Китеж-град. Осада Ершовки

–Вишь-ты, павианы… Эй, слышишь, Прохор, на дороге опять павианы озоруют.

–Да что мне павианы. – буркнул первый мужик, которого назвали Прохором. – Из луков постреляем, коли нападут – и вся недолга. Ну садись что ли Гордей, да поехали в Бенгаловку. – он заткнул топор за пояс и полез на телегу.

–Да нельзя вам туда, нельзя вам в Бенгаловку! – крикнул ему Алексашка

–Это как так «нельзя»? Это что ещё такое? – Прохор смотрел на Алексашку с явным недоверием.

–Да так вот нельзя! Враг там!

–Какой такой ещё враг?

–Какой не ведаю, я когда уезжал, врага ещё не было.

Мужики переглянулись и замолчали. Каждый из них, видимо, думал о своём. Наконец Гордей решил нарушить молчание и спросил:

–А ты сам-то, парень, кто таков будешь?

–Алексашка я. – честно ответил Алексашка.

–Ну Алексашка, расскажи тогда нам, что знаешь. Что там в Бенгаловке происходит?

И Алексашка, обращаясь в основном к Гордею (так как угрюмый вид Прохора был ему не по душе) – рассказал мужикам всё, что знал. А знал он немного – как прискакал Митька с Западного Форпоста, как они с Ерофеем пошли к воеводе, как послал потом Ерофей его, Алексашку, с письмом от Буслаева в Ершовку.

Мужики слушали молча, но как только Алексашка замолчал – горячо заспорили – ехать им в Бенгаловку или не ехать. Прохор, казалось, не поверил ни единому слову из рассказанного Алексашкой, и говорил, что надо ехать.

–Сказал он! Мало ли что он там сказал! Он ведь врёт, поди! А, малец? Скажи ведь – врёшь?

–Да на что ему врать-то? – увещевал Прохора более умудрённый годами Гордей. – Парнишка ведь и не знал, что нас в лесу-то встретит, а гляди- ка ты, гнал во весь опор. Зачем ему так нестись было, коли не гнались за ним павианы? Значит, правду сказал.

–Про павианов может он и правду сказал, а про врага, верно, неправду! – не унимался Прохор.

–Раз про павианов правду, значит и про врага правду. – парировал Гордей.

Мало-помалу аргументы Прохора начинали заканчиваться. Он казалось, и сам уже не хотел ехать в Бенгаловку, и спорил больше для вида. Алексашка же не решался бросить их, и ехать дальше один, потому что втроём было гораздо больше шансов выехать из леса целыми и невредимыми, нежели одному.

Всё решилось окончательно, когда Алексашка достал из перемётной сумы письмо воеводы, и показал его мужикам.

Хотя мужики и не умели читать, но буслаевская печать произвела на них впечатление, и Прохор, хоть всё ещё и ворча, стал разворачивать лошадь и телегу назад. Мужики уселись на телегу, Алексашка сел верхом – и через минуту все трое уже ехали по лесу на восток.

Больше во время путешествия по лесу с ними не случилось ничего примечательного, и когда уже начало смеркаться – наши трое путников выехали из леса и увидели вдалеке каменные стены Ершовки.

XII. Мегалополис

Про то, как назвать этот чудесный край, ставший для всех жителей Китеж-града спасением – стали думать сразу. Для этого специально собрали думу, и стали в этой думе думу думать.

Множество названий было предложено – Эдем, Благословенный Край , Райский Край, Земля Обетованная, и много других. Но наконец, решили остановиться на названии Великий Край, а озеро, на котором всплыл на поверхность Китеж-град, назвали Великим Озером. Так как населённый пункт на берегу уже был назван Китеж, а больше называть пока было и нечего – думу распустили.

Однако, почти тут же началась борьба за власть, ставшая причиной основания трёх городов. А началась борьба от того, что не было в городе князя. Когда Китеж-град затонул – не было в нём основателя города, князя Юрия Всеволодовича. И на право главенствовать в городе претендовали три человека, за каждым из которых, разумеется, стояли их дружины и друзья.

Первым был воевода Юрия Всеволодовича Ростислав Брячеславич – очень знатный боярин из Владимиро-Суздальского княжества.

Вторым был посадник Китеж-града – Савва Буслаев, приехавший когда-то в Китеж-град из Новгорода. Был Савва ни кто иной, как родной брат знаменитого новгородского героя и богатыря Василия Буслаева.

Что же касается третьего человека, претендовавшего на власть, то им был Константин – богатый ромей из самого Царьграда. Так получилось, что как раз в тот момент, когда Китеж-град затонул, в нём находилось очень большое по численности посольство из Византии, вместе с византийскими же воинами. Вот потому Константин сейчас и претендовал на власть, заявляя о том, что на Руси бы он конечно никогда не позволил себе покуситься на княжескую власть, но они больше не на Руси, да и князя в городе нет.

Положение со дня на день становилось всё хуже и хуже, и в Китеж-граде уже вот-вот готова была вспыхнуть междоусобная война. Но она, к счастью, не вспыхнула. А спас город от резни местный архиепископ.

XIII. Ершовка

Ершовка считалась столицей всего Великого Края. Хотя и считалась не всеми – жители Мегалополиса говорили промеж собой, что Ершовка – «большая деревня», а у них, в Мегалополисе, дескать – центр культуры и цивилизации. Отчасти так оно и было. Особенно до трагического пожара в библиотеке Мегалополиса – после этого величественный город заметно сдал, но всё ещё оставался неофициальным культурным центром всего Великого Края. По населению же Мегалополис по-прежнему был вторым городом Великого Края. Ко времени нашего рассказа население Мегалополиса насчитывало около трёхсот тысяч человек, а население Ершовки – более пятисот тысяч. Первое что бросалось в глаза любому путнику – была гигантская крепостная стена, возвышавшаяся над землёй, более чем на 30 косых саженей. Для сравнения – крепостная стена Мегалополиса была почти втрое ниже. Стена и впрямь была гигантской – не один десяток лет ушёл на её постройку. На много вёрст тянулась она, ограждая город от врага. Но всё же, Ершовка не могла вместить всё население города за стеной – а потому со всех сторон, города располагались посады. Ещё чуть дальше, за несколько вёрст, были ближайшие деревни, где жили крестьяне, возившие регулярно в Ершовку продукты на торг.

Ершовка, среди жителей Великого Края, получила так же негласное прозвище – «муравейник». И впрямь казалось, что всё и всегда тут находилось в движении – куда-то шло, бежало, ехало, катилось. Всё время тут торговали, спорили, сбивали цену, в конце концов, били по рукам и скрепляли сделку выпивкой в ближайшем кабаке.

Стражники строго следили за порядком. Воровство в Ершовке, считалось чуть ли не самым большим грехом, после смертоубийства. Если кого ловили на воровстве – публично секли кнутом. Однако желающих воровать находилось мало – в Ершовке всё было устроено таким образом, чтобы любому нашлось дело, все были сыты, все чувствовали себя защищёнными.

Даже тех, кого ловили на воровстве, после порки кнутом пытались приспособить в Ершовке к какому-то делу. Не раз наблюдали местные такую картину – сегодня воришку прилюдно секут на площади, а завтра уже, гляди ты – тот же воришка в лавке торгует – стало быть, к делу приспособили.

Правил в Ершовке Егор Никитич Буслаев – старший брат воеводы Михайло Никитича. В отличие от брата роскоши он не любил, жил в тереме в два этажа, золота на одежде не носил. Ел почти всегда одно и то же – щи из кислой капусты, да баранину с гречневой или перловой кашей. «Щи да каша – пища наша» – любил повторять Егор Никитич. Хмельное тоже не жаловал – в основном пить любил квас, и сок из маракуйи – говорил, что в жару и то и другое – освежает лучше всего.

Всем в Ершовке старший Буслаев старался найти место – хотел, чтобы каждый человек был при деле. Причём не при абы каком – а при том, к которому душа лежит. Коли грамотный – в приказ дьяком иди, коли с металлом работать умеешь – в кузницу, коли к торговле способности имеешь – в лавку или на городской торг. У крестьян, своим дружинникам повелел строго-настрого Буслаев ничего не отбирать, а только покупать по сходной цене, или, в крайнем случае – менять.

В народе своего воеводу любили, и не раз уже предлагали ему стать в Ершовке князем. Что ты, дескать, всё воеводой зовёшься, «княжь и володей нами», мы за тебя в огонь и воду. А то вон, в Мегалополисе, ихний Эсхил Ромеев, так и вовсе уже не князем, а анпиратором решил сделаться, «базилевсом», по-ихнему. Короноваться, говорит, буду. А ты чего же, Егор Никитич?

Буслаев-старший хоть и понимал, что народ отчасти прав, но всё ещё медлил. Не хотел он быть князем, считал, что «не по Сеньке шапка». Да и издревле так повелось в Ершовке, что не было тут князей, и главным в городе был воевода. А раз уж так повелось – зачем традиции ломать? Предки, почитай – не дурнее нас были.

Да и жена его, Василиса Васильевна, была под стать своему мужу. Кроткая, скромная и набожная – она и помыслить не могла о том, чтобы быть княгиней. Не раз уже обсуждали они это «княжение», но она постоянно пугалась, и в страхе говорила:

–Княгиней? Да как же это так, Егорушка?

–Эх, да не знаю, я, Василисушка. – со вздохом отвечал ей Егор Никитич.

Словом, при воеводе Буслаеве-старшем Ершовка процветала. По сути – это был главный ремесленный и торговый центр всего Великого Края (впрочем – право называться центром ремёсел – по традиции закрепилось за Городом Мастеров). В городе или посадах постоянно селились всё новые и новые люди – торговцы, гончары, кузнецы, портные, сапожники, кожевенники. Было в городе даже два ювелирных дел мастера. А совсем недавно открыли тут и монетный двор – стали чеканить золотые и серебряные деньги.

Кроме того, в город постоянно заезжали и захаживали купцы, скоморохи и коробейники. Они же и приносили в Ершовку новости из других городов. Народ в Ершовке был страсть как любопытен до новостей – всем хотелось узнать, что в мире происходит.

Сейчас же, когда день уже закончился, и честной народ в Ершовке уже ложился спать, к западным её воротам и подъехали три путника.

XIV. Мегалополис

Архиепископ Пимен обладал в Китеж-граде большим влиянием, и с ним волей-неволей приходилось считаться. Особенно большое влияние имел он на обычных горожан, которые внимали каждому его слову, и готовы были в любую секунду сделать всё, что бы он ни сказал. Надо отдать архиепископу должное – своё влияние он почти никогда не использовал для собственной выгоды, зато часто использовал для выгоды всего Китеж-града.

В настоящий момент, здраво оценив сложившуюся ситуацию, и решив, что город находится на пороге междоусобной войны – Пимен решил действовать. А действовал он всегда через «низы» – всё через тех же простых горожан.

И горожане ещё долго вспоминали ту проповедь архиепископа, которая больше была похожа на пламенную речь, а сама служба – на городское вече. В проповеди Пимен говорил, что единственный хозяин Китеж-града в отсутствии Юрия Всеволодовича – это сам народ. Он призывал людей не допускать, чтобы городом правил кто-либо, кроме их самих, а все вопросы решать сообща. Народ принял проповедь с большим воодушевлением, и сразу же по окончании её двинулся в направлении теремов, где жили те, кто претендовал на власть в городе.

Народ объявил, что никакого князя кроме Юрия Всеволодовича он над собой не потерпит, и не позволит никому силой захватить власть в городе. И Ростислав Брячеславич, и Савва Буслаев и Константин были просто в ярости. Однако, теперь и думать было нечего о захвате власти – для этого пришлось бы утопить город в крови, вырезав не только своих конкурентов, но и большинство городского населения.

Тогда все трое решили, что самый лучший выход – уехать из Китеж-града, и основать новые города на этой благодатной и нетронутой земле. В течение трёх дней они вместе со своими дружинами переправились в лодках на берег, и разъехались в разные стороны. Ростислав Брячеславич вместе со своей дружиной поехал на восток, Савва Буслаев – на запад, а Константин – на юг. Так как кое-какие карты местности были уже составлены, все трое знали, что Великий край со всех сторон окружён горами. Именно к горам-то и держали путь все трое, каждый в свою сторону. Причина тому проста – в горах было удобно добывать камень, для постройки крепостных стен и жилищ. Поэтому именно возле гор и были основаны три главных города Великого края.