И тут-то я заметила, что друг вообще-то мокрый. Видимо, на бегу подсох немного, но, когда остановился, складки винтажных шмоток уныло обвисли, а волосы завились колечками.
– Тебя где так потрепало?
– В бассейне.
– Где?
Морис закатил глаза и брезгливо потеребил мятый манжет.
– То, что у меня есть щупальца, еще не значит, что я всегда готов к незапланированным погружениям, – проворчал он и махнул рукой. – Эх, ну его. Даже страшно спрашивать, что на огненном полигоне делали. Палеными гулями вроде не пахло.
– Давай поищем Рэнди и спросим?
– Я пробовал ему звонить, на связь не выходит.
Моя попытка тоже не увенчалась успехом. Морис обо всем догадался по моему взгляду и посерьезнел.
– Непорядок. Вот если бы ты не явилась на занятие, я бы понял, а вот он бы не стал прогуливать без нас.
– Погоди-ка, а почему…
– Я не видел его за едой, строго говоря, вообще не видел с момента, как мы уносили ноги от ректора.
– Почему это из нас только я прогульщица?
– Значит, за пару часов после возвращения в академию с ним что-то стряслось.
– Ты можешь ответить…
Я осеклась.
– А ведь ты прав. Рэнди во всех наших переделках как бы за компанию. Не мог же он влипнуть во что-то без нас?
Морис волновался, а это уже было показателем. Они с Рэнди вечно как кошка с собакой, точнее уж, как сытая кошка с тощей мышкой, но как только реально пахнем жареным (и не с учебного полигона), то сразу друг за друга горой. Прямо слезы умиления наворачиваются.
– Тогда не будем терять времени.
Мы пошли в подвал общежития и забарабанили в запертую дверь.
– Сова, открывай, медведь пришел, – вспомнилось мне, и Морис удивленно покосился в мою сторону. – Рэнди, это мы. Открывай, мы знаем, что ты там.
Мы не знали, но определенно догадывались, особенно услышав за дверью подозрительный шорох. Морис прижался к ней ухом и зачем-то еще присосался присосками на щупальцах.
– Он там. Я слышу, как шумно он дышит.
– Это я дышу, – пришлось его разочаровать. – Мы слишком быстро шли.
Морис сник, но тут и я услышала кое-что.
– Он что… Он там плачет, что ли?
Мы застыли как изваяния и стояли, пока не разобрали сдавленные всхлипы, частично погашенные толстой дверью. Даже не верилось.
Морис прижал щупальце ко рту и уставился на меня огромными блестящими глазами, мол, что теперь с этим делать? На ум пришел только один ответ – ломать.
Я размяла кулаки, похрустела пальцами, и Морис зажал уши ладонями, на всякий случай. Интересно, если я превращу дверь в камень, получится просто втолкнуть ее внутрь?
– Входите.
Морис не услышал, еще и зажмурился, словно я собиралась гранату кидать. Взялась за ручку, повернула, толкнула – и правда, открыто. Морис с запозданием поспешил за мной и чуть не споткнулся.
– Почему так темно? У тебя свет за плохое поведение отключили?
Ворчал он больше по привычке, я-то знала – он переживает. Мне отсутствие света не мешало, поэтому Рэнди я сразу обнаружила сидящим на кровати, боком к нам, в болезненно сгорбленной позе.
– Да что стряслось? – я подошла ближе. – Ты заболел? Какая-то гадина тебя обидела? Скажи нам, мы на нее быстро управу найдем.
Рэнди тихо шмыгнул носом и еще сильнее отвернулся от нас.
– Вы… Пообещайте, что не будете смеяться.
– Я не собираюсь такого обещать, – сразу ответил Морис.
– Морис, блин, – зашипела я. – Живо клянись, или мы так ничего и не узнаем.
– Да не буду я клясться. Мне что, лопнуть потом, если у нашего трупоеда очередная нога в зубах застряла?
Нашла коса на камень, называется.
– Ладно, не надо ругаться, – вздохнул Рэнди и повернулся к нам.
Зажегся свет, мы оба сощурились с непривычки, а когда открыли глаза, кто-то нервно хрюкнул. Надеюсь, не я.
– Ну хоть что-нибудь скажите! – странно высоким голосом попросил Рэнди, едва не плача, и я поняла, что мы слишком долго и слишком неприлично пялимся на сбитого с толку друга. Да и друг ли он теперь? Скорее уж подруга.
– Они настоящие? – наконец, разморозился Морис, и его палец недвусмысленно ткнул в сторону более чем выдающихся, хм, прелестей Рэнди.
Гуль вспыхнул маковым цветом и скрестил руки на груди, с трудом сумев обхватить такое богатство. Лично мне даже завидно стало.
– Руки прочь, извращенец! – выпалил он. Она? Оно?
– Кто ты и что сделала с нашим другом? – потребовала я ответа.
– Марго, ну хоть ты-то не издевайся.
Пришлось признать, что это и правда наш Рэнди, те же веснушки, круглое лицо, блеклые глаза, да и волосы такие же жесткие и рыжие. Только вьются до пояса, как у Афродиты, из пены рожденной. В какой только пене надо было искупаться, чтобы из тощего парня за пару часов превратиться в супермодель? Я бы себя в ней тоже замочила на ночь, чтобы наверняка помогло.
Я обещала, я обещала, я обещала…