Воскрешение сердца

Рай – откровение света. Ад – вместилище мрака.

А на единении – человек с человеком (мужчина, женщина) и купаются оба во свете, во тьме. Найти что-то единое для себя – нельзя, просто невозможно. Поэтому приходится жить в обоюдной символике, а отсюда и господство страсти, и речевая лирика образов, и болезненности, и прочие неустройства.

Страсть возникает из союза, но не сливается ни со светом, ни с тьмой. Страсть расходуется самостоятельно на приливах и отливах крови, которая и есть – главный источник чувств. При избытке чувства кипятятся кровью, и человек не в силах совладеть с тем, что творится внутри тела.

Осуждать телесное жжение (немеркнущая жажда плотского недомогания) – ума много не надо. А вот выяснить его смысл – это уже мудрость, предоставленная веком нынешним. А знания и вовсе не каждому по зубам.

Вот и текут, льются, скачут мгновения как-то пресно и весьма болезненно, убого и мученически, а ответа нет и нет, хотя всякая (полезная и потребная) правда спрятана внутри человеческой души. А попробуй, отыщи её!

Рвалась воля испёкшихся чувств. Женское достоинство сломлено на пути, что предстал так горько и страшно, и теперь оно не выискивает себе равенство, не выискивает любовь, которая вечна, умереть – неспособна, или смыться дождём зла.

Он говорил ей слова, лаская так откровенно, что девичья краса и гордость парила вне всяких впечатлений. Нет, сами впечатления не стирались на данном этапе полюбовной и лиричной опеке, но она, эта опека, лобзала её душу как-то слишком горячо и взволнованно. Поверила слову, поверила жесту, поверила взгляду и упала в объятия не грубого человека, именуемого мужчиной, а в объятия человека, которому доверилась безгранично!

А зачем поверила-то? Зачем доверилась?

Пусть, пусть шептал о любви…

Но разве мужчина достоин правды на теле, коим испивает сладострастие? Нет, его тело – это игра, игра в любовь и в слова. Он думает иначе, поступает иначе и реализует своё право не чувством души, а желанием прихоти.

Сперва глаголет словечки попроще, чтобы сломать женский ум, потом скудость незаметно испаряется и на смену является изобильное красноречие, яркая вольность и безудержный огонь! Осиль-ка устоять, не упав!

Кто осилит? Кто выдюжит?

Этот не щадящий огонь обжигает волю ума, воспитанную нежностью и женщина или девочка, у которой опалён мозг таким благостным наречием, уже не совладает с тем, что в ней живёт. Тогда наступает не перелом, а болезненный приступ, рождается страх…

–Я люблю…люблю… – Шепчет он, – ты единственная, не такая, как все…моя…моя… А я твой… И между нами любовь. Нет ей конца и не будет во век… Мы родились друг для друга, ты моя, я твой… Кто нас вырвет из райских чертогов?

Разве этот фарс назовёшь мудростью?

Нет.

Но липнет, липнет и сминается плоть на плоти…

О, тупеет воля нервов…

Поэтому и сжигает рабская зависимость слова, сжигает в миг. Так горячо и утомительно, но приятно… Голова в тумане, сознание стирается нежностью, тело плавает на горячем дыхании, с которого брызжет лава чувств, а мудрость тает и скрывается в глубину, нет ей места на таковом накале крови. Тьма насилует волю свободного дыхания, жжёт, жжёт разум, не выкарабкаться из его сетей… Истома душит… Рвётся грудь от желания, а тело на безумном порыве…

–А-а-а…

Любить умом или звуковой принадлежностью для женщины – есть не борьба, а поражение. Такая победа мужчине по вкусу! Он мнит себя истинным героем, но героем, который проходит через ужас женского унижения. Это уже не достоинство мужской чести, а позор!

О, сколько слов произнесено устами мужей?! И все они истекают из тела похотливого и трясущегося! Разве такое совладение чувств можно отнести к намёку на любовь? Нельзя. Почему? Именно слова губят искусство любви настоящей и нелицемерной! Подлинность её усматривается в Божестве и Святости, ибо эти величины никогда не врут, их блаженство поистине всегда, всегда приносит покой и желанное умиротворение.

О! уловить бы момент! Улови, попытайся!

Бог любит в Святом Молчании, такая любовь не губит, не умирает, не испаряется по утру, а напротив воскресает, позволяет рассуждать правильно и мудро. Именно Любовь Бога и сотворила весь мир, то, что над ним и то, что под ним!

Но отчего тогда Он извратил сущность Своей Любви? Не смущайся, человек! Вникни лучше в себя. Если бы Бог не разлил в человеке кровяное жжение плоти, тогда человек никогда, никогда не познал бы принадлежность святой любви, любви, которая бессмертна, которая в истине радует и наслаждает!

Человек изначала сотворён таким, чтобы засвидетельствовать своё истинное достоинство на творчестве преуспеяния, хотя и с трудностями на болезненных воздыханиях. Если сотворить человека иначе, на другой образности, он будет уподоблен совершенно иному творчеству, и естественно утеряет принадлежность к человечеству.

Ангелы сотворены Ангелами и у них свои впечатления и мудрости, а человек сотворён человеком и потому он всегда – Адам и Ева. Это и есть человеческая условность, внесённая на тело и душу. Бог творит так, как того требует творческое вдохновение. И на таком проекте все и ищут личное торжество от человеческих усилий, возможностей и желаний, пусть даже и Бог ведёт их на Свою вершину явного богоподобия такими трудными путями кратких лет!

Богоподобие стяжается умением жить в терпеливом молчании, в непрестанном размышлении и исследовании, поэтому святые и говорили: молчание – золото, а слово – серебро. Молчит Бог, а человек в слове ищет добротный смысл.

Любовь – это полнота всякого впечатления, и потому она заключена в едином Боге. Человек раздвоен и он совладелец полноты, он может себя внести в этот проект таинственно. Два – муж и жена – получают неоценимую способность составить единое, то есть полноту любви! И сеются их усилия постоянно на разных вариациях.

Пока идёт воспитательный процесс с земным фактом познавательных слов, любовь всегда будет провоцироваться телом на поступки странно и невнятно. Руки гладят, глаза обволакивают, сознание теряет существенную ориентацию. Звуки речи пьянят голову влюблённой девушки, которая теряет свою независимость.

–Любимая…

О, разве мужчина способен произнести своим дыханием это магическое слово, чтобы женщина осталась равнодушной или какой-то истеричной?! Нет, не остаётся равнодушной она, которая выискивает земное счастье посреди обмана и разврата, в этом грязном и роковом моменте судьбы, но судьбы, принадлежавшей ей по праву.

И её красивое, молодое тело теперь тоже принадлежит ему полностью, неминучая страсть срывает условности вместе с одеждой. Пламя загорается всё сильнее и сильнее, всё ярче и ярче, словно ждёт впереди великолепие чуда. И неужели это чудо достойно сожаления? Что потом?

А потом отупение… Огонь погас. Страсть не умерла. Изломана воля часов, и ожидание исковеркано, а суть осквернена. Душа на потоке ада, и этот чёртов ад коверкает сознание, заставляя кровь безумствовать в отчаянии.

–Ты клялся мне в любви… Говорил, что я единственная, я твоя, только твоя… – Напоминает она в испуге. – Что произошло? Что случилось? – О! как хочется ей познать истину и остаться с любимым, но он-то совершенно равнодушен к страданиям и стонам. Добился, чего жаждал, и теперь она ему не нужна!

Ну и что?!

Да, клялся! Клятва осталась при устах.

–Я по-прежнему люблю тебя и принадлежу только твоему, твоему желанию, милый и дорогой… А ты, ты ещё любишь меня? – Она искала опору, а наткнулась на препятствие и, причём на непреодолимое препятствие.

–Ты мне больше не интересна. Я познал тебя, весь твой исток, всю твою жажду… – Ответ страшен, ужасен, безжалостен. Он хуже смерти. Лучше бы убил и один раз отмучиться, а так… Как же жить дальше? Где выискивать долю равенства?

–Почему? – Отчаяние слетает с губ, которые измяты в поцелуях.

–Уйди… – Раздражение явное, оно летает в воздухе, как топор палача, забирая всё лучшее, оставляя худшее. – Ты ещё найдёшь своего парня…Ты красива, у тебя большое будущее… Ты со своими достоинствами отыщешь своё счастье… – Говорит, словно смеётся над ней.

–Не бросай меня…

Позор омывается горькой слезой!

Он смущён, но не раздавлен. Не знает, как отвязаться, лишь бы ушла, оставила его. – Ты молода… Найдёшь своё счастье… За дверями этого дома тебя встретит не один прохожий… Твоя любовь покоится в их желаниях, только позови…

–Но мне никто не нужен! Я тебя люблю…

–Прости…

–Разве ты не видишь мою боль?!

Но он уходит поспешно, уходит навсегда…

Ищет познания смущённая душа, душа, испёкшаяся в холодном разврате горячего дыхания ночи. Таких ночей немного, они покрыты грязью отвратительных впечатлений. Судьба коверкает смысл, стирает его грани отчётливо.

–Постой…