала: «Свет мой зеркальце, скажи…»

Матовая поверхность зеркала переливалась и начинала воспроизводить отражение. Раздавалось тихое хихиканье.

«Посмейся мне тут! Заставлю перечислять кто на свете всех милее в алфавитном порядке!» – грозила Любаня. Зеркало переставало хихикать, а Любаня принималась выдёргивать из волос наросшие там за ночь листья.

Потом все разбегались по своим делам. Любаня – на работу в город. Садилась в ступу и летела выше всех. Лихачила. Васька уходил в школу за знаниями и очередным синяком под глазом. Лизка упархивала на какие-то курсы или к подружкам. Школу она закончила, а замуж ещё не пристроили. Вот и маялась от чрезмерной свободы. К шестнадцати годам Лизка расцвела и по праву считалась первой красавицей на деревне. Только вот матери отговаривали своих сыновей от женитьбы на кикиморе. Можно было отправить Лизу в город, продолжать учёбу. Но её желание учиться растворилось в воздухе вместе с серебристым звоном школьного выпускного колокольчика. Мать Фёдора укоризненно качала головой, глядя на внучку.

Фёдор после завтрака шёл на конюшню. Сначала он разводил коньков-горбунков на продажу. Городские их хорошо брали. Коник компактный, умный, может летать при надобности. Потом, когда мода началась на стихописание и картиномалевание, стал разводить Федор пегасов. Крылатые кони были своенравны и вдохновение несли только при тщательном уходе. Могли долго капризничать и настаивать, чтобы поэт сначала неделю внимательно пялился на пустой лист, прежде чем нагоняли на него вдохновение своими крыльями. Приручить пегаса удавалось не многим, поэтому шедевры рождались редко. Пегасы сначала пользовались спросом, но потребность в них быстро кончилась. Стишками особо не заработаешь, а жрёт эта скотина как полноценный конь. На днях доставили Фёдору двух единорогов. Заморские кони были белоснежного цвета с длинными золотыми рогами во лбу. Гривы у них были шелковые, копытца золочённые. Фёдор пока не придумал, кому продавать это диво и зачем они вообще сдались. Так взял, на пробу. Красивые уж очень. Приглядывался он и к кентаврам. Но Лига Защиты Прав Меньшинств ещё не пришла к окончательному решению и не знала, относить ли кентавров к людям или к лошадям. Фёдор тоже не знал.

Лизина светёлка была отделана в розовых тонах: весёленькие розовые в цветочек занавески, розовые салфеточки, розовое покрывало и розовые наволочки на подушках. Множество мягких игрушечных зверюшек сидело, висело и лежало по всей комнате. Лиза уже не считала себя маленькой, но избавиться от игрушек не могла. Большое зеркало в розовой раме было самым часто используемым предметом в интерьере комнаты. Если бы зеркала могли спускаться ночью в пустую кухню, чтобы попить чаю после трудового дня и посплетничать о владельцах, Лизино зеркало оставалось бы в комнате, сославшись на жуткую усталость. Стоило Лизе оказаться в своей комнате, как зеркалу тут же находилась работа.

– Свет мой зеркальце, скажи, какой у меня рейтинг в нашей деревне? – девушка перекинула косу через плечо и провела по ней рукой. Коса у Лизы – загляденье! Волосок к волоску, густая, с золотым переливом, по всей длине толстая. Не то что у Катьки: не коса, а охвостье какое-то.

– Первая красавица, – привычно отозвалось зеркало.

– А в городе? Нет, нет, не говори… В прошлый раз перечисляло пять часов, – она взяла с комода серебряное блюдце и золотое яблочко, легла на кровать. – Катись золотое яблочко по серебряному блюдечку, покажи мне новый фильм Бабая, про Настоящих Мужчин.

Яблочко стало крутиться по блюдечку и скоро на его дне появилась чаща лесная, непролазная во всех подробностях. Из чащи торчали горные пики. Бархатный мужской голос за кадром мистическим тембром заговорил: «В самом сердце Центрогорья, там, где не ступала нога живого существа, расположено поселение Настоящих Мужчин. Никто ещё не проникал в него. Настоящие Мужчины никогда не выходят за пределы поселения. Это рождает множество домыслов, говорят даже, что их вовсе не существует…»

Голос лился и обволакивал. Лиза никогда не видела, как выглядит Бабай, снимавший мистические документальные фильмы, но голос его будил в Лизе что-то взрослое и любопытное. Она могла слушать его часами. Лиза пересматривала каждый фильм по многу раз и мечтала однажды посетить все эти удивительные места, о которых рассказывал Бабай.

Настоящие Мужчины никак не общались с жителями Земса, не вели торговлю. Их территория была закрыта для других обитателей. Самвсевидал категорически отрицал возможность такого поселения. В учебниках географии других стран об этом поселении тоже не упоминалось. Дело в том, что Настоящие Мужчины не были совсем уж изгнаны из человеческого мира. Иногда человеческие женщины выдёргивали их из забытья своими мечтами, а потом возвращали, проштампованных как «все мужики козлы».

Иногда чей-то юный мозг, переевший любовных романов, вдруг начинал верить в существование Настоящего Мужчины. Тогда, где-то в центре Центрогорья, мужчина стирал с себя штампы и татуировки, оставленные предыдущей владелицей. Снимал ярлыки. Натирал мягкой тряпочкой свои рыцарские доспехи, брал букет белых роз, придавал взгляду загадочную томность и поселялся в сердце юной мечтательницы. Потом, через годы и множественные попытки найти этого самого Настоящего среди обычных, она избавится от мечты о Настоящем, вернув мужчину обратно, увешанного ярлыками типа «все мужики одинаковы», «все мужики козлы» и прочее. Возможно, ещё оставит пыльный след своей изящной туфельки на сверкающем доспехе пониже спины рыцаря.

Мечты о Настоящем Мужчине свойственны женскому полу в любом уголке Вселенной. Но ни одна женская особь во Вселенной не может объяснить, что же это такое – Настоящий Мужчина и чем он принципиально отличается от обычного мужика. Потому жители закрытого поселения Настоящих Мужчин останутся потерянными во Вселенной, но без конца востребованными до тех пор, пока существует хотя бы одна женщина.

В комнату дочери заглянула Любаня.

– Лиза, твои заказы пришли, – она бросила на кровать большой свёрток. – Закажи мне молодильных яблок с доставкой, а то кончаются. И заканчивай бездельничать. Помоги мне на стол накрыть, ужин скоро.

– Угу, – отозвалась Лиза. Чего там помогать? Скатерть на стол расстелить? Лиза вздохнула, поставила фильм на паузу. – Катись яблочко по серебряному блюдечку, покажи мне ярмарку заморскую… Заказать молодильные яблоки, один комплект с доставкой, – сделала заказ Лиза.

После того как на почте стали использовать летучие корабли для доставки из-за границы, заказы стали приходить быстро. Раньше, когда их доставляли вручную (правильно было бы сказать «вножную»), посылку можно было ждать годами. Ковры-самолёты оказались ненадёжными, с них вечно соскальзывали и терялись посылки.

Почта за последние годы сильно изменилась. Говорят, Его Величество Кощей Бессмертный поставил во главе почтовой службы бывшего генерала. Уж за какие проступки Лиза не знала, но доставка с тех пор стала работать быстро. А раньше-то, как было? Почту доставляли почтовые голуби. Разносили письма и поздравительные открытки. Голубь – птица мелкая, посылку ей не потянуть. Пришлось одному такому голубю как-то доставлять любовное письмо с предложением руки и сердца. Пылкий влюблённый не смог уложиться в обычное письмо в полстраницы и накатал целую повесть, еле в конверт влезла. Голубь с этим посланием и взлететь не смог. Так и тащил волоком до счастливой влюблённой. Пока дотащил она уже и замуж за другого вышла и троих детей родила. Скандалище был! До самого Кощея дошли с претензией на медленную доставку. Ну царь-батюшка и принял меры, жить ему Бессмертному многие вечности и не кончаться.

Лиза развернула пакет и принялась рассматривать обновки. Там лежал брючный костюм из самого мягкого голубого шёлка, который только доводилось трогать Лизе. Не просто брючный костюм, а женский брючный костюм. Рубаха во всю длину была вышита розовыми драконами и экзотическими цветами. Вот это наведёт она фурор среди подружек!

Лиза встала и принялась натягивать на себя штаны. Это настоящий модный прорыв, ведь женщина в их Тридевятом Царстве даже представить себе не могла, что кто-то её в штанах увидит. Женщина должна носить платье, длиной в самый пол. Со всеми этими рюшечками, бантиками, вышивкой крестиками. На дерево в этих рюшечках не влезешь, быстро не побежишь. Удобства никакого.

Лиза надела шелковую рубаху и подошла к зеркалу:

Свет мой зеркальце, скажи…

– Папаня убьёт! – отозвалось зеркало.

– Не убьёт, мама заступится, – сказала Лиза, поворачиваясь во все стороны. – Как тебе?

– Я на стороне папани, – скептически отозвалось зеркало.

– Ничего ты не понимаешь, – фыркнула Лиза. – Косу обрежу, как мама. И покрашу волосы в чёрный цвет.

– Ну и будешь как мужик. Кто тебя замуж возьмёт? – зеркало усмехнулось.

– Очень мне нужен ваш замуж! Мне и на воле хорошо! – огрызнулась Лиза.

Лиза вернулась на кровать и бархатный голос Бабая снова полился из серебряного блюдечка: «Чтобы попасть в закрытое поселение, надо преодолеть тёмный непролазный лес, непроходимые болота и совершенно вертикальные горы. Поселение Настоящих Мужчин лежит сразу за логовом драконов, ревностно охраняющих свою территорию. Это трудное и опасное путешествие, но разве что-то может остановить горячее сердце в поисках Настоящей Любви?»

Лиза вздохнула. Ей было уже шестнадцать лет, а Настоящей Любовью и не пахло.