Другая земля. Лесовичка

– Что вы хотите этим сказать? – наклонилась вперед Эйлин, заинтересовано приблизилась к супругу

– Королевская охота будет проводиться здесь, в Винансене. К нам пожалует весь двор, в том числе и королевская семья. А на охоте всякое может случиться, – встал Генрих с кровати и подошел к окну. На супругу он больше не смотрел.

– Но ведь… – пробормотала Эйлин, – почему Лаэрго? Им мало других поместий?

Усталость и меланхолию как рукой сняло. Женщина в весьма легкомысленной сорочке спустила голые ноги на белый ковер с высоким ворсом и на цыпочках приблизилась к Генриху. Она осторожно обняла его за плечи и прошептала на ухо:

– Но ведь это значит, что король к нам благоволит. Значит, что все дурное забыто, и Вы снова в фаворе? Ну, послушайте, Генрих. Хватит думать об императоре. Еще скажите, что Вам угрожает смертельная опасность.

Генрих учтиво убрал ладонь женщины со своего плеча и обернулся к ней. Глаза его были полны страха. Сколько бы Эйлин не пыталась в данный момент очаровать супруга, он был весь в своих мыслях. Не глядя на стоявшую босиком супругу, он сел в кресло и положил ногу на ногу.

– Я был у короля в фаворе ровно до тех пор, пока не женился на Вас.

Он поднял взгляд на Эйлин и продолжил:

– А Вы сами сказали «да», стоя перед алтарем. Вы родили мне дочь, выполнив тем самым свой женский долг. Потому что так «надо».

Он уставился на ковер и не сводил с него глаз. Генрих хотел наговорить гадостей супруге, но его что-то сдерживало. Наверное, здравый смысл.

– Миранда, надеюсь, в добром здравии? – спросил он, прищурив глаза.

– Конечно, – кивнула Эйлин, продолжая стоять на ковре босая.

– Хвала Всевышнему, – пробурчал Генрих, покинув комнату.

Оставив супругу в одиночестве, Генрих направился в те апартаменты, которые обычно называются «мужской половиной». По дороге в кабинет, где обычно решались все хозяйственно-бытовые вопросы, Генрих на секунду остановился в столовой и посмотрел на большой овальный стол, покрытый светлой скатертью. Место объединения семьи, центр совместной трапезы, где за принятием пищи, решались насущные вопросы, обсуждались и прогнозировались планы на ближайшее время. Давно вся семья не собиралась вместе.

Генрих задумчиво сел за стол и погладил полотно скатерти. Оглянувшись по сторонам, мужчина обратил внимание на картину, работы известного придворного художника, Марде, который изобразил лежащие на блюдах фрукты вперемешку с охотничьими трофеями, мелкой дичью, расположенной на белой скатерти. Генрих представил себе итоги предстоящей охоты и горечью перевел взгляд на белую скатерть, по которой снова провел ладонью. Горько усмехнувшись, он встал и подошел к колокольчику, стоявшему на подоконнике. Спустя несколько мгновений появился лакей средних лет, в белом парике и в красной ливрее. Его бесстрастное лицо выражало лишь то спокойствие, которое бывает лишь у слуг, доверяющих своим хозяевам безмерно.

– Стилан, обед накройте здесь на две персоны. Герцогиня будет обедать у себя в комнате, а маленькая леди Принарри со мной. Где она, кстати?

– В детской комнате, господин, с гувернанткой, – поклонившись, ответил Стилан, – будут ли какие-нибудь распоряжения по меню?

– Вместо вина подайте воды, – ответил Генрих, – моя дочь не должна видеть меня выпившим.

– Слушаюсь, господин, – почтительно поклонился лакей и закрыл за собой дверь. Генрих снова остался в одиночестве и в тишине, которые в последнее время его стали преследовать. Глубоко вздохнув, он направился в детскую, желаю повидать свою дочь. С каждым шагом, минуя комнатыи коридоры особняка, он прислушивался, ожидая снова услышать детский смех, такой легкий, непринужденный, который может позволить себе лишь ребенок. Наконец, Генрих достиг двери в детскую и взялся за ручку. Но не отпер, а стал слушать голос дочери. Кажется, она снова не давала гувернантке, Саломее Идис вздохнуть и отвлечься.

– Может быть приподнять волосы на затылке и заплести косу по всей макушке в форме ракушки? Или сделать хвост и заплести три косы? Вот так, как я сделала кукле Айми?

– Я постараюсь заплести косу Миранде, если маленькая девочка будет смирно сидеть и не кривляться, – послышался голос Саломеи.

– А можно побыстрее, я не желаю опаздывать к обеду. Я знаю, что папа вернулся и возможно захочет пообедать со мной, – затараторила девочка.

Генрих открыл дверь в детскую и громко произнес:

– Папа вернулся и желает обедать со своей маленькой герцогиней, если ее прическа готова произвести впечатление.

Детская представляла собой большую светлую комнату, которая служила спальней и игровой. На бежевых стенах висели небольшие картины, изображавшие животных, населяющие континент, пейзажи заповедных уголков Ардималена. Тут же на одной из стен были прикреплены рисунки, какие может создать шестилетний ребенок. Мебель в комнате обита тканью нежного пастельного оттенка, на которой переплелись венки и гирлянды роз, васильков, ромашек. На кровати у девочки были разбросаны белые подушки, а само покрывало, нежнейшего розового оттенка гармонировало с общей обстановкой в комнате. На небольшом столике находился стеклянный графин с яблочным соком, в вазочке лежали несколько леденцов. Куклы сидели на игрушечной мебели и взирали на происходящее большими темными глазами из-под длинных ресниц. Кукол было около десятка. Цвет волос и глаз их различались, равно как и платья. Охотница, фея, лютнистка, птичница, пастушка, принцесса, воительница. Еще одна кукла у девочки была в руках. Длинные золотистые волосы куклы струились по плечам, несколько прядей девочка держала в руках и старательно заплетала тоненькую косичку.

Сидя за спиной у девочки, гувернантка Саломея проворно заплетала из таких же золотистых, как и у куклы,волос девочки косу, скручивая ее на затылке. Работа почти была закончена, когда Генрих нарушил эту идиллию. Повернув голову в сторону двери, девочка посмотрела большими, синими, как ясное осеннее небо, глазами на отца, и затопала от радости ногами, так как остальная часть ее тела была недвижима.

– Ура!! – крикнула Миранда, чуть не выпустив любимую куклу из рук, но все же осталась сидеть на месте.

Гувернантка тоже была занята прической девочки, поэтому возможность поприветствовать хозяина дома у нее была лишь устная.

– Мы скоро закончим, милорд, можно попросить Вас немного подождать? – пробормотала она, чуть шепелявя, во рту женщина держала небольшую шпильку, чтобы ею закрепить прядь волос.

Саломея Идис разменяла уже пятый десяток, и довольно долго была компаньонкой Эйлин. Теперь вот уже четыре года воспитывала дочь своей госпожи, уча ее хорошим манерам и прививая вкус к моде. Сегодня утром вместе со своей воспитанницей они занялись моделированием причесок. Мягкотелая,с пышными формами, круглолицая, темноволосая с небольшой проседью, она улыбнулась Генриху самой доброй улыбкой и продолжила создавать на голове у воспитанницы красивую прическу.

– Разумеется, подожду. С нетерпением буду ждать маленькую герцогиню в столовой, – кивнул Генрих и на секунду задержался в дверях, рассматривая профиль Миранды, словно запоминая.

Генрих медленно и неспешно бродил по дому, рассматривая шпалеры, ковры, картины, которые обычно и не замечал, каждый день, проходя мимо них. Как только в доме Генриха Принарри появилась молодая супруга, Эйлин, новоиспеченная герцогиня тут же начала переставлять мебель, украшать комнаты картинами, милыми статуэтками, каминными часами. А после рождения дочери собственноручно выбирала для детской мебель, шторы, картины. Лишь покупка игрушек, в частности кукол, была предметом обсуждения на семейном совете, потому что женщина не слишком сильно разбиралась в процессе развития и обучения детей, оставив эти заботы гувернанткам и супругу. Генрих же, напротив, менее всего интересовался цветом штор на окнах и дивана в будуаре, но всячески принимал активное участие в воспитании дочери, даже выбирал ей игрушки. Поэтому девочка больше всего любила общаться с отцом, доверяя ему те секреты, которые не могла поведать ни матери, ни гувернантке.

Герцог Принарри наконец достиг своего рабочего кабинета и задумчиво сел за стол. Взор его упал на стоящую железную фигурку рыцаря в доспехах, высотой с локоть, который мечом удерживал пергаментные листы для письма. Лицо рыцаря выражало задумчивость, брови его были сдвинуты, взор был устремлен на меч, губы поджаты. Латные доспехи его, довольно блестящие, символизировали эпоху становления правления династии Кайренов. Генрих повернул меч в руках рыцаря, при этом послышался характерный щелчок. Сработал механизм, заставивший открыть потайной ящик в коробке для бумаги. Достав из него небольшой металлический ключ, Генрих прищурился, рассматривая его, будто видел впервые. Наклонившись, к нижнему ящику, он без помощи ключа открыл его. В ящике лежал лишь детский рисунок, очевидно принадлежащий Миранде. На нем девочка изобразила себя, улыбающуюся, в красивом голубом платье. Длинные волосы нарисованной Миранды были заплетены в косу, а в руки юная художница поместила цветок ромашки. Отодвинув рисунок, Генрих обнаружил замочную скважину, вставил ключ и без усилия повернул. Частенько он заглядывал в свой тайник, регулярно сам смазывал петли дверцы, замок. Открыв тайник, Генрих достал оттуда стеклянный небольшой пузырек с зеленоватой жидкостью, плотно запечатанный деревянной пробкой, и бережно положил его на стол. Из стопки писем он достал одно и вложил в тайник. Туда же он поместил заранее приготовленную фарфоровую розетку, наполненную небольшим количеством меда. Бережно закрыв тайник, и спрятав ключ обратно в ящик, он повернул рукоять меча. Генрих долго рассматривал при дневном освещении цвет жидкости, который переливался зелеными оттенками.

Вдруг Генрих перевел взгляд на висевший на правой стене портрет своего отца, Ферджина Принарри. На картине был изображен мужчина, разменявший уже третий десяток прожитых лет, в парадном сюртуке царедворца с регалиями. Довольно много общих черт лица встретить у отца и сына Принарри.

– Простишь ли ты меня за этот шаг, отец? Или, встретив меня на том свете, будешь обвинять в слабости и мягкосердечии? – спросил Генрих портрет, но ответа, разумеется, не получил.

Герцог Принарри, попытался распечатать флакон, но сделать это ему не удалось. Слишком плотно сидела пробка. Сделав еще одно усилие, он замер. В кабинет настойчиво постучали, но войти пока не решались.

– Войдите, кто там еще? – раздраженно спросил Генрих, даже понизив голос от возмущения.

– Это всего лишь я, папочка, – очень тихо проговорила Миранда, открыв широко дверь и сделав шаг в кабинет, – а ты сильно занят? Я очень тебе помешала? Я хотела сказать, что обед готов. Я хочу, чтобы мы с тобой спустились в столовую вместе.

Прическа, над которой Саломея довольно долго мудрила, удалась. Светлые волосы, цвета пшеницы, были красиво уложены, заплетены в косички и украшены заколками в виде роз.

– Ах, ты этого хочешь, девочка моя? – поднял бровь Генрих, одновременно пряча пузырек с ядом в карман, – А желания других ты спросила?

Нет, он не рассердился на дочь. Он даже мысленно поблагодарил за своевременное появление в кабинете. Если бы она появилась несколько минут спустя, возможно она стала сиротой намного раньше. Миранда, сама того не подозревая, спасла жизнь отцу только что.

– Ну, папочка! – наклонила в бок голову Миранда, улыбнувшись, словно пытаясь детским обаянием, растопить сердце Генриха, – Мы так редко видимся, что я забыла, когда в последний раз мы обедали вместе. А мама забыла, когда мы всей семьей выезжали на природу.

Приблизившись к рабочему столу, девочка протянула руку отцу и сказала повелительно:

– Пойдем обедать, остынет!

– Мама, правда, сожалеет? – уточнил Генрих, послушно взяв девочку за руку и мельком проверяя расположение рукояти меча рыцаря.

– Да, – кивнула девочка, – она говорила об этом синьоре Идис. А что ты делал в кабинете?

– Скоро узнаешь, девочка моя, – улыбнулся Генрих, закрыв дверь в кабинет, направившись в столовую.

Обед еще не успел остыть. Накрытый на две персоны, он состоял из салата из свежих овощей, тыквенного супа-пюре, мясного жаркого с картофелем. В семье Принарри было не принято обсуждать новости и сплетни, не касающиеся еды. Это было заведено еще отцом Генриха. Поэтому сегодня мужчина рассказывал дочери об интересных овощах, таких как баклажан и кабачок. Девочка внимательно слушала, не спеша прожевывая маленькие кусочки мяса, которые сама умудрилась нарезать с помощью ножа и вилки. Запив обед обычной водой, облизав губы, девочка, наконец, поинтересовалась у отца.

– А что будет на десерт? Снова пирог с рыбой?

Генрих покачал головой и проговорил, чуть улыбнувшись: