The Miles club. Тристан Майлз

Сегодняшние слова Марли неотступно крутятся у меня в голове.

«Он по-прежнему с тобой. Он всегда будет с тобой. Доверься ему – пусть за тобой приглядывает. Тебе нужно отпустить его, Клэр».

Нутром чую, что она права. Точно навязчивая песенка, которую откуда-то доносит ветер, эти слова все крутятся, крутятся, никак не отвяжутся от меня. Потихоньку подтачивают мой здравый смысл.

Я смотрю в пустоту, окруженная коконом пустой тоски… Он не вернется.

Он никогда не вернется.

Время настало; я знаю, что время настало.

От этого ничуть не легче.

Я не могла себе представить, как буду жить без него. И не представляю, как мне это удастся.

И не хочу, чтобы мне пришлось этому учиться.

Пристально смотрю на обручальное и помолвочное кольца, решительно берусь за них другой рукой, готовясь совершить немыслимое.

Смаргиваю слезы. Душащая тяжесть навалилась на грудь. Я медленно стаскиваю кольца. Они сперва застревают на костяшке пальца, никак не желая слезать, но наконец соскальзывают.

Я сжимаю руку в кулак. Без привычного веса колец она кажется невесомой, и я смотрю на белую полоску, оставшуюся на пальце. Солнечное напоминание о том, чего я лишилась.

Мне ненавистна моя рука без его кольца.

Мне ненавистна моя жизнь без его любви.

Придавленная эмоциями, опускаю голову на руль машины… и впервые за долгое время позволяю себе заплакать.

Последняя пара туфель брошена в чемодан. Завтра я улетаю на конференцию.

– Кажется, все.

– Ты зубную щетку взяла? – спрашивает Патрик. Он лежит на животе на моей кровати, рядом с чемоданом. Мой самый младший ребенок – самый мудрый. Он никогда ничего не забывает.

– Нет еще. Мне же сегодня еще зубы чистить. Положу утром.

– Ладно.

– В общем, к вашему возвращению из школы бабушка уже будет здесь, – напоминаю я ему.

– Да-да, я помню, – кивает он. – И я должен позвонить тебе сразу же, как только Гарри напроказничает или Флетчер разозлится. – Пересказывая мои указания, он вздыхает.

– Да, именно так!

Остальные двое этого не знают, но Патрик – мой тайный осведомитель. Я узнаю?, что натворили его братья раньше, чем они успевают довести дело до конца.

У меня трое сыновей. Флетчеру уже семнадцать, и он самовольно взял на себя обязанности моего личного телохранителя. Гарри недавно исполнилось тринадцать, и я готова поклясться всеми святыми, что он либо станет лауреатом Нобелевской премии, либо загремит в тюрьму. Более несносного шкодника свет не видывал. Он вечно вляпывается в какие-нибудь неприятности, в основном в школе.

А еще есть младшенький, Патрик, которому девять лет. Милый, мягкий, чувствительный ребенок, совершенно не похожий на братьев. И за него я тревожусь больше всего. Ему было всего четыре года, когда погиб их отец, и он оказался самым обделенным отцовской любовью.

Он даже не помнит своего папу.

Вся его комната заставлена и завешана отцовскими фотографиями. Он поклоняется отцу, как герою. Конечно же, Уэйд – герой для всех нас. Но одержимость Патрика уже почти вышла за рамки нормы. Дня не проходит, чтобы он не попросил меня что-нибудь рассказать об отце. Он улыбается, внимательно слушает, когда я вспоминаю события прошлого и рассказываю ему истории о Уэйде. Знает наперечет все любимые ресторанные блюда отца и всегда просит заказать ему то же самое. Спит в старой отцовской футболке. Я тоже сплю в одной из них, но ни за что бы в этом не призналась.

Честно говоря, момент, когда настает время рассказывать сказку на ночь, всегда заставляет меня внутренне содрогаться. Все мы смеемся и шутим, перебирая драгоценные воспоминания. Потом дети ложатся спать и впадают в блаженное забытье, а я остаюсь бодрствовать, и в моем сознании только что пересказанная сцена проигрывается снова и снова.

Жаль, что мы не можем повторить ее заново.

Уэйд по-прежнему живет здесь, с нами, просто не во плоти.

Он мертв в достаточной мере, чтобы мне было одиноко… но достаточно жив, чтобы я не могла представить себе жизнь без него.

Я застряла на полпути между раем и адом.

Безумно влюбленная в призрак мужа.

– Ладно, прочти вслух мой список, – прошу я.

– Де-ло… – читая, Патрик морщит лоб. – Дело-ва-я…

– Деловая одежда.

– Да, – он гордо улыбается: ему почти удалось.

Я ерошу его темные волосы, слегка завивающиеся на концах.

– Уложила.

Он рисует галочку.

– По-все… – хмурится, словно зайдя в тупик.

– Повседневная одежда? – подсказываю я.

Он кивает.

– Есть.

– Пи-жа-ма, – он радостно подскакивает. – Это слово я знаю!

– Ага – видишь, у тебя уже получается гораздо лучше!

У Патрика дислексия, и читать ему трудно, но мы стараемся. Заглядываю в чемодан:

– Положила.

Он отмечает этот пункт и переходит к следующему: