Таежные родники

Таежные родники
Тамара Анатольевна Булевич

Лондонская премия представляет писателя
Не оскудевает талантливыми писателями земля сибирская. Одна из них Тамара Булевич. Я читал все её книги. Она живёт в Красноярске и пишет о своих земляках, взрослых и малых детях. Пишет проникновенно, талантливо, с любовью. Прозу Тамары Булевич отличает особая манера письма. Житель большого современного города, в своих произведениях она создаёт ощущение, будто живёт в тайге, рядом со своими героями. Думает и говорит так, как они. Даже, когда описывает место какого-либо действия, её манера изложения текста, почти ничем не отличается от спокойной и плавной речи людей, о ком пишет. Отсюда такое доверие к событиям и персонажам романов, повестей, рассказов полюбившегося российским читателям автора. Писатель хорошо знает, о чем пишет, знает своих героев, тайгу, лесных обитателей. Любит их, живёт их жизнями.

И ещё. Сегодня, когда страницы многих книг, в изобилии выпускаемые нашими издательствами, переполнены англицизмами и "заграничным слэнгом" – все до единой книги Тамары Булевич написаны прекрасным русским языком. Вот уж действительно, словно колодезной воды напился.

У вас в руках новая книга талантливого сибирского писателя «Тайга заповедная». И вновь Тамара Булевич пишет о своих сибиряках, их детях, флоре и фауне тайги. Она пишет о своём народе, о молодом поколении, пишет о нас…

Михаил Серебро, президент Международной Гильдии писателей, поэт, писатель, драматург, режиссер, заслуженный деятель культуры РФ.

Тамара Булевич

Таежные родники

© Тамара Булевич, 2019

© Интернациональный Союз писателей, 2019

Тамара Анатольевна Булевич – известный сибирский писатель и поэт, член Союза писателей России, Академии российской литературы, Интернационального Союза писателей, официальный представитель Международной гильдии писателей по Красноярскому краю, многократный лауреат всероссийских и международных литературных конкурсов с вручением золотых медалей им. К. Симонова за повести «Фрося-Ефросинья» (2007), «Тропой любви» (2012), медали «Золотой Пегас» (Хорватия, 2013), «Личность года – 2013» Международной гильдии писателей. Лауреат конкурса «Её величество книга!» с вручением именного знака, медали и диплома «Уникум» за повесть «Плач рябины» (Германия, 2013). Лауреат Международной гильдии писателей и Лейпцигской книжной ярмарки – 2015 (Лейпциг, Германия) с вручением золотого диплома и медали за роман «Горячие тени». Получила высший балл литературных агентов США за книгу «Самоцветы Сибири» на английском языке в питчинге международной писательской конференции в Нью-Йорке (2016).

12 декабря 2017 года в Москве в Центральном доме литераторов по инициативе Интернационального Союза писателей состоялась презентация книги «Тайга заповедная», где автор была номинирована на литературную премию им. Л. Н. Толстого.

Издано18 книг прозы и поэтический сборник «Моя планета».

Живёт в г. Красноярске.

Однолюб

Дмитрий Амосов, рослый красавец с копной тёмных вечно косматых и непослушных волос, был коренным сибиряком, потомком первых казаков-переселенцев с Дона и Поволжья. Аборигены Енисейской губернии таких называли чалдонами. Общительный и услужливый, он со всеми находил нужный разговор, был лидером у деревенских мужиков. Те роились вокруг него и липли, как шмели на сахар. По вечерам в будни в амосовской кузне лавок не хватало. Мужики сидели на полу, подстелив под себя лоскуты старой кошмы, и расходились по домам за полночь, частенько гонимые незлобивой женой хозяина Людмилой.

На шумных гулянках Дмитрий, лихо распластав ромашковые меха старенькой гармошки и едва успев пройтись по аккордам, тут же был настоятельно востребован друзьями. Они торопили его и до самой ночи не давали ему никакого продыху: спой да спой. Есть в заимке певцы и поголосистее, но застольный народ настойчиво требовал: «Давай, Амосов, давай!». И он затягивал одну за другой старинные казачьи песни. Негромко, с лёгкой хрипотцой, раскатистым, будто Тунгуска на порогах, голосом. И сразу селяне начинали несмело, нестройно подтягивать, подвывать ему. А то просто тихо улыбались, потаённо смахивая увесистыми кулаками быструю талую слезу души.

Дома Амосов не навязывал своего главенства. Безмерно любил раскосую красавицу Людмилу, однажды летним вечером выкраденную им из богатого чума. Отец девушки, уважаемый знатный оленевод Эмидак Монго, пообещал её в жёны известному в Приангарье охотнику Онкоулю Момолю. Степенный, знающий себе, своему слову цену Монго слушать не хотел о другом зяте. И вовсе не потому, что Момоль давал за невесту десять оленей, десять ящиков водки и пятьдесят баргузинских соболей да каждое лето на годовщину свадьбы обещал дарить тестю по шкуре медведя и рога сохатого в придачу. «Подумай, дочь, – уговаривал отец Людмилу, – завидный жених из древнего рода желает тебя в жёны. Момоль – такой же, как мы, эвенк. Сын тайги. Преданно служит ей. А как ты собираешься жить в посёлке без Энин-Буги, прародительницы нашей, оленихи мамы?!»

Но были запоздалыми доводы и уговоры отца. К тому времени Дмитрий и Людмила уже полюбили друг друга и торопились стать мужем и женой.

Познакомились влюблённые в Байките на слёте молодых буровиков нефтеразведки, где Дима в фойе клуба пел под гитару «Главное, ребята, сердцем не стареть». Тогда напротив него стояла черноволосая девушка с распахнутыми лукавыми глазищами темнее ночи и слишком откровенно разглядывала симпатичного парня. В какое-то мгновение молодого исполнителя так захлестнуло волной её флюидов, что у него горло перехватило. Казалось, сердце вот-вот вырвется из груди и, пылая, полетит к чаровнице. Возгорелся певец. Вспотел и задохнулся, забыв про всё на свете: где он есть и что делает. Не допев песню, смущённо извиняясь перед зрителями, он торопливо отдал гитару в руки виновницы своего провала. Та восхищённо и счастливо приняла её, словно севшую на ладони жар-птицу.

Потом они долго бродили по звенящим солнцем улицам, рассказывали о себе самое сокровенное, потаённое и только вечером спустились к причалу, где к назначенному часу стояла моторка, присланная за Людмилой отцом Эмидаком.

Потеряв рассудок от нахлынувших, неподвластных чувств первой влюблённости, первого расставания, Дмитрий растерялся, не зная, что предпринять и как дальше жить без этого лесного чуда, такой прелестной и единственной на всём свете Людмилы. Долго не раздумывая, сел вместе с ней в лодку, которая полетела вниз по Тунгуске стремительной белокрылой птицей.

Вскоре они предстали перед строгим взглядом Эмидака Монго, уничтожающе сердито смотрящего на незваного луча[1 - Луча – русский (с эвенк.).]. Тот, признаться, вовсе не ожидал такого приёма. Оробел, сник. Не в его характере было такое, а вот же…

До стойбища добрались быстро. Дмитрий первым выпрыгнул из лодки на берег, а потом на руках вынес своё сокровище.

Красивый, крепкий Монго что-то сказал пожилому лодочнику, и тот легонько толкнул парня в сторону реки, но трепетно дрожащие, крепко переплетённые руки влюблённых никак не удавалось разъединить. Они то расслаблялись, то вновь сцеплялись намертво, давая себе возможность побыть рядом хоть на минуту дольше.

Пожилой эвенк с пониманием и сочувствием поглядывал на влюблённую пару. Щуря и без того узкие глаза, терпеливо накручивал на большой палец свой длинный белый ус. Но после очередных нетерпеливых и возмущённых возгласов Эмидака теперь уже напористо, раз за разом начал толкать в плечо незнакомца. Отшатнувшись от горячо дышащей избранницы, Дмитрий запрыгнул в лодку, успев на прощание шепнуть девушке, что его буровая вышка неподалёку от их стойбища и что он будет ждать любимую каждый вечер у Лунной косы. Старый эвенк не говорил по-русски и молча доставил его обратно в Байкит.

На первом же свидании Людмила сообщила о непреклонном решении отца породниться с Онкоулем Момолем. Свадьбу назначили на июль. В чуме о луче говорить запретил. Но упрямица дочь решительно отказывалась подчиняться воле родителя. Они впервые поссорились. «Не позорь моё имя и честь древнего рода! Я сдержу слово, данное Момолю, и ты станешь его женой! Будешь ещё благодарить за достойного мужа!»

На этом Эмидак тогда сам прервал разговор, считая решённой судьбу дочери.

Спасая любовь, Дмитрий с Людмилой ломали головы, как устроить побег, понимая, что он возможен только в отсутствие Эмидака. Тот вроде собирался уйти на дальнее стойбище для пополнения перед свадьбой стада диких оленей. Юноша сразу уцепился за обнадёживающее обстоятельство, повеселел:

– Надо не упустить посланную нам свыше удачу! Возьмём с друзьями отгулы и под видом рыбацкой артели подежурим у реки в ожидании счастливого часа.

Но ничего из их затеи не вышло бы, если б выбор дочери не поддержала мать Людмилы Элана. Будто угождая мужу и жениху, готовилась показать богатое невестино приданое, набивала куль за кулём роскошной постелью, посудой, шкурами да черноспинными соболями. Шила дорогие одежды томноокой любимице, благословляя единственную кровинку в новую жизнь, жизнь с любимым. Счастье для самой Эланы с привезённым знатными родителями мужем Эмидаком так и осталось несбыточным сном…

Опытный и умный Эмидак, тревожась за дочь, учуял неладное и под всякими предлогами оттягивал время своего ухода в тайгу, неотлучно оставаясь в чуме.

А дни таяли и таяли, словно лёгкие облака в бездонном небе. Теперь уже считанные часы отделяли Людмилу от ненавистного жениха Онкоуля. Но Монго так и не решился оставить непослушницу без присмотра. Дотянул до последнего дня, до сумерек, и только тогда уплыл встречать прилетающего в Байкит ранним утром дорогого зятя Онкоуля.

«Вот она моя жар-птица, судьба! Сейчас уж я поймаю её!» Под покровом ночи счастливый Дмитрий вынес из родного чума вмиг повзрослевшую, зарёванную, но безумно счастливую Людмилу и унёс к могучей, бурной Тунгуске, реке их новой жизни. Она уплывала с любимым дальше и дальше от родного берега. Покачивающийся в зеркально-серебристых волнах девичий силуэт вскоре исчез. Надолго. Навсегда…

Когда жена сообщила Дмитрию о второй беременности, он, кружа Людмилу в объятиях, пел и плясал. Их радости, казалось, не будет конца.

– Завтра же пошлю аргиш[2 - Аргиш – перекочёвка (с эвенк.).] к Эмидаку. Пусть твои отец с матерью перекочёвывают к нам нянчить внуков. Хватит деду дуться. Скоро третьего наследника подарим, а ему всё неймётся. Не молодые, чтоб одним в тайге жить. Как думаешь, прав я?

Как ей ещё было думать-то!

И только утром муж спросил:

– А можно ли тебе, солнышко, рожать? Врачи и первые роды нам не разрешали!

Она уверенно и игриво ответила:

– При моей-то силушке грех, Митя, не рожать. Не беда. Медики стращают, мол, мой отрицательный резус-фактор при положительном у мужа – большой риск. Но ведь родила близняшек-то! И ничего, слава богу, здоровенькие.

– И то правда.

Быстроногие первенцы, словно кедрята на южном взгорке, подрастали час от часу. Без пяти минут двухлетки. Мужики!

– А тебе, знаю, не терпится вновь насладиться материнством. Рожай, радость моя, рожай. И десятерых прокормлю.

Крепко любил он своих черноглазых баркачан[3 - Баркачан – медвежонок (с эвенк.).]. Те напоминали ему птенцов болотного черныша – задиристых, крикливых. Не проходило двух недель, как таёжные чернышата начинали летать. И эти «амосики», на одно лицо, заговорили и встали на ножки – года не было. Только мать скажет, кто из них кто. Толю от Коли отец отличить не мог. Но папа – хитрый. Быстро сообразил и Толе стал прикалывать сзади к рукаву маленькую булавочку.

Люда удивлялась:

– День-деньской с ними, но совсем недавно стала их уверенно различать по вечно торчащим волосикам на макушке у Коли, а ты как-то быстро…

– Я – папа, мне кровь подсказывает, – улыбался муж, довольный своей смекалкой.

Но при первой же стирке его «хитрушка» обнаружилась.

– Дим! Твоя «зарубка» мне чуть палец насквозь не проколола! Сознаешься по-хорошему, бить не стану, – шутливо и примирительно потрепала его смоляные вихри жена.