– Папа ждет тебя у реки. Пожалуйста, не ври ему и постарайся не перечить.
Она присела перед дочерью, взяла ее за руки, заглянула в глаза.
– Тебе предстоит трудный разговор, но, пожалуйста, помни, что все, что он говорит или делает, он делает ради нашей безопасности. Пожалуйста, зернышко!
Лита послушно кивнула. Она готова была согласиться на что угодно, лишь бы не плакала мама и не сердился папа. Чтобы все стало как прежде, чтобы она снова могла ждать его прихода и радоваться ему.
В лесу ей, как обычно, стало легче. Голова пылала, но ноги были легки и мысли прояснились. Она шла босиком по еле видной тропке, сжимала в кулаке шишку, подобранную тут же. Солке семенил за ней. Она посмотрела на него и прошептала:
– Помоги мне, о Тимирер! Ведь он любит меня, и я его люблю, пусть он не сердится, что я танцевала голая там, и пусть объяснит, кто он.
Отец стоял спиной к тропе, смотрел на реку. На нем был незнакомый плащ, темно-красный, с золотой каймой по подолу. Лите так хотелось броситься к нему, обнять и долго-долго плакать. Но она не посмела. Подошла и встала рядом, чуть позади. Отец не взглянул на нее, молчал. Река несла свои медленные тяжелые воды, летали над ними ярко-синие стрекозы.
– Ты осквернила мой подарок, флейту из ралуты, – медленно сказал отец и повернул к ней лицо.
«Флейта! Где моя флейта?» – ужаснулась Лита и поняла, что флейту из ралуты она оставила у Алоики… Значит, ей придется еще раз сходить в город, нарушить обещание, данное маме. Она посмотрела на отца. Сейчас у него на голове был тот же золотой обруч, что и вчера. От этого лицо его казалось чужим.
– Ты царь? – выпалила она.
– Да.
– Всего-всего? Всех земель?
Отец улыбнулся и тут же погасил улыбку.
– Я – Эрисорус Илтар Тиарос Светлоликий, царь Альтиды. А ты – моя дочь. И ты танцевала вместе с мариками, на виду у всего города! Как ты вообще туда попала?
Лита сделала глубокий вдох и повторила свою историю: как к ней пришел Тимирер в облике рыжего щенка с белыми отметинами, как ей было грустно расставаться с Уной, как Солке привел ее в город, как она встретила там добрую женщину и подружилась с ней, как та предложила ей станцевать, потому что праздник и так принято…
– Так не принято! – прервал ее царь. Увидев, что дочь отпрянула от него, сказал спокойнее: – Так не принято, Лита. Мариками становятся те, кто… у кого нет дома, нет семьи, кому некуда идти или кто опозорил себя недостойным поведением. Это порочные женщины и…
– Она сказала, марики делают мужчин счастливыми, – опустила голову Лита.
Она все еще не могла понять, почему отец так сердится. Что плохого, если Алоика поет и танцует перед мужчинами, разговаривает с ними, читает им стихи? И если это плохо, то почему отец не запретит это? Раз он царь.
Эрисорус шагнул к дочери, приподнял за подбородок ее лицо:
– Запомни, Лита, ты – царевна, хозяйка этих лесов! И здесь тебе нечего бояться, нет для тебя преград и нет безвыходных ситуаций. Но в городе… В городе ты никто, песчинка, каждый может растоптать…
– Горожане – добрые люди, им незачем меня обижать.
– Да… но люди разные. В тебе заключена слишком страшная тайна, – голос отца вмиг перестал быть пафосным, стал усталым, даже скорбным. – Если Первому совету станет все известно, не ходить тебе по земле. Ни тебе, ни маме, ни Кассионе.
– Почему?
Эрисорус вздохнул, опустил руку.
– Давай присядем, – сказал он, снял свой богатый плащ, расстелил на земле. Притянул к себе Литу, обнял одной рукой и спросил: – Ты же помнишь, что была Война четырех городов? Мама рассказывала тебе о ней?
– Ммммм… это когда непобедимый Гиор сразился с чудовищем и развеял его прах по Суульским холмам?
Отец улыбнулся:
– Вижу, мама чаще читала тебе сказки, чем исторические книги. Но да, Гиор – герой той войны, и вся Альтида почитает его как великого воина. Но я хотел напомнить не об этом. Война четырех городов… только представь: много-много лет беспощадных битв, крови, слез, матери хоронили детей, пылали города…
– Города? Я думала, на Альтиде один город.
– Остался один, но раньше было четыре. Прекрасные, богатые города. Синола, Кибра, Вэрса, Сейра. После войны уцелел только город-победитель, Синола, его теперь называют Золотым, а от других остались одни развалины, и ни один не смог восстановиться.
– За что люди воевали? Зачем? Иноземцы хотели захватить нас?
Отец грустно улыбнулся.
– В том-то и дело, девочка моя, в том-то и дело. Священна война, когда народ защищает свою землю, свою родину, но когда брат идет на брата, потому что хочет отобрать у него трон, хочет власти, – это позорная война, но именно она и обрушилась на нас. Четыре брата, четыре крупных города, четыре претендента на трон. У каждого своя армия, у каждого своя правда. Страна захлебывалась кровью, и боги отвернулись от нас, устав от распрей. Чудище, которое в сказке победил Гиор, было войной, Лита. Он был великим полководцем, но главная его заслуга в том, что он смог положить конец этой бессмысленной бойне. Одолев своих врагов, он не стал их убивать, чтобы сыновьям не пришлось мстить, а отправил в изгнание, заставив поклясться в храме Всех богов, что ни один из их потомков не ступит на землю Альтиды. Такие клятвы не нарушают, ты знаешь. И он учредил закон о единственном ребенке в царской семье. Тогда казалось, что нет решения мудрее.
Отец положил руку ей на плечо.
– Первый совет создали тогда же. Гиор был мудр, но и он понимал, что в одиночку ему не справиться. Страну надо было поднимать из руин и…
– А если рождалась двойня? – перебила Лита.
– Пару раз такое случалось, да… – Отец помолчал. – Выбирали того, кто сильнее.
– А второго?
– Это не наше дело, Лита. Это решал Первый совет.
– Но ты знаешь, что с ними делали?
Отец молчал.
– Их отдавали на воспитание, да? В какую-нибудь рыбацкую деревню, чтобы никто не догадался… как в «Легенде о Саролейн»!
Отец молчал.
– Или, скорее, не беднякам, а в храм, жрицам, да? Ведь служить богам – что может быть почетнее…
Отец молчал.
– Хотя еще надежнее отвезти их в чужие земли, да? Как велел Гиор своим братьям.
Отец молчал так, что Лита наконец поняла.
– Их убивали.
Их просто убивали, вот и все.
– Бракованные щенки, – прошептала она.