Этот плащ, откровенно безвкусный, ужасного ядовитого цвета, приторно мерзко пахнувший ядреными французскими духами, и, не стоило сомневаться, что поддельными, от которого прихожая пропахла так, словно располагалась в предбаннике парфюмерного завода, принадлежал моей теще.
Бывших тещ не бывает. Также как не бывает бывших друзей. Друзья либо есть, либо те люди, которые в один грустный миг перестают ими быть, никогда таковыми не являлись. Аналогичная ситуация с тещами. Их ненависть к зятьям не прекращается со временем, не исчезает после развода с дочерями, чьи жизни испоганил очередной зятек, какого лучше бы вообще никогда не существовало на земле.
Короче говоря, бирюзовый плащ, провонявший французской парфюмерной химией, принадлежал моей теще. Агата Францовна была матерью Кристины. Когда я услышал ее имя-отчество, не смог удержаться от шутки.
– Она что, из бывших фашистов?
Моя, тогда еще невеста, посмотрела на меня, резко меняясь в лице.
– Никогда не шути с ней. Она не понимает шуток.
Как выяснилось похоже, теща много чего не понимала в этой жизни.
В день моего знакомства с родителями Крис все шло не так. В тот день мы невзлюбили друг друга сразу. Есть любовь с первого взгляда, а есть ненависть. При виде меня будущая теща сморщилась, будто кто-то невидимый засунул ей в нос дольки лимона, скривила губы, в общем-то и без того не отличавшиеся ровными линиями, и вздохнула. Во вздохе, долгом и шумном, сквозило отношение к неудачному выбору дочери.
– Агата Францовна! – рявкнула она на меня в первую нашу встречу так, словно приставила к моей голове пистолет и спустила курок. Я едва не отшатнулась.
– Роман Андреевич, – прошептал я и добавил, чем вбил в крышку своего гроба последний гвоздь: – Вербицкий.
Агата Францовна подумала почему-то, что я форменно издеваюсь над ней. Фамилия Вербицкий в ее древнем сознании ассоциировалась с князьями и дворянами, к коим я не мог иметь отношения по определению. Просто за глаза, а, вернее, за простоватую внешность плебея.
Для нее я был худ, слишком глуп и чересчур груб. Ну куда мне, подзаборной челяди, до дворян?
Во время нашей недолгой жизни с Кристиной, Францовна отравляла мне жизнь как только могла. Главным образом, пилила мою жену.
– Что он все выходные сидит дома?
– Мама, а куда ему идти?
– Он же нигде не работает!
– Мама, он писатель!
– И что? Это разве работа?
– Его книги хорошо продаются.
– И что? Пусть вымоет ванну! Пропылесосит пол!
– Мама!
– Когда вы заведете детей? Он что, бесплодный? А может у него не все в порядке с ориентацией?
– Мама!!!
– А что я такого сказала? Ты знаешь, сколько вокруг нас латентных геев?
Иногда теща поражала своими познаниями, при том даже не была, в отличие от меня, кандидатом наук.
Во время таких задушевных разговоров, мне хотелось оживить одного из киллеров моих романов, дать ему адрес тещи и попросить убить как можно более изощренным способом. Самому в тюрьму из-за этой чувырлы садиться не хотелось.
И вот сейчас эта мегера, фурия, гарпия без пропеллера[10 - Намек на роман Дарьи Донцовой «Гарпия с пропеллером».], ведьма из страшных немецких сказок околачивалась здесь.
– И что у нас за праздник? – процедил я Кристине, стоило ей выйти в прихожую.
– Ты опоздал!
– Да насрать. Что здесь делает эта немецкая баба-яга? Ступу чинит? Или метла сломалась?
Бывшая разозлилась. Гладкое лицо ее приобрело пунцовый оттенок. У меня на мгновение создалось впечатление, что сейчас мне прилетит пощечина.
– Ты не охренел? О моей матери так говоришь!
– Тебе напомнить список на ста десяти страницах какими словами она называла меня за все эти годы? Или не надо?
Я заставил себя успокоиться, обнял Крис и поцеловал ее в уголок рта. Мозг тот оказался подчиняться разуму, и внизу живота я почувствовал, как напрягаюсь от желания. Все-таки иногда не бывает и бывших жен, к которым все равно чувствуешь влечение и каждый раз надеешься завалить в постель.
Она тоже ответила меня, приобняла за шею, прижимаясь, и нежно поцеловав в ухо, слегка прикусив напоследок мочку. Думаю, она почувствовала выросший бугорок моих брюк, и ей явно было лестно. На лице бывшей жены промелькнула еле заметная улыбка.
– Она в гостиной.
– Спасибо, что предупредила. Пойду запрусь в туалете. Скажи, что я съел селедку с молоком. Если у нее будет желание меня увидеть, пусть заглядывает.
– Ты прекратишь или нет?
– Нет. Машка где?
– У себя наверху. Сейчас спустится.
– Слушай, я приехал к ней, а не чтобы видеть твою мамочку. На нее я насмотрелся за годы нашей недолгой совместной жизни.
– Ты с ней не жил.
– Бог миловал, да.
Если бы я жил с этим чудовищем, то повесился бы. Или прибил ее, что более вероятно. И фиг с ней с тюрьмой.
Я прошел ко входу к гостиной и осторожно заглянул. Агата Францовна, долгих лет ей жизни, восседала на диване и разговаривала с каким-то молодым черноволосым парнем. Он был одет в модный клетчатый костюм, вместо рубашки на нем была белая футболка. Непослушные от природы волосы, явно при помощи геля были подняты вверх. Прямо ожившая картинка из журнала про мужское здоровье. Теща глядела на гостя влюбленными глазами, покорно сложив руки на тощих ногах, томно вздыхала и периодически кивала головой, поддакивая. Не удивлюсь, если бабка сгорала от проснувшегося после долгих десятилетий спячки, вожделения.
– Кто этот мачо? – спросил я еле слышно.
– С ним я и хотела тебя познакомить.
В голове промелькнула маленькая догадка, но я все же понадеялся на лучший исход. Лучшего, однако, не случилось.
– Это Антон. Мой… в общем, он мой парень.
Я чуть не присвистнул. Нет, не от удивления. От негодования.