Ученик мага

Система поразила меня до глубины души. Я вышел на улицу, поймал такси и велел экипажу машины отвезти меня в банк, куда мне должны были перечислить деньги. В Калькутте с каждым таксистом ездит напарник – он сидит рядом с водителем и общается с клиентами. Помимо всего прочего, помощник прокладывает маршрут, берет у пассажира деньги, развлекает его шуточками и следит за алтарем на приборной панели. Я уселся на заднее сиденье, вверив себя в руки профессионалов. Наше такси с грацией танка вклинилось в общий поток.

Машина петляла по узким улочкам, а я тем временем разглядывал сложнейшей работы алтарь. К этому шедевру приложил руку настоящий мастер. Центральной фигурой композиции являлась золоченая статуэтка Кали сантиметров тридцать высотой. С шеи богини свисали гирлянды миниатюрных черепов. Все ее шесть рук – в каждой по большому ножу – рубили воздух в ритме звучавшей в салоне музыки: диско 70-х. Раз в девять секунд изо рта черноликой богини извергался поток ярко-красной жидкости, стекавшей по туловищу к ногам. Жидкость переливалась в небольшой резервуар, откуда через некоторое время снова попадала в рот богини. Все это наводило на мысль об адских часах с кукушкой.

– Отличная штуковина. В нее, наверное, столько труда вложили, – озвучил я свою мысль. Водитель и его помощник трясли головами под песню «Night Fever» группы «Bee Gees».

Выдававший мне деньги банковский служащий сказал, что Феруза можно поискать в Калигхате – так называется храм Кали в Калькутте. Странновато, на мой взгляд, но, с другой стороны, я ведь совсем не знаю город. Так что к совету я прислушался.

На первый взгляд Калигхат – округлые купола, плотные очереди нищих, вдовы, обритые налысо паломники – ничем не выделяется среди других храмов Индии. Но здесь нет места празднику жизни – в Калигхате царит культ смерти. В храме все настолько тесно связано с Кали, что искать в нем Хакима Феруза было совершенно бесполезно.

Вообще-то, тем, кто не исповедует индуизм, вход в храм воспрещен. Но меня никто не остановил, так что я прошел через низкую дверь в главный двор. Первым делом на глаза мне попалась женщина, привязывающая камни размером с кулак к отросткам волшебного кактуса. Говорят, это помогает от бесплодия.

Несмотря на дарующее жизнь растение, храм, будто неким пологом, накрывало ощущение разгула чего-то до отвращения жуткого. От грозного взгляда Кали здесь ничто не могло укрыться. Натуралистичные изображения пьющей человеческую кровь богини с ожерельями из отрубленных голов – такое зрелище пробирает до мурашек. Голливуду еще ой как далеко до создания чего-либо подобного. Одержимая жаждой смерти Кали высунула язык. У нее десять рук, и в каждой она держит по разящему мечу, а ее кровожадный взгляд приковывает врагов к месту.

Храм построен в 1809 году на месте гораздо более древнего святилища. В старинных индуистских хрониках говорится, что храм был построен на том самом месте, куда упал отрубленный палец ноги богини Сати.[12 - По легенде, жена Шивы Сати бросилась на жертвенный костер. Шива выхватил ее из огня, но было уже поздно. Шива долго ходил с телом Сати на руках, пока Вишну и другие боги не решили излечить его от безумия, разрубив тело его жены. Там, куда падали частицы тела Сати, позже возникли места поклонения богам.] Именно здесь душители-таги молились перед тем, как отправиться убивать ничего не подозревающих путешественников.

В одном из уголков двора был устроен загон, куда сочными листьями заманили зеленоглазую козочку. Доверчивое животное безмятежно жевало. Ослепленная жадностью, козочка сама пришла туда, где все было красным-красно от жертвенной крови. Впрочем, если бы она и попыталась убежать, шансов у нее не было. Жрец привычной рукой тут же отвернул ей голову в сторону востока и крепко зажал. Взмах огромного клинка – козочка и дернуться не успела, как была уже мертва.

А в загоне через двор два мясника разделывали другую тушу. У их ног громоздилась горка отрубленных козлиных голов – ни дать ни взять, залитые кровью башмаки.

В храме ежедневно совершается до двенадцати жертвоприношений богине Кали. Вплоть до девятнадцатого века здесь в порядке вещей были и человеческие жертвоприношения. Перед тем, как убить животное, совершается обряд посвящения могущественной богине – при этом используют молоко, смешанное с водой из Ганга, где растворяют немного бханга – пасты из конопли. Перед жертвоприношением козу или другое животное моют и украшают цветами красного гибискуса. Потом берут ритуальный нож и шепчут в ухо животному свою просьбу. Душа жертвенного животного передаст просьбу напрямую Кали.

Что-то мне подсказывает, что банковский служащий прекрасно знал об ужасных кровавых обрядах в Калигхате, и специально направил меня туда. «Чудесно, – думал я, выбираясь из зловещего храма. – Видно, народ здесь веселый. Похоже, скучать не придется».

* * * *

Первые пять дней я только тем и занимался, что повсюду искал Феруза. Калькутта, конечно, большой город, но через неделю мне стало казаться, что тот, кого я ищу, просто не существует. Может, Хафиз Джан направил меня в Калькутту по ошибке? Или Феруз куда-нибудь переехал? И то и другое вполне возможно. Впрочем, что толку задаваться бесполезными вопросами.

Меня не покидало ощущение, что чем усерднее я ищу, тем меньше у меня шансов найти. Если верить традиции, то джинны, проведав о моих настойчивых поисках, решили подшутить. Джинны вообще очень любят шутки. Вот они и скрыли от меня Феруза. Оставалось только ждать, пока какой-нибудь добрый дух не сжалится надо мной и не уберет завесу, скрывающую учителя. Пока же оставалось только запастись терпением и пережидать проделки джиннов.

Я поспешил убраться с пути трамвая, который с грохотом несся на меня, подобно груженой углем вагонетке, перешел дорогу и свернул влево – на знаменитую книжными развалами Колледж-стрит. Пожалуй, это самое большое в мире кладбище ненужных книг. Выгоревшие на солнце, неоднократно намокавшие под проливными муссонными дождями – эти книги определенно знавали лучшие времена. Ради любопытства я покопался немного среди высоченных стопок. Половина книг – по древним, бывшим в ходу еще на заре компьютерной эры языкам программирования. Другая половина – любовные романы. Я шел вдоль центрального прохода и вдруг наткнулся на прилавок с книгами издательства «Mills & Boon».[13 - Английское издательство специализирующееся на любовных романах – прим. перев.] Возле него толпились бизнесмены, школьницы, конторские служащие, таксисты, выискивая пикантное любовное чтиво.

Продавец ненадолго оторвал взгляд от рассыпающейся книги под названием «Случайная встреча» и предложил мне заглянуть в его любимую кафешку. В путеводителях любят писать, что калькуттский Альберт-Холл – это местный аналог кафе на парижском Рив-Гош – левом берегу Сены. Красивые слова. Не исключено даже, что когда-то давным-давно они соответствовали действительности.

Кафе столиков на двадцать расположено на третьем этаже Альберт-Холла. И стены, и высокий потолок покрыты толстым слоем копоти. Под потолком величаво рассекают воздух выгнутые, похожие на ятаганы, лопасти старинных вентиляторов. В Альберт-Холле не собирались лучшие представители передовой общественности, чтобы обсудить насущные проблемы современности. Здесь не клубился густой серебристый дым сигарет «Галуаз». Кафе пустовало. Пустовало, если не считать одинокого пожилого горбуна в дальнем углу. Он раскладывал марки в альбом.

При виде этого трогательно одинокого старика у меня от жалости сжалось сердце. Я подсел к нему. У горбуна была абсолютно круглая голова, а одежду покрывал слой неповторимой калькуттской грязи. Восковой цвет его лица, казалось, отражает перламутрово-голубой цвет облупившегося пластика столешницы, над которой он склонился.

– Красивые марки, – сказал я с восхищением.

– Что? Что вы сказали? – переспросил горбун. Ну вот, кажется, он еще и на ухо туговат.

– Я говорю, марки у вас красивые. Такие яркие.

Мне хотелось немного подольститься к старику.

– Какие еще марки?

Разговор явно не клеился.

– Те, что у вас в альбоме… вот эти, например, такие яркие… бразильские, да?

– А! Так вы марки любите?

Чудесно, – подумал я, – похоже, он уловил суть беседы. Вот теперь-то разговоримся!

– Просто обожаю! А вы?

Выражение ангельской нежности на его лице тут же сменилось невероятным отвращением.

– Нет! – взревел он. – Терпеть не могу эти никудышные клочки бумаги.

– Зачем же тогда вы их собираете?

– Это не мое, – признался горбун, закуривая. – Это моего друга – он в туалет отошел.

Тут за столик вернулся высокий, грациозный, как тореадор, мужчина с зеленовато-карими глазами. Судя по чертам лица – явно пуштун. Волосы он напомадил бриллиантином с ароматом лавандового масла и зачесал назад. На чисто выбритом лице красовались аккуратно подстриженные усы. Поверх холщовой рубашки – терракотового цвета жилет с расстегнутой нижней пуговицей. Тонкие саржевые брюки и до блеска начищенные оксфордские туфли говорили о строгом воспитании, денег на которое не пожалели. Руки все в старческих пятнах, но с тщательно ухоженными ногтями и удаленными волосками – по ним я сделал вывод, что их обладателю, должно быть, что-то около шестидесяти пяти. Нечасто встретишь настолько хорошо сохранившегося джентльмена. Но самое большое впечатление производила даже не его внешность, а то чувство уверенности, которое он излучал.

Он повернулся к своему приятелю и низким бархатным голосом медленно произнес:

– Как зовут твоего нового знакомого, Рублу?

– Понятия не имею, – проворчал горбун, не поднимая головы. – Он подошел марки посмотреть.

– Я просто не смог пройти мимо. У вас, сэр, потрясающая коллекция, – тут же сказал я.

– Благодарю вас, молодой человек. Я коллекционирую марки вот уже много лет. У меня собраны все индийские и большая часть английских за последние… – он ненадолго задумался, – за последние восемьдесят три года, кажется.

– Марки, марки… Ерунда какая! – протянул горбун.

– Не обращайте внимания на Рублу, он просто завидует. Видите ли, сам он ничем не увлекается. И никогда не увлекался.

Тут горбун макнул сигарету в чашку с кофе. Затем вылил похожую на патоку густую жидкость в блюдце и шумно отпил. Я с любопытством на него уставился.

– Зачем кидать в кофе пепел?

Горбун с презрением глянул на меня.

– А так горче, – с ненавистью буркнул он.

Да, похоже, мне еще многое предстоит узнать о принятых здесь правилах хорошего тона. Я решил не мешать горбуну наслаждаться едким напитком и повернулся к его спутнику.

Этот рафинированный джентльмен смотрелся несколько чужеродно в обшарпанном кафе Альберт-Холла. Он откинулся на спинку стула и принялся рассказывать об истории Калькутты, о ее роли в культурной жизни страны, о ее жителях и об уходящих в глубь веков ремесленных традициях. А я в ответ рассказал ему о своей неудачной поездке на экспрессе Фаракка. Джентльмену, судя по всему, уже доводилось слышать об этом проклятом поезде.

– Скажите, – подхватил он мою реплику, – что же привело вас в наш городок?

– Ну-у… – замялся я, не зная, с чего начать, – я тут приехал к одному человеку, но вот беда: никак не могу его найти.

– К кому же вы приехали?