Чумной доктор

В еле слышимых разговорах полицейских, я расслышал имя убитого – Кирилл Прохоров. Сложив два и два, расспросив дополнительную информацию у вышедших врачей, только что подтвердивших безрадостный факт смерти, я понял, что это был тот самый Кирилл, сдавший мне индивидуальное жилое строение, которое уже даже не значилось на карте. Там, красивыми словами пиар-службы застройщика, место моей (теперь она была именно моя) ветхой постройки называлось «зона перспективной застройки квартала».

Вспоминая вчерашние обстоятельства аренды дома, я как никогда понимал выражение «голь на выдумки хитра». Прожив далеко не малое число лет, я вдруг встретил человека, которого так верно можно было отнести к этой крылатой фразе. Упокой Господь его не самую безгрешную душу!

Сами полицейские не без удивления обнаружили меня в своих многоликих базах данных, когда начали расспрашивать об увиденном.

– Вы проходили у нас по делу о заказном убийстве?

– Исключительно в качестве важного свидетеля, – поспешил уточнить я, опасаясь неправильного толкования информации.

Свидетель я был настолько важный, что меня неоднократно пытались убить, а полиция даже не выделила защиту, о чем я рискнул напомнить по-прежнему удивленным стражам правопорядка.

– Не положено охрану выдать было, видно, – слегка оправдываясь ответил один из них. – У вас телефон то не поменялся?

Телефон то у меня не поменялся, но ныне я его включал редко, опасаясь, что киллер каким-то образом выследит мою дислокацию и нанесет нежданный и неприятный сюрприз. Я лучше посижу в телефонном вакууме. Тем более никто важный или близкий мне звонить не будет точно. Практически никто. К сожалению, я так и остаюсь одиноким человеком, и, если бы не одна моя тайная возлюбленная, я вполне мог стать главной одиночкой всего Екатеринбурга.

– Вам позвонят, – бодро ответил мне полицейский, словно мы были в плохоньком кадровом агентстве. – Всего доброго!

Я же все-таки хотел уточнить, о том ли Кирилле шла речь. Поэтому решился спросить у собеседников:

– Простите, до меня обрывками фраз долетело, что убитого звали Кирилл по фамилии Прохоров. Мне кажется, среди моих знакомых был такой. Вы бы не могли описать его внешность?

– Тайна следствия! – гордо фыркнул в ответ один. А другой, помолчав, предварив ответ словами «да какая это, к хренам собачьим, тайна» дал краткое описание жертвы, весьма подробно представив мне портрет убитого. Теперь сомнений не оставалось – был убит именно тот Кирилл, который любезно сдал мне уже несуществующей на картах уральской столицы дом.

Я поблагодарил полицейских и направился в сторону своего… нет, не своего, а уже ничейного дома.

– Эй! – вдруг окликнул полицейский меня. – Вас может подвезти, а то все-таки ночь?

Почему-то мне показалось, что не в ночи дело, а именно в том, что я опять стал важным свидетелем (какая-то прямо карма в жизни!) и идти среди ночи по пустым улицам, после встречи с убийцей, не самая лучшая затея. Но мне было не страшно, да и вряд ли чумной доктор решит со мной расправиться, потому я вежливо отказался от услуг полицейского такси и исчез в ночи.

Ночью мне приснился Кирилл. Я открыл глаза, вокруг было все в точности как и в реальной жизни, а хозяин дома, к этому времени давно убитый, грустно сидел в кресле-качалке, слегка покачиваясь в такт мерного тиканья старого будильника, глядя в окно.

– Меня убили, – констатировал он уже известный факт. И слегка пожал плечами, будто не понимая за что.

Но он и в самом деле не понимал.

– Надеюсь, ты не мучился, – ответил ему я, потирая заспанные глаза.

– В жизни мучаешься дольше, – сказал он, слегка шмыгнув носом, и по щеке у него скатилась небольшая слеза, сверкнув в отблесках света фонаря.

– Ты запомнил, как он выглядел?

Еще никогда мне не приходилось разговаривать с мертвыми, даже во сне. Мертвые, как и многие живые, обходили меня стороной, а если чуточку и приходили в снах, почему-то никогда не заводили разговоров. Для них я был неинтересным собеседником.

– Его все запоминают. И все видят. Черная куртка, медицинская маска на лице, желтый бокс, который он открывает, чтобы…

С каждым словом он все больше растворялся в сумраке комнаты и последние слова усопшего потонули в безвестности, после чего я открыл глаза уже в реальном мире, где за окном ярко светило солнце, было морозно и на мгновение показалось, что пришла зима.

Планов у меня, кроме начиток заказанных книг, не имелось. Обстоятельства прошедшей ночи до сих пор казались немного иллюзорными, словно мне приснился какой-то очень реалистичный сон. Но все произошедшее не было ночной дремой, как бы того не хотелось. Привыкнув к чтению печатного слова, я и отправился в киоск, чтобы купить свежую прессу. В стране, где количество бумажных изданий каждый год катастрофически сокращалось, также как и точек их продажи, купить и читать свежую газету, пахнувшую типографией и трудом людей, не спавших всю ночь, выпуская издание, было приятно. К счастью, в крупных городах еще оставались пару местных изданий, которые не менее оперативно, чем интернет сообщали новости, а главное, сообщали их точно, без допущения непроверенных подробностей.

Поэтому после утреннего моциона за прессой, я вернулся в дом, позавтракал, и прочел статьи, частично посвященные не только загадочному убийце, но и мне.

Итак, ночью убита двенадцатая жертва, у следствия по-прежнему не было версий, а единственный свидетель, то есть я, назывался важным шагом в продвижении расследования к финальной точке. Эти слова записали со слов высокого руководителя Следственного комитета, некой Аллы Манжос.

Правда, я являлся не таким уж и важным свидетелем, благодаря мне чумного доктора не поймали, и ничего нового в облике загадочного убийцы не увидели. Следовательно, прекрасная руководительница комитета нагло врала. И вранье было ничем иным, как откровенным бессилием в деле поимке подонка. Между тем страх и недовольство жителей города, и естественно недовольство кое-откуда сверху, только нарастало.

Я бросил газеты на старенькую прикроватную тумбу, и решил навестить свою возлюбленную, не в силах оставаться дома.

Ее звали Фаина, и наша любовь состояла ни в коем случае не в платонической связи, а исключительно в духовной. Она всю жизнь работала в межнациональной библиотеке. По счастливому стечению обстоятельств, библиотека располагалась всего в нескольких кварталах от моего нового местожительства, аккурат за печально прозванным в народе «цыганским поселком». В девяностые годы здесь был самый настоящий центр распространения наркотиков, красные кирпичные дворцы, до безобразия безвкусные, вырастали на месте бывших избушек, а их владельцы ощущали себя хозяевами жизни. Сейчас возведение домов прекратилось, былые особняки постепенно утрачивали свой первоначальный блеск, а про наркотики и вовсе забыли. По крайней мере, это не делали так открыто как раньше, а регулярные облавы ОМОНа, не давали забывать особо отчаянным, что лихие годы позади и наркотики – зло, выраженное в километровых тюремных сроках.

Вокруг здания библиотеки, словно нимб вырос громадный многосекционный двадцатиэтажный дом, который своим каменным взором грозно смотрел на былые остатки цыганского величия и прочих избушек навроде моей. Все им многочисленные застройщики города уже высказали свой приговор в части сноса, хоть и отсроченный на неопределенный срок. Куски частного сектора представляли собой очень сладкий пирог, хоть и с кисловатой начинкой, так как людей из хижин приходилось куда-то отселять, и отселять приходилось именно за деньги строительных корпораций. А с деньгами там расставались неохотно.

Пройдя по узким улицам среди хижин вперемешку с особняками, за оградами которых периодически выли нагловатые волкобразные собаки, я добрался до серого бетонного здания с узкими продолговатыми окнами, где в торце находился неприметный вход с еще более неприметной желтоватой вывеской «БИБЛИОТЕКА».

Традиционно скрипнув в приветствии, стальная библиотечная дверь впустила меня в узкое пространство с тремя ступеньками, после которых была вторая дверь, наконец впускавшая посетителей в некое подобие прихожей с гардеробом. Пожилая женщина в очках со спущенной маской, читая какую-то старенькую классическую книгу, зыркнула на меня поверх очков из окошка. Позади нее блестели пустыми иглами крючки для одежды. Она молча кивнула, тем самым приветствуя меня.

– Фаина Андреевна на месте? – спросил я, снимая шапку, которая предательски едва не ухватила за собой мой парик.

Стекла очков вновь блеснули, книга – это оказалась «Лолита» Набокова – была отложена в сторону, и женщина ответила.

– Утром была на месте.

– В отличие от ваших немногочисленных читателей, – указал я на пустые вешалки.

Гардеробщица устало повернулась, осмотрела островатые крючки с поникшими бирками и вздохнула.

– Время такое. Все в интернетах есть. Зато летом мамаши с детьми за литературой побегут для чтения на каникулах.

Ежегодное нашествие на библиотеку совершалось каждые летние месяцы – библиотеку осаждали взволнованные мамы с детьми. Они штурмовали полки с классической литературой, поглядывая в печальные списки литературы, «обязательной к прочтению». После лета книги сдавали обратно – те, что не теряли на дачах и курортах – и после о библиотеке не вспоминали до следующих летних каникул даже в страшных снах.

Фаина Андреевна была в зале периодики, располагавшимся на нижнем ярусе библиотеки, под стеклянными сводами крыши, через матовые стекла которой проникал еле заметный солнечный свет. Зал библиотеки представлял собой несколько уровней. На импровизированном балконе располагался центр информационных ресурсов, ниже шли непосредственно полки с книгами, которые обрамляли атриум, внизу которого располагался читальный зал, а еще ниже, по крутой лестнице, шел зал периодики. Спустившись по лестнице через читальный зал в самый низ, я увидел свою возлюбленную среди крутящихся барабанов с толстыми литературными журналами. Мерцание экрана компьютера бликами отражалось от ее больших очков. Увидев меня, она улыбнулась.

– Давно не видела тебя. Смотрю, даже волосы отросли.

– Главное, помнить и не забывать.

Я не знал, сколько ей лет. И никогда об этом не спрашивал. Возможно, ей было чуть за пятьдесят. Возможно, много больше. То, что нас связывало – наша духовная связь, ценилась гораздо выше всех возрастов и предрассудков.

Фаина опустила очки, которые повисли на груди, подвешенные за шею золотистой цепочкой, и спросила:

– Как там твои начитки? Что на этот раз – Лавкрафт или вновь Кинг?

– Лавкрафт, и еще немного Карлоса Кастанеды.

Она уважительно кивнула.

– Дай угадаю, «Искусство сновидения».

– О да!