Математика на раздевание

Она издевается, не иначе – и именно поэтому все еще цела. Тыкает тонким пальцем на тетрадь и ждет любой реакции. Мне насрать на задание и ее ошибки. И уже даже не особенно заботит, если нас застукают. Мне сейчас не кастрация страшна, а необходимость скорой реанимации. Но я хочу понять, чего она добивается. И именно этот вопрос задаю:

– К чему этот цирк, Ася? Если бы я захотел тебя раздеть, то сделал бы это сам.

Она смотрит прямо, слишком поздно смущается и краснеет. Но держит себя в руках и произносит слова твердо:

– А чего вы хотели от глупой малолетки? Разумных решений? Там, возле кинотеатра, мне показалось, что вы со мной флиртовали. Не только тогда, меня не оставляет это ощущение. И это страшно испугало. А потом я увидела вас с вашей девушкой – и с ней вы вели себя совсем иначе. Это нормально, что я захотела выцарапать ей глаза? Зато чуть сердце не выпрыгнуло от ее шутки – о том, что вас на меня потянуло.

– Сейчас я понимаю еще меньше, – говорю честно и всеми силами стараюсь на нее не смотреть. Но все равно кошусь, нет никаких сил, чтобы эти короткие взгляды остановить. – Ты пытаешься проверить, запал я на тебя или нет?

– Наверное… – краснеет еще сильнее. – Или увидеть, как вы поступите. А вдруг вам даже выгодно, чтобы нас застукали вместе в таком двусмысленном положении? Тогда отец заставит вас на мне жениться. Может быть.

Во мне зреет истерика, это она клокочет в горле. И я понятия не имею, почему все еще на эту маленькую стервочку не ору в полную глотку. Если Куприянов меня здесь застанет с его полуголой дочерью, то вернее первый вариант – кастрация. И больше он меня к ней близко не подпустит. И теперь бы не подпустил, мы просто с Жориком сумели обойти его большим кругом. Однако говорю я о другом:

– Жениться? Ася, я не собираюсь жениться ни на тебе, ни на Ире, ни на ком вообще. С какого перепуга мне хотеть жениться на девчонке, которую я полтора месяца знаю?

И она вдруг выдыхает, даже неожиданная улыбка проявляется на ее губах:

– Ну тогда хоть одно сомнение можно на ваш счет вычеркнуть. Я вам не нужна для выгодного брака. Осталось выяснить, нужна ли вообще.

Дурацкая проверка, безумная логика – такое случается с людьми, у которых проблемы в математике. Ася просто поддалась какой-то гормональной буре. А я продолжаю пялиться на ее бюстгальтер, жадно проникая взглядом дальше. Встряхиваюсь. Если я за это кружево и проберусь, то точно без риска быть увиденным ее поваром или домработницей. Резко подаюсь к двери и надеюсь, что моя эрекция в широких брюках не так очевидна.

– Оденься, – бросаю я. – А я ухожу. Хватит с меня на сегодня математики.

Она не останавливает. Ей так стыдно, что она даже шага вслед за мной не делает.

Дома три часа ору в стену. Потом остервенело дрочу в душе. Еду в зал, где меня от партнера по спаррингу оттаскивают за волосы. Эта красивая, избалованная дрянь – полная дура, творит первое, что пришло в голову, о последствиях не думает. Но от осознания мне становится еще паршивее: Ася не просто так потеряла все ориентиры, она в прямом смысле приревновала меня к Ирке. Именно поэтому я никогда не связываюсь с малолетками: они сами не знают, что и зачем делают. А уж если влюбляются – сжигают все вокруг к собачьим чертям. У первой страсти границ не предполагается.

Звонит поздно, почти в полночь. Я принимаю вызов не сразу – нужно три вдоха, чтобы настроиться.

– Извините меня, Алексей Владимирович. Сама не знаю, что на меня нашло.

Зато я знаю. Я ей нравлюсь. Осознанно или нет, но она захотела, чтобы я посмотрел на нее другими глазами – хотела выбить из колеи полным разрывом шаблона, но заставить меня увидеть: она не просто одна из учениц, с которой я шутливо флиртую, она – молодая женщина, которая вполне способна отвечать на мои желания. Но только при условии, что я ищу отношений не ради выгоды. Спусковым крючком стала ревность к Ирке, после этого девочка не находила себе места – и вылила свои эмоции в эту хаотичную кучу. Похоронив под ней меня.

– Ничего страшного, Ася, я уже и забыл, – вру, как будто от этого зависит моя жизнь.

– Хорошо. Извините еще раз.

Больше мне не следует ее видеть. Еще один урок – а там или пан, или пропал. Как получится, так и сделаю. Я до сих пор сумел не растянуть ее на рабочем столе только по той причине, что не подозревал о взаимности. Но теперь я в ней уверен. Взаимность в таком желании уничтожает все тормоза.

Глава 5

Ася

Стыдно-то как. Перед собой больше – не перед ним. Актеры не стесняются себя и своего тела, но не до такой же степени! Но я не придумала себе его реакцию, Алексей Владимирович собирался схватить меня и прижать к себе. И этот первый порыв никакими последующими реакциями и словами не прикроешь. Он будто бы обезумел – зеленые глаза не моргали, они потрошили меня на куски и заглатывали каждый. И кто мне подкинул эту идею с математикой на раздевание? Почему в вопиющей ситуации я виноватой осталась одна? Он меня провоцировал, и уже не впервые! И я просто-напросто сдалась, потому что Алексей мне нравится. Ну и что плохого в такой симпатии? Мы можем действительно ходить с ним в кино, встречаться, узнавать друг друга получше и полюбить. Ах да, он ведь не свободен. И, наверное, его останавливает профессиональная этика. Потому и сбежал, не придумав, как еще остановить мой порыв. Но когда-нибудь пройдет экзамен, я сдам его и забуду высшую математику, как страшный сон. И после этого Алексей уже не будет моим репетитором. Или он все-таки любит свою Ирину? Подавила новый всплеск злости – шикарная женщина в памяти рисовалась уродливой старухой, я пририсовывала ей несуществующие морщины, горбила ей спину. Конечно, это неправда, но мне почему-то приятно было именно так ее воспринимать. А вдруг наше новое чувство – самое настоящее? Его надо просто ухватить поудобнее и растянуть в две стороны, как полотно. А Ира уйдет сама собой, исчезнет, как эпизод из прошлого. Такое иногда случается – люди любят друг друга и расходятся. Вероятно, и мы когда-нибудь с ним разойдемся. Но вначале-то нужен период, когда мы все же вместе. Сейчас я ощущаю к нему тягу, это пока не любовь. Просто внизу живота что-то сладко скручивается от мысли, что когда-нибудь он может меня поцеловать.

Предпринимаю еще одну попытку и угадываю момент, когда отец в прекрасном расположении духа. За ужином поднимаю вопрос будто между делом:

– Как думаешь, может, мне на кастинг в субботу сходить? Съемки музыкального клипа, они ищут девушку моего типажа. Ольга говорит, что у меня ходовая внешность, а в клипе отсутствие мастерства не будет так заметно. Зато это можно сделать строчкой в резюме…

Папа сразу хмурится, хотя до сих пор улыбался. Но пока говорит спокойно, что уже можно считать успешным диалогом:

– Вот видишь, Ася, даже твоя театралка открыто признает, что ты красивая бездарность! Таких же примерно миллион в одной Москве. Ну и куда ты лезешь?

От такой постановки акцентов и я начинаю заводиться.

– Пап, отсутствие опыта и таланта – это разные вещи! Ну или давай я в театральный попробую поступить – уж после него я буду достаточно подкована, чтобы в музыкальном клипе на заднем плане помелькать?

– Спятила?! – ну вот, он все же кричит, чем и заканчивается всегда эта тема. – Мой единственный ребенок будет полуголым публику развлекать? Или ты думаешь, что актриски с твоим уровнем роли себе выбирают, а не соглашаются на все предложения?

– Да откуда ты знаешь мой уровень?! Ты ведь ни на один спектакль не пришел! – я возвращаю ему его же тон, но вовремя останавливаюсь. Мне нужен не скандал, а поддержка и понимание от единственного родного человека. И тогда я прибегла к запрещенному приему, вспомнив слова Алексея Владимировича: – Мама бы одобрила. Возможно, мне так хочется испытать себя в этой сфере, чтобы быть на нее похожей? Чтобы воплотить мечту, к которой она только успела притронуться?

Взгляд его потух, и атмосфера сразу снизила накал, окрасившись в белесо-серый цвет:

– Возможно. А я не имею права разрешить тебе совершить такую ошибку. Ася, ты уже, наверное, не помнишь, но мы нередко спорили с ней по этому поводу. Мне не нравилось, что она постоянно на съемках, а не со мной и своей дочерью. Знал бы, что она уйдет от нас так рано, настоял бы на том, чтобы бросила и провела как можно больше времени с нами. – Он подумал и добавил: – Но она бы не бросила. У этих всех актеров такие огромные тараканы в голове, которые просто не позволяют им радоваться обычной жизни.

Мне становится его жаль, не хотела бередить прошлое. Но раз уж открыла тему, то следует привести ее к какому-то знаменателю:

– Но мама умерла не из-за своей работы. А ты как будто перемешиваешь ее болезнь с профессией.

– Знаю, что не из-за нее. – Он вздыхает и отводит взгляд к окну, о чем-то задумавшись или вспоминая. Но потом снова говорит строже, вспомнив, к кому обращается: – Но у твоей матери был я – человек, который ее обеспечивал. Она не впадала в истерики, если не получала роль. Она не хваталась за все подряд, лишь бы заработать на еду. Ты ведь в курсе, насколько такие заработки нестабильны? Сегодня у тебя отличная роль, а потом ты два года не получаешь ни одного предложения. Если твоя мать себе могла такое позволить, то с тобой ситуация другая. Я вкалываю как проклятый, чтобы тебе оставить хоть что-то, но просрать любые деньги – не проблема. Поэтому ты должна получить блестящее образование, стабильную профессию и перестать страдать ерундой. Я ведь не о себе думаю, а только о твоем будущем. Меня точно не устроит, если ты станешь приживалкой при богатом муженьке, который сможет творить с тобой, что заблагорассудится.

Смотрю на него и спрашиваю прямо:

– Ты маму считал приживалкой?

Он болезненно морщится. Отцу точно не нравится тон, который я себе позволяю. Однако и ему сегодня хочется до меня достучаться, донести важную мысль, которую я до сих пор не уложила в голове:

– Не переворачивай, Ася. Но я повидал больше твоего, уж поверь. На всяких насмотрелся. Красивая мордашка может стать билетом в большой мир, но только на одной мордашке долго не протянешь. Знаю и таких, кто сначала выскакивает замуж за богатого бизнесмена, а потом свою красивую мордашку тоналкой замазывает, чтобы синяки скрыть. Это не то, чего я хотел бы для тебя. Никогда не устану повторять: не позволь своему будущему мужу загнать тебя в угол, всегда будь на полголовы выше. Вот получишь диплом, я тебя пристрою куда-нибудь в министерство экономразвития, и после этого, уж будь уверена, ни один высокомерный перец не осмелится на тебя гавкнуть. Не представляешь, как упрощается семейная жизнь, если оба крепко стоят на своих ногах. Или одна стой, если выскочишь за недотепу. По крайней мере, такой точно перед тобой права качать не начнет.

Вообще-то, с точки зрения отца, он прав. Папа как раз никогда не настаивал на выгодном браке с богатым отпрыском – он наверняка одобрит любого ухажера, даже «нищеброда», как сам часто выражается. Кстати говоря, это сильно отличает меня от многих девчонок в моем окружении, у которых родители чуть ли не договорные браки организуют. Нет, отцу важно не выдать меня замуж, а научить меня жить самостоятельно – в замужестве или без такового. Из нас двоих именно я избегала парней из простых семей, подозревая их в возможной меркантильности. Отец прав настолько, что мне даже возразить нечего. Единственное, что встает поперек горла, – его категоричность:

– И потому ты обязана получить диплом, Ася! Хотя бы мне обязана, раз для себя постараться не хочешь. Остаться пустышкой я тебе не позволю, я не для того столько лет пахал! Все свои хвосты сдала?

Бурчу, растеряв всю энергию и желание спорить:

– Еще не все, но до сессии меня теперь точно допустят.

– Вот и молодец! Моя девочка! И чтобы я больше не слышал про эту твою сценическую клоунаду. Встань на ноги – и в свободное время выбирай себе любое хобби, слова поперек не скажу. Но для начала обеспечь себе полную стабильность. А то придумала – голой жопой в клипах трясти, позорище. В сорок лет тоже ею трясти собираешься, или потом мне спасибо скажешь, что вовремя остановил?

Ага, его девочка, которую он на самом деле считает пустышкой – и тянет, тянет за уши на должность где-нибудь в министерстве. Потому что в его представления укладывается только такой путь. Ему безразлично мое счастье, он давно подменил это понятие на слово «стабильность» – так всю жизнь сам прожил, подобного хочет и для меня. Я люблю его, а он любит меня, но именно наша взаимная любовь причиняет столько дискомфорта. Отец жесток со мной и даже не замечает насколько.

Едим молча – запал иссяк, аргументы закончились. Я успокаиваюсь, а мысли улетают в неожиданном направлении, даже смешно становится. Интересно, а если бы я начала встречаться с таким мужчиной, как Алексей Владимирович, отец нормально бы воспринял? Тот однозначно умен, но не является богачом, зажравшимся от безнаказанности. У отца ведь аллергия именно на таких! Не начнет ли папа потом говорить, что сотруднице министерства не под стать выходить замуж за обычного преподавателя, который себе даже на приличный пиджак не заработал? Но почему-то мне кажется, что Алексей ему понравится, в том столько самоуверенности, что все остальное быстро вылетает из поля зрения. Интересно было бы проверить.

Я не удивилась бы, если бы Алексей Владимирович больше никогда не пришел. Но в четверг ровно в четыре звонит домофон – и мое сердце останавливается. Значит, в прошлый раз не перегнула. Но после разговора с отцом желания учиться во мне еще меньше, чем обычно. Душа зовет на майскую улицу: чем дальше от учебников, тем лучше. Но я не могу влиять на обстоятельства и тем более намекать на что-то двусмысленное, поэтому вру:

– Здравствуйте, Алексей Владимирович, простите, что не предупредила. У нас сейчас рабочие приедут – небольшой косметический ремонт. Они будут шуметь. Может, позанимаемся в другом месте?

Репетитор почему-то пристально смотрит в сторону отцовского кабинета. Возможно, он раздражен, что я не позвонила заранее и не отменила урок. Да и шум нам помешает лишь в том случае, если рабочие прямо в моей комнате начнут сверлить и стучать. А там они никак не могут «сверлить», ведь в следующий раз Алексей Владимирович сразу увидит, что никаких ремонтов не проводилось. Я плохо продумала ложь, и мужчина это уловил, хотя мог бы так в лоб не обвинять: