Росомаха спрашивал о Лейле, а я решила, что он говорит о маме. Мою маму зовут Лариса, но Азат называет ее Лейла, ему так больше нравится. И она сама уже стала так себя называть, вот только вряд ли с ней знаком Росомаха. Зато вполне возможно, что хозяйку массажного салона зовут Лейлой. Да не возможно, а скорее всего.
Конечно, так я еще не вляпывалась. На стажировке меня принимали за горничную, в офисе меня принимали за разносчицу пиццы, прохожие принимали меня за промоутера, но никто и никогда не принимал меня за проститутку. Даже когда мы с друзьями ездили в Амстердам и гуляли по улице Красных Фонарей.
Обматываюсь полотенцем и выхожу из душа. И когда прохожу мимо лестницы, меня простреливает.
Налево! Росомаха говорил, моя комната налево. А я вчера свернула направо.
Открываю дверь в комнату справа и мысленно молюсь, чтобы оказалось, что я ошиблась, что это не та комната. Но с абсолютной ясностью вижу, что именно здесь провела ночь. Куча денег на тумбочке лучшее тому доказательство.
– Видишь, – говорю вслух умолкнувшей внутри девочке, – я сама виновата. Перепутала комнаты и влезла голой в кровать к Росомахе. Что ему еще оставалось думать? Или делать?
«Так сильно нужны деньги, да? – вспоминаю тяжелое дыхание на своей шее, и по телу врассыпную бегут мурашки. – Хочу еще, пока я везде первый…»
От этих горячих воспоминаний заливаюсь краской до корней волос. Боги, что же он обо мне подумал? Что я теперь пойду по рукам как проверенный и готовый к употреблению товар?
И тут в голову приходит такая простая мысль, что я от неожиданности сажусь на кровать, которая, к слову, тоже стоит немаленьких денег. А ведь теперь ни Максуд, ни Хамзат мне не страшны.
Меня никто не станет похищать, меня не смогут выдать замуж – в их понимании я теперь порченый товар. Слишком большим соблазном, как выяснилось, была моя девственность. А сейчас нет девственности – нет проблемы.
Теперь я свободна, я смогу уехать, вернуться домой. Устроюсь на работу, сниму квартиру и начну собирать деньги, чтобы вернуть Азату за обучение. А может, получится найти работу в Лозанне?
Я даже должна быть благодарна Росомахе, только бы девочка внутри перестала завывать тоненьким голоском. Но когда-то же она успокоится…
Непроизвольно глажу ладонью шелковую простыню – она действительно шелковая, ночью мне не показалось. Старательно прогоняю воспоминания, как Росомаха бережно перекладывал меня на кровати, меняя запачканную постель.
Хорошо, что он уехал. Это же он торопился на самолет? Не знаю, как бы я смогла посмотреть ему в глаза. И вспоминать о нем не надо, это были не мои ощущения, они были придуманные. Я ничего не чувствую к человеку, который стал моим первым мужчиной. Кроме стыда и досады.
Так что все к лучшему. А теперь пора думать, как добраться в город.
Быстро одеваюсь в выданные вчера Росомахой футболку и спортивные штаны. Они пахнут средством для стирки, никакого парфюма и посторонних ароматов. Это хорошо, вряд ли мне сейчас захотелось бы нести на себе запах чужого мужчины, хотя ночью мне казалось, я им вся пропиталась.
Еще одно побочное действие выпитых успокоительных. В тумбочке нахожу пустой бумажный пакет с логотипом местного парфюмерного магазина, сгребаю туда деньги, сверху кладу свое грязное порванное платье. Будет лишнее доказательство, я не собираюсь выгораживать Максуда.
Выхожу во двор. Когда Росомаха меня привез было достаточно темно, чтобы можно было что-то разобрать. А теперь интересно посмотреть, где я так опрометчиво вышла замуж. На одну ночь…
Дом расположен в достаточной отдаленности от других строений. Я бы сказала, на отшибе, если бы здесь было село или поселок. А здесь всего несколько таких домов, дальше виднеются горы.
Снаружи дом выглядит добротно, но все же недостаточно презентабельно для такой ванной комнаты, дивана, кровати и шелковых простыней.
– Эй, это ты, что ли, Мадина? – слышу надтреснутый голос. – Это тебя нужно в город отвезти?
Глава 6
– Вы мне? – спрашиваю сухопарого пожилого мужчину, опирающегося на невысокий забор со стороны улицу. Густая седая борода лопатой мешает точно определить возраст, но на деда он пока не тянет.
Вопрос тупейший, потому что кроме меня здесь никого. И смотрит он на меня. А все равно спрашиваю.
Дядька тролль еще тот. Картинно оглядывается по сторонам, с надеждой смотрит в небо. Потом тычет в меня узловатым пальцем.
– Так ты не Мадина?
– Мадина, – вздыхаю, скрещивая пальцы. Хотя кого когда-то это спасало?
– Выходит, тебе. Мне постоялец мой в город тебя велел отвезти, я тебя уже два часа выглядываю.
– Какой постоялец? – недоуменно переспрашиваю. Дядька не слишком приветливо смотрит на меня из-под кустистых бровей.
– Тебе виднее, какой. Мое дело отвезти. Так что, едем? – он кивает на старый автомобиль, припаркованный прямо посреди дороги. Точнее, посреди поля, потому что называть наезженную по пожухлой траве колею дорогой явный перебор.
Устремленный на меня взгляд полон осуждения, и я полностью его разделяю. Молодая девушка рано утром выходит из дома мужчины в футболке и спортивных штанах – здесь за такое и похлеще осуждения можно отхватить. В его глазах я явно пала ниже плинтуса, но не оправдываться же мне перед каждым встречным?
– Поехали, – киваю в ответ, – только надо сначала дом закрыть.
– Зачем? – удивляется мужчина. – Туда никто не войдет.
– А если воры?
– Какой вор рискнет влезть в дом Сосланбека? – он смотрит на меня с недоумением.
– Эмм… кто такой Сосланбек? – интересуюсь. – Местный авторитет?
Дядька смеряет меня убийственным взглядом, и в его глазах я лихо пробиваю очередное дно.
– Сосланбек это я.
– Приятно познакомиться, дядя Сосланбек, – подхожу к машине и распахиваю дверцу заднего сиденья.
Дядька несколько минут хватает ртом воздух, но, похоже, Росомаха не только мне отвалил много денег. Сосланбек берет себя в руки моментально, и уже через минуту мы выезжаем на довольно сносную проселочную дорогу.
Сначала едем молча, но мне не терпится расспросить про Росомаху, и я обрушиваю на неподготовленного мужчину всю мощь швейцарских треннингов коммуникативных навыков.
Технологии общения – мой конек, а в технике «Up selling»* на потоке мне не было равных. Никто не мог так убедительно впарить гостю номер на сотню баксов дороже только потому, что у него из окна ночью видна Большая медведица. Так что раскрутить на откровения угрюмого мужика, испытывающего явный дефицит общения, не составляет особого труда.
– Я знать его не знаю, – охотно делится Сосланбек информацией, – он второй раз приезжает. Ни имени его не знаю, ни фамилии. Приезжает сам, живет уединенно. Говорит, что врач, а там кто знает. Нетребовательный, нескандальный, аккуратный. При деньгах. Оплатил мне ремонт ванной, мебель свою привез, не всю, только в тех комнатах, где живет. Ну и за проживание платит, ясное дело. Я ему говорю, дорогой, поживи у меня подольше, зачем тебе город. У нас воздух, природа, горы. Продукты натуральные, без ГМО, я ему раз в два-три дня все свежее привозил. Нет, говорит, надо мне назад, на работу.
– А сегодня вы с ним виделись? – спрашиваю как будто мне это не особо интересно. Так, мимоходом.
– А как же. Он мне сказал, чтоб я тебя отвез.
Значит, это с ним сегодня Росомаха ругался под моими окнами? Вот я балда, знала бы, что это не сон, внимательнее бы вслушивалась в разговор. А я еще и голову подушкой накрыла.
Когда въезжаем в город, солнце уже стоит высоко. Вижу несколько припаркованных машин с логотипами местной службы такси. Пожалуй, не нужно Сосланбеку знать мой адрес и мое настоящее имя.
– Остановите здесь, пожалуйста, – прошу и лезу в пакет. Там все сплошь крупные купюры, может, у него будет сдача?
– Сколько с меня, дядя Сосланбек? – спрашиваю, перебирая купюры. Вдруг где-то завалялась поменьше.
– Нисколько, – отвечает тот, – уже все заплачено.