Малые Боги. Истории о нежити

Малые Боги. Истории о нежити
Святослав Владимирович Логинов

Капитаны русской фантастики
Лишь в раз году на землю проливается великое чудо – Мёд жизни, за обладание которым испокон веков ведут борьбу силы Света и Тьмы…

Даже если ты Старый Жиж, «нежить неназываемая и незнамо где обитающая», без бабы в хозяйстве тебе ну никак не выжить…

На землях, разоренных братоубийственной войной и раздираемых нескончаемыми распрями феодалов, лишь мифический единорог может внезапно стать последней надеждой…

Мучимая одиночеством, болотная кикимора решает завести себе подругу – деревенскую девушку…

Семаргл, лунный пес, повелитель летних дождей и рос, забытый всеми, коротает век на безжизненной лунной поверхности…

В новый авторский сборник «Малые Боги» признанного классика отечественной фантастики Святослава Логинова вошли преимущественно рассказы и повести, ранее не издававшиеся, а также несколько «редкостей» разных лет. Проделки нечистой силы, предания о существах из иной реальности, которая порой оказывается так близка к нашей, – вот центральная тема сборника, который придется по душе всем любителям жанра фэнтези.

Святослав Логинов

Малые Боги. Истории о нежити

Истории о нежити

Три тысячи лет назад, когда наши предки были язычниками, они весь мир населяли большими и малыми богами. Велес, Мокошь, Перун считались великими богами, а домовые, лешие, кикиморы были богами малыми, с которыми человек воевал или мирно соседствовал. С приходом христианства великие боги изныли и практически исчезли, а боги малые сохранились, но новая вера разжаловала их из богов в нежить и нечисть. Но тем не менее они продолжают жить в народной памяти, в фольклоре, быличках и страшилках. И разумеется, они освоили фэнтези.

В сборник «Малые боги» включены рассказы, короткие повести и миниатюры в жанре фэнтези, где действующими лицами являются мифические существа, которых можно отнести к разряду малых богов. Здесь нет царственных особ, придворных магов, магических академий и прочей ерунды, заполонившей околофэнтезийные тома. Зато фантастические существа такого рода незаемны и практически не встречаются у других авторов.

Малые боги бытуют по соседству с людьми, и потому в каждом рассказе непременно присутствуют обычные люди, лишенные какого-либо колдовства. А малые боги недаром оказываются малыми, и потому, наверное, в этом сборнике много микрорассказов. «Щекотун», «Умолот», «Не ко двору», «Угомон», «Заруча» – каждый из описанных здесь представителей нежити существует сам по себе, и о каждом можно написать рассказ в полторы странички, что я и делаю с огромным удовольствием. А вам желаю читать с таким же удовольствием, с каким я писал эти рассказы.

Змейко

К настоящему времени россыпи эти полностью выработаны и промышленной ценности не представляют.

    Горный справочник

Бабушка Ненила хорошо говорила сказки. Во внуках да правнуках у нее вся деревня была, так соберется мальчишня целой артелью и пристанет как репей: расскажи да расскажи. А бабке что, для родной крови не жалко, она и примется рассказывать…

С прежних времен ведомо, что под нашей горой есть пустое место. И было некогда там подгорное царство. Горные люди жили, гномы. По всей округе об их мастерстве слава гремела. Железо варили, медь плавили, по золоту тоже старались. Но всего больше занимались цветными камушками. Ежели родиться где самоцветику, так гномы о том за полгода знают и ждут. Дешевым металлом торговали, железный товар, медь, чушки свинцовые, лягушачью платину на базар возили, на хлеб да пиво меняли. А чтобы золото, серебро или, не приведи господь, камушки на продажу поставить – такого у них не водилось. Все себе оставляли. Богатства собрали несметные, несказанные и неоглядные.

Только раз объявились над горой враги: огненный змей с братьями. Стену прожгли, гномов кого побили, кого прочь погнали и стали сами в горном городе жить.

Гномам то за обиду показалось. Вооружились они кто чем попадя и пошли супостата воевать. Год воюют, два воюют, народу положили уйму, а победы не видно. И остался у них от всего мира один захудалый гноменок. Его прежде по малолетству на войну не брали, вот он и уцелел. А теперь никого родных не осталось, сам большой, сам маленький… Собрался последний гном, нашел себе какой ни есть мечишко и пошел за отчий дом сражаться. Приходит к горе и видит: и братья, и дядья все лежат побитые, никого в живых нет. А рядом змеи лежат, секирами порубленные, ни одна не дышит.

Стал гном врага на битву звать. И выползает ему навстречу захудалый змееныш, весь из себя полтора вершка. Один остался на все змеиное племя. Удивился гном:

– Как же я тебя убивать буду, такого малого? Уползай-ка ты отсюда подобру-поздорову.

– Нет, – отвечает змееныш, – я тут родился и никуда отсюда не уйду. Здесь мой дом.

– А и что тебе в этом доме делать?

– В своем дому да дела не найти? Вишь, сколько тут богатств набрано-скоплено? Все прибрать нужно, каждая золотиночка пригляда просит. Разложу все как есть по местам, лягу посередь большой залы и буду радоваться на такую-то красоту.

– А ты подумал, – говорит худой гноменыш, – что богатства набраны-скоплены, да не тобой? Их мои прадеды и пращуры добывали, собирали и по местам раскладывали, а твои змеи все пограбили да поотняли, а хозяев огнем пожгли и смертью поубивали. Только не бывать такой неправде ни на земле, ни под землей, ни на светлых небесах. Уползай отсель, пока живой есть, а не то давай биться не на жизнь, а на смерть.

– А ответь ты мне, – говорит заморный змееныш, – что ты делать станешь в столь огромном дому, коли подвезет тебе меня поратить до смерти?

– В своем дому да дела не найти? Все прибрать нужно, покладать покрасивее, кладовать понадежнее. А как все ухичу, сяду посередь большой залы и стану радоваться душой на такую красоту несказанную.

– Так ведь и я не на базар потащу, – говорит малый змейко. – Зачем тебе меня мечом рубить, для чего мне тебя ядом язвить, когда мы одного хотим, чтобы вся подгорная краса цела оставалась и душу радовала? Давай вместе в большом зале быть, вдвоем на каменья любоваться, дружно злато беречь. А что отцы наши, дядья и деды поубивали друг друга из-за той казны, так нашей вины в том нету. Коли и мы друг друга поубиваем, то тогда и краса ненужно погаснет, и казна обесценится.

Подумал гноменыш да и согласился. С тех пор в пустом месте под горой два хозяина живут, в четыре глаза за порядком смотрят. Там у них под горой самое место богатющее: и яхонт, и лал, и хрупик, и тяжеловес, и аматист, который любовники носят, и желтый белир, и всякий иной подельный камень. Лежит, а в руки не дается. Место богатющее, а не добычливо. Железной руды покопать или медной – это можно, хотя и тут добыча невелика. А золота или каменьев не взять, хотя все приметинки как на ладони лежат. Есть в горе всякого богатства, да хозяева брать не велят. Так и зовут нашу гору Пустой – то ли оттого, что место под ней пустое, где подземный город стоял, то ли оттого, что всякий старатель отсюда пустым уходит…

– Дядя Матвей, поди, пустым не уйдет, – поперечил бойкий правнучонок.

– Может, и не уйдет, – бабушка Ненила на все была согласная. – Матвеюшка мне тоже сродственником доводится. Глаз у него верный, рука легкая. Бают, что он раз в городе напротив губернаторских палат самоцветную друзу сыскал. Дорогу там мозаичным камнем стелили. Свои таким грубым делом не промышляют, а иногородние в отхожий промысел нанимаются. Камень отесывают да на дорогу укладывают. Тоже мозаикой кличут, хотя каменье там не цветное, а самый бросовый плитняк. Вот Матвейка-то мимо шел да и углядел нужный камень.

– А что, – грит, – работнички, почем этот булыжник продадите?

– Бери, когда нужда есть, – отвечают мужики. – Мы его тебе за так подарим.

– За так не могу. Нынче Даришь уехал в Париж, а заместо приехал его братец Купишь.

– Ну, когда ты гордый, – смеются мужики, – то гони целковый рупь.

А камень булыжный, ежели кто не знает, четыре копейки за пуд стоит.

Однако Матвейка и глазом не моргнул.

– Сколько прошено, столько, – грит, – и плачено. И не говорите потом, будто я цену сбивал или задаром чужой камень схватил.

Отсчитал Матвей за булыжник цельный рубль, из рук в руки. А потом взял кайлушку, тюкнул легохонько – и открыл друзу самоцветных сапфиров. И цена ей была семьсот рублей. Мозаичники потом чуть не весь булыжный товар переколотили, искали вторую такую же диковину. Не нашли.

Было такое, не было – бог весть. Вернее, что не было. Это ж дураком надо быть, чтобы щебеночной киркой друзу рушить, да еще на глазах у чужих людей. Однако ж сказка живет, потому что Матвей, бабки Ненилы внучатый племяш, и впрямь мастером был редкостным, какие раз в тыщу лет рождаются, а потом тыщу лет помнятся.

Матвейка с малолетства был к камню приставлен, а вот не давалось ему рукомесло, да и только. Шлиф навести, душу камня показать – это мог, а чтобы вещицу какую сработать – такое не получалось.

– Что его зря резать да гранить, ежели он и без того хорош?

Зато старателем Матвейка был знатным, в цветнокаменном промысле равного не было. Не только россыпи и скарны, но и всякий занорыш ему как на ладони были. Носом, что ли, чуял каменное сырье? Ежели где речушка мелкая да с перекатами протекает, так то Матвейке в особую радость. На таких речках старатели завсегда промышляют, золотишко в лотках моют, цветные камушки. А Матвей вечерами, в шурфе намаявшись, на речку развеяться ходил. И не бывало, чтобы пустым с прогулки возвращался. Солнце начнет к земле западать, на ряби речной бликами заиграет… самая краса вечерняя в ту пору настает. Галечки на речных, многажды промытых россыпях все до одной чудятся самоцветами. Всякая слюдинка бриллиантом сияет, любая шпатинка алмазной гранью посверкивает. Ну, и вода рябит… где в таком сиянии что рассмотреть? А Матвейка глядит с прищуром – да вдруг шагнет в воду и поднимет со дна что-то невидимое прочим.

Ежели спросить, что нашел, то плечами пожимает: «Так, обломочек занятный», – а находки из кармана не вытаскивает. Значит, и про сапфировую друзу люди врут: найти, может, и нашел, но при стороннем глазе не хвастался.

На продажу, впрочем, с некоторых пор дорогие камни Матвей выносить перестал. Искряком торговал, баусом, мелкой перелифтью, ясписом, из которого пуговицы режут. А чтобы по-настоящему дорогой камень, о том только вспоминалось.

– Оскудела земля цветными камнями, – вздыхал Матвей перед заезжими купцами. – Прежде, бывало, темно-синий агустит прямо на земле валялся, желтый ягут, а по-городскому – топаз, за бесценок шел. А ныне архиерейский камень аматист кое-где, может, и остался, а стоящего товара нет. Или хоть малахит взять. В прежние годы, бают, бирюзовый королек тысячами пудов копали, а сегодня и плисовому рады.

Что за диво? У других старателей хоть изредка яхонты попадаются, а у самого удачливого и знаменитого только суровик и дымчатый смоляк.

И пошли промеж торговцев пересуды, будто есть у Матвейки заветная укладка, где лежат непродажные камешки, те, с которыми душа расстаться не может. И чем дальше, тем реже камни на торги идут, чаще в сундук попадают. Сплетне веры нет, а слушаешь. А о той Матвейкиной укладке вся ярмарка слыхала.