Оценить:
 Рейтинг: 0

Сделка

Год написания книги
2023
Теги
1 2 3 4 >>
На страницу:
1 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Сделка
Святослав Яров

Земля Беларуси хранит в себе немало следов Великой Отечественной. Но немецкий склад артиллерийских боеприпасов, случайно обнаруженный в лесу бобруйской "братвой" через семьдесят лет после окончания войны, – это не просто снаряды, а прекрасно сохранившиеся и пригодные к использованию снаряды с химической начинкой. Их можно выгодно продать заинтересованным в подобном товаре людям за границей. Однако даже в криминальной среде находится человек, который осознает возможные последствия подобной сделки. Он готов пойти на всё, лишь бы её не допустить, и обращается за помощью к друзьям юности.

Святослав Яров

Сделка

От Минска до Бобруйска верст сто двадцать, а два часа на дорогу вынь да положь. Чуть прибавишь скорости, как из кустов возникает гаец-придорожник с радаром – здрасьте! И, можно не сомневаться, докопается до вашей вины перед ПДД, даже если превышение скорости – ну, всего, к примеру, километра три-четыре, но решить вопрос на месте никак нельзя, только под протокол. А значит, на разбирательство времени потратишь, мало не покажется. Так что гнать смысла не имело. Сидевший за рулём Витёк, это прекрасно знал, а посему его «гелендваген» катился по шоссе, строго соблюдая скоростной режим.

Под мерное урчание мотора расположившийся на заднем сиденье Кама сперва начал было клевать носом, но в какой-то момент встрепенулся. Поерзал, усаживаясь поудобнее, и, чтобы унять нарастающее беспокойство, стал поглядывать в окно на колосящиеся нивы, рапсовые поля и разные другие радующие глаз сельхозугодья.

Доподлинно, конечно, неизвестно, но, вроде как, Лукашенко самолично время от времени летает на вертолете над полями и пастбищами и высматривает незасеянные участки, заброшенные или запущенные фермы и луга. Не дай бог, найдет, таких люлей нерадивому местному начальству навешает, что мама не горюй!

На другой день, глядь, пустовавший клочок земли уже распахан, а то и засеян. Вообще-то, на Батьку это похоже. Знающие люди поговаривают, он, не смотри, что уже четыре с лишним пятилетки президентит, а все по своему колхозно-совхозному прошлому ностальгирует – никак позабыть не может. Видно, считает его самой верной гарантией стабильной экономики.

Ну да, впрочем, это его дела, сказал себе Кама, вернувшись мыслями к тому, что занимало его по-настоящему и тревожило не на шутку. Нервы теребил навязчивый вопрос, с какого это, интересно, бодуна Леха Басмач дернул меня к себе в Бобруйск в воскресенье с утра пораньше? По телефону ничего объяснять не стал. Шифруется. А Леха не из тех, кто станет теребить серьезных людей по пустякам. Кама был старше Басмача лет на двадцать и, сам тоже уроженец Бобруйска, знал того, можно сказать, с пеленок.

Детство у парня было не сахар. Родаки – алкаши конченые. Рос Леха, считай, на улице, никогда досыта не ел. При таком стартовом раскладе на зону загреметь ничего не стоит. Он и загремел. Семнадцати ему еще не было, подсел за хулиганку. Через год вышел. Полгода не прогулял, взял на гоп-стоп какого-то залетного у вокзала и тут же нарвался на ментовской патруль. Опять зона. На этот раз оттянул треху.

Когда откинулся и вернулся в родной город, Аким, тогдашний смотрящий* за городом, под свое крыло его взял, к делу приспособил. Лет пять Басмач под ним проходил и кой-какого соображалова поднабрался. Ну а когда Аким сыграл в ящик от застарелого тубика, то есть туберкулеза, Леха его сменил. Кама, как положенец**, поставил Басмача на Бобруйск, и ни разу потом об этом не пожалел. Уж года четыре он там рулит, и все и всегда было у них ровно, без особых проблем и непоняток.

Однако значился за Басмачом один пунктик. Верно говорят, сызмальства голодный вовек не наестся досыта. До сих пор внешне у него было все по понятиям и традициям: на чужую поляну не лез, не беспредельничал, в общак заносил аккуратно…

Поднялся, какой-никакой собственностью оброс и авторитет нагулял: тачки, телки, все дела… – живи да радуйся. Крышуешь коммерсов, ну и крышуй себе. А этому все мало. Прет из него ненасытность какая-то. Может, из-за нищенского детства, а может, потому, что Европа под боком, соблазнов зашибить бабки по-легкому много. Одному тонну-другую редкоземельных металлов в Польшу протащить надо, другому – фуру с астраханской икрой, а третьему – амурского тигра.

Леха за все без разбора готов был хвататься, лишь бы бабло капало. А при такой всеядности, да плюс ротозействе, и неразборчивости в блудняк влететь, нарваться на проблемы, – это на раз-два, и сам не заметишь, как наступит полный «аллес капут», или те, кого ты считал братанами, сольют ментам или менты сами до тебя докопаются. Но несмотря ни на что, Леха этого так и не смог уразуметь.

Благо ещё, что со всеми поступающему ему предложениями Басмач, как положено, первым делом шел к Каме, за которым всегда и непреложно оставалось последнее слово, да и «окно» на границе тоже он контролировал. Бывало, примчится Леха, весь на взводе, глаза горят: тема катит сладкая! Но на поверку девять из десяти предлагаемых ему замутов оказывались фуфлом.

Кама с высоты своего немалого опыта ситуацию прочухивал в момент и, как можно доходчивее, «на пальцах», растолковывал Лехе, где светит попадалово, а где игра свеч не стоит. До сих пор ему удавалось как-то притормаживать и вразумлять Басмача, но тот все никак не унимался. Вот и опять…

– Глянь-ка! Кажись, Лехин «крузак», – вклинился в его мысли голос Витька.

*Смотрящий – уголовный авторитет, контролирующий ситуацию в местах лишения свободы или на воле: в районе, в городе.

**Положенец – в криминальной иерархии человек, назначаемый «вором в законе», имеющий право принимать решения в отсутствие того и от его имени на определенной территории: крупный город, область. По сути, положенец – смотрящий высшего ранга.

Кама посмотрел вперед. Возле стелы с крупной надписью «Бобруйск» действительно их уже поджидал знакомый серебристый «лендкрузер». Басмач выбрался из машины, чтобы встретить гостей. «Гелендваген» остановился в нескольких метрах от него. Кама вышел, и они обменялись рукопожатиями.

– Здорово! – поприветствовал положенца Басмач.

– Добры дзень! – не без подначки, по-белорусски, ответил Кама и, заметив на лице Лехи растерянность, с улыбкой спросил: – Цы ты позабыу родную мову?

– Не смеши. Я – бульбаш только по паспорту, – отмахнулся Леха. – А то ты не знаешь!

Во внешности его и впрямь даже намека на белорусские корни не усматривалось. Да и откуда? Отец – вроде как татарин. Мать – вообще непонятно, каких кровей. Видимо, отцовские гены перевесили, и Басмач сильно смахивал на какого-нибудь сына степей, за что, надо полагать, и получил соответствующее погоняло.

– Да фиг с ним, с твоим паспортом, – небрежно бросил Кама, переводя разговор в конкретное русло. – Рассказывай! Зачем позвал?

Басмач замялся.

– Ты это… Ко мне садись, прокатимся, – как-то неуверенно предложил он. – Тут оно рядом. По пути все растолкую.

– Как скажешь, – согласился заинтригованный Кама и обернулся к Витьку, который тоже вылез из-за руля, чтоб поразмяться: – Мы отскочим ненадолго. Поезжай в «Чырвоную вежу». Там нас жди. – Водила кивнул.

– Так куда повезешь? – спросил Кама, усаживаясь на пассажирское сиденье «тойоты».

– В Токари, – ответил Басмач.

Деревня Токари находилась километрах в трех от города.

– И что там? – поинтересовался Кама.

– Да есть у меня один пацан, Сашок… Мы еще в школе корешевали… – издалека начал Басмач, разворачивая машину в сторону Минска: – Короче, с год назад торкнуло его: подался в копари по войне*. Серьезно так подсел на это дело. Знаешь ведь, какая прилипчивая эта зараза …

Кама и правда по молодости сам по лесам шарил в поисках оружия или еще каких трофеев. В белорусской земле такого добра с войны осталось немерено – партизанский край! Через увлечение такого рода поисками проходили, наверное, все здешние пацаны.

В советские времена местные власти всячески пытались взять это дело под контроль: при школах создавались поисковые отряды; устраивались походы по местам боев и всякое такое.

*Копари по войне – одно из прозвищ самодеятельных поисковиков, разыскивающих оружие, боеприпасы, воинские награды и пр. на местах боев Великой Отечественной войны.

Однако эти мероприятия, что называется, заорганизованные, большого энтузиазма у юного поколения не вызывали. Да и вообще, копатели разных возрастов делиться своими находками с государством особо не желали, предпочитая действовать самостоятельно, на свой страх и риск, по принципу: что я надыбал, то мое, и только мое.

И все же за минувшие после войны десятилетия много чего из лесов и болот перекочевало в музеи, частные коллекции, ну и, само собой, на черный рынок оружия. В последнее время вроде бы эти страсти поутихли, но, видно, не до конца… Занятие это и впрямь было азартное.

– С прошлого лета он чего-то там шурудил, – продолжил между тем Басмач свой рассказ о кореше.– А пару недель назад мы с ним пересеклись. Раздавили литр на двоих. Он стал что-то лопотать про старую колею в лесу, про зарубки какие-то и что, мол, немецкий схрон нашел, со снарядами… Я ему: «Не гони порожняк!» А он: «Забьемся на сотку баксов?» Я, короче, думал, пьяный базар, да и ляпнул: «Да хоть на пятихатку!». «Готовь, – говорит, – бабки. Поехали. Прямо щас покажу». Ну, мы, как были, бухие, так в «крузак» и загрузились на пару. Я за рулем, он за штурмана… И, что ты думаешь, – в натуре есть тот схрон! – важным тоном закончил свой спич Леха.

Каму новость о найденном складе не сильно удивила. Такое случалось не столь уж редко. Небось как всегда там только штабеля ржавых болванок, на металлолом и то негожих, предположил он, но все же поинтересовался:

– Поди, сгнило все за столько лет?

– Как же, сгнило! Не-а… – Басмач энергично помотал головой из стороны в сторону. – Там бункер под землей. Сухой. С вентиляцией. На полу поддоны. На них ящиков немерено: в шесть рядов стоят. В каждом по два здоровенных снаряда, без гильз. Смазаны чем-то типа солидола. Задубело, конечно, все, но никакой ржи ни грамма нет. Даже краска, прикинь, не облупилась.

Кама озадаченно поскреб подбородок. Пуржить, то есть пустословить, Басмачу нет никакого резона. А коли так, то склад этот – и правда какой-то особенный, и снаряды в нем тоже не простые…

– Химия в них, – уверенно сообщил Леха, словно подслушав размышления Камы.

– Откуда знаешь? – спросил тот.

– А чего там знать, – фыркнул Басмач. – Я Сашка спросил, что за снаряды? Он плечами жмет, мол, без понятия. Ну, мы один наружу вытащили. Тяжеленный – килограмм под сорок. Очистили от засохшей смазки. Я его на телефон щелкнул и пошел отлить, а Сашок чего-то возиться с ним начал, типа взрыватель вывинчивать. Слышу, орет благим матом. Я к нему. Из кустов выскочил, гляжу, Сашок аж воет и по траве катается. За морду руками схватился. Дура эта, развинченная, рядом валяется. Под ней лужа. Сообразил я, что, как он ей башку свернул, да ножом поковырял, чего-то из нее вытекло, да на него и попало. И духан, знаешь такой крепкий стоит, навроде чесночного. Я, хоть и в хлам был, очканул и ноги оттуда сделал.

– А что кореш твой? – поинтересовался Кама.

– Ласты склеил, – выдохнул Леха и продолжил делиться подробностями: – Я через два дня туда вернулся. Пока шел, все принюхивался, но ничего особо страшного не унюхал. Ближе к месту противогаз натянул – специально с собой прихватил – и перчатки напялил. Сашок окоченел уже. Лежит скрюченный. Рожа страшнее самой смерти – будто кипятком обварена. Кожа только что не лоскутами сползла. Глаза – как выжгло. Руки черные, в волдырях лопнувших. Я его там неподалеку прикопал… – И, предвидя резонный вопрос Камы, добавил: – Одинокий он был. Шатун. Искать никто не станет.

За разговором они миновали деревню Токари, и «тойота» свернула в лес на едва угадывающуюся среди зелени колею, густо поросшую где травой, а где и кустарником. По ней проползли еще примерно с километр, пока не уперлись в мощную стену матерого кустарника.

– Всего ничего осталось, – сообщил Леха, выбираясь из машины. – Дальше пёхом. Но, если что, «Урал»* проломится – без проблем. А там есть где развернуться.
1 2 3 4 >>
На страницу:
1 из 4