Математика на раздевание

– Только что это придумала?

– Нет, конечно. – Стараюсь не отводить взгляда. – В отцовском кабинете будут менять обои, что странного? Какая вам разница, где заниматься?

У меня ощущение, что рептетитор очень не хочет уходить. Прямо прожигает взглядом дверь комнаты с придуманным ремонтом, как если бы собрался бежать туда и самолично отдирать обои до приезда рабочих. Произносит медлительно-задумчиво:

– Ничего странного в ремонте нет. И я бы повез тебя хоть к себе домой, если бы не твоя влюбленность. Она делает наши уроки двусмысленными. В моей конуре, обещаю, они мгновенно станут четырехсмысленными. Возможно, пятисмысленными – все зависит от твоей растяжки.

В горле пересыхает от бронебойной прямолинейности, волнение кружит голову – я услышала главное обвинение и не могла его оставить без реакции:

– Какая еще влюбленность?!

– Обыкновенная, – Алексей Владимирович теперь смотрит искоса на меня. – Я очень сильно тебе нравлюсь. Скорее всего, это не хроническое, а так, гормоны. Но мне теперь работать сложнее. Слышишь треск в воздухе? Познакомься, Ася, так трещит моя выдержка.

Он так беспощадно обнажил мои эмоции, что меня затошнило от его дерзости. Но и намеки проскользнули – не лучше ли нападать, чем защищаться?

– А может, это я вам нравлюсь, Алексей Владимирович? Вот вы и перекладываете с больной головы на здоровую! У вас-то хроническое, или так, гормоны?

На обвинение он не отвечает. И теперь смотрит не на меня, а в потолок. Глубоко дышит, как будто пытается сосредоточиться или подавить какой-то внутренний всплеск. Если честно, то я предпочла бы, чтобы он ответил – хоть что-нибудь, дал хоть малюсенький намек на то, как ко мне относится. Но нет, похоже, моя реплика привела его в немыслимую ярость, и теперь ему приходится ее продышать, чтобы не прибить меня на месте. Следует как-то сгладить момент, говорить только о тех вещах, которые мы имеем право обсуждать вслух:

– Алексей Владимирович, я и не напрашивалась к вам домой, не придумывайте. Здесь на углу дома есть тихое кафе. Позанимаемся в другой обстановке – может, у меня хоть там мозги на математику настроятся? А здесь пусть рабочие спокойно шумят.

Он молча развернулся и пошел в подъезд, тем принимая мое предложение. Я взяла тетрадь с ручкой и направилась за ним. Но напряжение никуда не пропало – я его кожей чувствовала. И да, как будто в самом деле вокруг слышался почти неуловимый треск. В лифте мы не разговаривали, усиленно отводили друг от друга взгляды.

В кафе было немного посетителей, но мы еще и выбрали закуток возле окна, где нам никто не помешает. Заказали кофе. В смысле, я заказала, а репетитор все еще молчал и сосредоточенно листал учебник. Не отвлекся, когда официантка поставила рядом с ним кружку с двумя кусочками сахара на блюдечке. Он разомкнул губы, лишь когда начал показывать решение:

– …вот смотри, берем функцию отсюда, вставляем в это уравнение…

Алексей Владимирович в своем репертуаре: объясняет сухо и кратко. Если понятно ему, то я просто обязана догнать. К счастью, тема оказалась довольно понятной, а на сложных мне пригодился бы еще один репетитор – чтобы объяснял за этим репетитором. И ежу ясно, что я до сих пор с ним работаю отнюдь не из-за преподавательского таланта… Но сейчас об этом нельзя. Мы и так сегодня оба лишнего наговорили – и он начал первым.

Я решаю почти без труда, только поглядывая на образец, где показан алгоритм шагов. И чувствую, что мужчина неотрывно наблюдает за мной – совсем не за цифрами, которые я пишу, а скользит от руки по плечу выше, останавливается в районе лица. От его взгляда все тело чешется, но я игнорирую нервозность – тема захлопнута, меня ничто не беспокоит! Но он сам возвращается к тому, от чего я пытаюсь абстрагироваться:

– Ася, а если через месяц я позову тебя в это же кафе, ты согласишься?

– Почему через месяц? – спрашиваю, не отрывая взгляда от тетради.

– Потому что тогда ты уже сдашь экзамен, и репетитор тебе не понадобится. Мы будем друг другу никто, забудем весь расклад на доске и просто встретимся, как в первый раз – и это самое замечательное из того, что нам обоим требуется.

Сердце не стучит, оно оглушительно звенит в ушах. Разве это не признание? Разве он задал бы такой вопрос, если бы я ему была совсем безразлична? И заодно все пробелы закрыты – он не допускает мысли о неформальных отношениях из-за профессиональной этики! Почему-то после всей его наглости, при всех слишком откровенных комментариях я меньше всего ожидала от него именно этики, но ведь это лучшее объяснение! Алексей ждет, когда его чувства ко мне не будут выглядеть настолько двусмысленными! В груди теплеет, улыбка расползается – и я сжимаю губы огромным усилием воли. Мне надоело быть перед ним уязвимой и слабой – пусть немного в этой роли побудет он. И отвечаю так размеренно, что сама собою горожусь:

– Вот через месяц и спросите, Алексей Владимирович, пойду ли я с вами в кафе. А я тогда и гляну, есть ли у меня окошко в расписании.

Он остужает меня одной фразой:

– Я все равно не приглашу, потому оставь свое расписание в покое.

Как же мне надоели эти качели! Как надоело болтаться туда-сюда от полного счастья до безнадежной тоски? Поднимаю взгляд и цежу, стараясь не пропускать в голос обиду:

– Да, точно, у вас же девушка есть.

Алексей Владимирович тихо смеется. Но его глаза напряженные и серьезные, они и не позволяют понять, что на самом деле происходит в его голове. И говорит всегда настолько странно, что невозможно игнорировать намеки:

– Я хотел сказать, что играть в математику на раздевание лучше не в общественных местах. Но ты правее – у меня ведь девушка есть.

– Правее? – я поддаюсь небольшому раздражению. – Вы в курсе, что придумываете на ходу слова?

– Злишься, – он констатирует, не отрывая от меня пронзительного взгляда. – Но зря. Мы ведь уже сходили на свидание – прямо сейчас.

– По-вашему, это свидание? – Киваю на отрытый учебник.

– Конечно. – Он откидывается на спинку стула, расслабленно осматривается. – Это почти неосознанное желание. Ремонт, говоришь? И что же мы даже бедным рабочим дверь не открыли? Бедолаги сейчас плачут перед запертой дверью.

Кошмар какой-то. Чего он добивается? Чтобы я прямо вывалила на него все, что чувствую?

– Им домработница откроет!

– В четверг в это время в квартире никого нет. Я не прав?

Я бы, наверное, уже психанула и ушла. Но удерживает его взгляд на мои губы, завороженные глаза. Татуировка эта дебильная удерживает, она утекает под воротник рубашки и зовет туда же за собой. На плече точно нарисован огонь. У человека с настолько неоднозначным характером ничего приличного под одеждой быть не может.

– Правы, – признаю я почти без труда и тоже выпрямляюсь, складывая на груди руки. – И что, вы заметили мою симпатию и теперь над ней смеетесь? Я смешна в своей симпатии, да?

– Похоже, что я смеюсь, Ася? – Он поднимает бровь. – О нет. Я пытаюсь разобраться, что делать дальше. Но уже вижу конфликт интересов.

– Какой же? – мне всерьез любопытно, но я уточняю предельно спокойно.

– Например, я тебе понравился. Настолько, что ты невольно хочешь получить от меня хоть какую-то романтику. Потому и тащишь сюда, где мы неизбежно начнем обсуждать не только математику. Тебе хочется признания. Или прогулок вдвоем. Хочется поцелуев щечку на первых двадцати свиданиях и подержаться за ручки на двадцать первом. Не отказалась бы, чтобы я сочинил тебе пару стишков. Поправь, если я ошибся.

Он ошибся хотя бы в том, что я для себя таких четких планов не рисовала. Но интересно узнать, к чему он ведет, потому просто возвращаюсь к вопросу:

– И в чем же конфликт интересов?

Он пожимает плечами, отрывает взгляд от моих губ, рассеянно смотрит в окно.

– В том, что я тебе не принц на белом коне. Я много чего хотел бы тебе предложить, но романтики там даже не предполагается. Именно поэтому я избегаю принцесс в розовых рюшечках – они потом плачут громче всех остальных. Иногда я в миллиметре от того, чтобы разбить твой хрустальный мирок и показать, где все-таки зимуют раки. Но принцессы хотят чистой любви, а я просто хочу. Понимаешь теперь, в чем конфликт?

Неуверенно киваю, хотя все тело обдает жаром. О чем он сейчас говорит? О том, что хочет секса без отношений? Со мной?! И ему даже свою Ирину бросать не придется? В точности как мажорные одногруппники с сальными взглядами. Разумеется, меня подобное не устраивает, хотя я далеко не принцесса.

За кофе плачу я. Раз уж я его сюда притащила, то вряд ли имела право тратить часть его гонорара. Но мне нравится, как он бездумно тянется за счетом – каким-то привычным отработанным жестом. И когда я успеваю протянуть официантке кредитку, несколько секунд смотрит на мою руку, будто вспоминает, где находится, и кивает со странной улыбкой.

Это был плохой и хороший разговор одновременно. И все же прозвучало признание – как минимум, во влечении. Меня колбасит и выворачивает наизнанку весь вечер. А ночью снится, как этот странный мужчина все же плюет на мои желания и берет то, что привык брать от других. Я просыпаюсь от горячечного жара, от невыносимого томления и снова, снова думаю о нем. В Алексее Владимировиче есть ужасающий недостаток: он откровенен до пошлости, прямолинеен до неприличия. Такие кобели имеют успех у женщин… но раньше я считала, что только легкомысленные девушки могут пасть жертвами настолько грубого очарования. Теперь же сама оказываюсь в такой роли. Но я гноблю себя за то, что не смогла правильно отреагировать – высокомерно вскинуть бровь и посмотреть на него, как на дурака. Или сказать ему хоть что-нибудь, чтобы он понял: мне на него вообще наплевать, я просто от скуки иногда тормошу свое окружение. Да меня вообще не интересуют математики его возраста! Пусть хочет меня, мне-то что с того?

До вторника сгрызаю восемь ручек и четыре карандаша. Действительно, привычка отвратительная. Надо как-то от нее избавляться. Или лучше избавиться от мыслей, что уже поздно думать о конфликте интересов – процесс уже запущен, до взрыва считанные минуты.

Глава 6

Владимир

От ярости я не нахожу слов и сжимаю кулаки. Пытаюсь взглядом Жорика хотя бы покалечить, если не убить, но этому хмырю хоть бы хны – он уже полчаса ухохатывается и вытирает слезы.