Желтый бриллиант

Марианна вошла в квартиру. В прихожей дверь шкафа – нараспашку, в Таниной комнате – нет одежды, книг и печатной машинки. Таня ушла из дома. Не раздеваясь, Марианна почти упала в Танино кресло. Слезы потекли, смывая обильную косметику с глаз, щек, яркая губная помада превратилась в розовато-красные струйки, похожие на кровь. Это было невыносимо! Материнское сердце разрывалось, стонало. Да, умом Марианна понимала, что Таня когда-то выйдет замуж, но обязательно будет жить в этой квартире. Она станет бабушкой, кому же, как не ей, врачу-педиатру, воспитывать собственных внуков.

Но все получилось не так. Эта дикая выходка Петра, как он мог! Что, вообще с ним происходит? Наконец, Марианна стянула сапоги, скинула тяжелую норковую шубу – очередной подарок мужа, влезла в халат. К маме заходить она не стала – это известие убьет старушку.

В восемь пришел Петр. Водитель втащил в квартиру две огромные коробки, пахнущие вкусной рыбой, свежими огурцами и какими-то южными фруктами. Он бросил на кресло шинель, резко швырнул тяжелые, зимние ботинки. Они с грохотом разлетелись в разные стороны, прошел в «залу», привычным движением налил коньяк в хрустальный стакан с толстым дном (вообще-то для виски, но Петр знать не хотел, стакан, он и есть стакан) и медленно, как пьют теплое молоко, выпил до дна. По телевизору шел репортаж журналиста-международника Валентина Зорина о том, как угнетают негров в США, как бедно живут американские рабочие.

В «залу» вошла Марианна. Петр спокойно встал из кресла, взял свой огромный серый «кейс», «бухнул» его на полированный, с инкрустацией круглый стол. Он долго крутил колесики номерных замков, наконец, извлек несколько страничек машинописного текста. Глядя мимо Марианны, он начал читать:

– Большаков Николай Александрович, род.1950 г. в г. Москва. До поступления в 1965 г. в физико-математическую школу-интернат при Высшем техническом училище проживал с родителями по адресу: Бескудниковский район, 3-й Заводской переулок, кв. 12. Отец – прораб на стройке, умер в 1977 г. от алкогольного отравления. Мать работала технологом в НИИ картофелеводства, то есть сажала картошку, – пояснил зачем-то Петр Данилович. – В настоящее время – пенсионерка. Работает уборщицей, в продовольственном магазине № 68 Бескудниковского района. Неоднократно получала выговоры от директора магазина за выход на работу в нетрезвом виде. Брат – Александр Александрович, 1946 г. р. работал бетонщиком на стройке, после перенесенного обширного инфаркта – инвалид третьей группы, работает ночным сторожем в продовольственном магазине № 68 Бескудниковского района, злоупотребляет спиртными напитками. Продолжать или хватит? – все еще спокойным голосом спросил Петр Данилович, только глаза постепенно наливались кровью.

– Ты лжешь! – закричала Марианна.

– Нет, деточка, это оперативная информация из Комитета государственной безопасности, которую сегодня по моей просьбе подготовили в Управлении по контролю за творческой и научной интеллигенцией. Его возглавляет Кузьма Васильевич Сидоркин – ты его знаешь, у Юрия Георгиевича на даче, на «шашлыках» встречались, он тебе все ручки целовал.

– Это – ошибка, – простонала Марианна.

– В КГБ не бывает ошибок. Слушай дальше, твой Николай раз двадцать выезжал за границу, в капиталистические страны, у него кругом там «дружки-коллеги». Чуть что, он первый сбежит за бугор, и про Таньку не вспомнит! А, кстати, где она? Пусть почитает про своего «дружка», поганца!

Марианна села на стул, ноги отказывались ее держать. Она глубоко вздохнула и громко, четко произнесла:

– Таня собрала вещи и ушла из дома. Я думаю, к Николаю. И уверена, она больше не вернется. Никогда!

Петр молчал. Полученная информация никак не укладывалась в его голове. Как его девочка, его любимая, единственная дочка, его цветочек, его зайчишка, которую он в детстве катал на своей ноге, кружил под потолком, а она смеялась тонким, звонким, как колокольчик, голоском ушла из дома с каким-то мужиком, скорее всего, изменником Родины.

Лицо побагровело, он заорал:

– Танька, шлюха, стерва, я ее придушу собственными руками. А – этого… – Петр, грязно, выругался, – отправлю на Колыму, лес валить! Я…я.

Петр Данилович прямо из горла допил коньяк, и, шатаясь, пошел в спальню.

На крики из своей комнаты на инвалидном кресле «приехала» бабуля. Она удивленно спросила:

– Что еще у вас?

Марианна подошла к маме, встала перед ней на колени и как могла тихо и спокойно рассказала все, положила голову маме на колени и заплакала. Вдруг она почувствовала, что мама как-то странно вздрогнула, все тело напряглось и тут же обмякло. Лицо побелело. Марианна стояла на коленках и шептала:

– Мама, мамочка… мамочка…

Наконец, она встала, вызвала «скорую». У Ольги Михайловны, случился глубокий инсульт.

Марианна всю ночь не спала. Она кое-как приткнулась на узеньком диванчике. Одеяло все время спадало на пол. Марианне слышалось тихое посапывание мамы, иногда ей казалось, что мама повернулась на другой бок – скрипнули пружины старинной кровати, с которой она категорически не хотела расставаться. В комнате стоял устойчивый запах валерьянки и еще многих других лекарств. Она встала, настежь открыла форточку и вышла из комнаты. Из спальни слышался тяжелый громкий храп, иногда дыхание на секунду-две прерывалось, затем – урчание, хрюканье, чавканье и опять храп. Марианна насторожилась, накинула халат, прилегла на диван в «зале» и стала внимательно слушать. Как врач, она сразу поняла, о – это очень опасно. Надо вызвать «реанимацию» из Центрального госпиталя МВД. Она на цыпочках подошла к спальне, приоткрыла дверь и резко отшатнулась – невыносимый запах перегара ударил в нос. Не стоит торопиться. Вскоре, храп немного приутих.

К утру, Марианна задремала. Сквозь сон она слышала, как гудит электробритва в ванной, затем непонятный звон хрусталя, долго льющаяся вода из крана, громкий стук входной двери. Она вошла на кухню и поняла, Петр хотел попить воды прямо из кувшина, но тот был тяжелый и очень неудобный, вода текла мимо рта, на полу была лужа, тогда он стал пить воду из крана, наливая в стакан. Хрустальный кувшин стоял на самом краешке стола. Марианна отодвинула кувшин и улыбнулась, представляя эту картину. Тут же она вспомнила про маму, стала собираться в больницу. Зашла в спальню, где еще стоял этот ужасный запах, открыла шкаф, огромных размеров, с виньетками и инкрустацией, с трудом нашла наиболее скромный костюм, не стала «делать лицо», наспех перекусила. В прихожей стоял такой же по размерам шкаф, только с двумя рядами ящиков для обуви. Она с трудом нашла «старенькие», с ее точки зрения, полусапожки без каблуков и, вроде, была готова. Сегодня у нее вторая смена, если что, отменят прием. Но Марианна не уходила, она чего-то ждала. Ждала телефонного звонка от Тани, она была уверена, что Таня у Николая. Вспомнила, что когда-то записывала его номер телефона, покопалась в Танином письменном столе и, во втором ящике нашла заветную бумажку. Вдруг, очень громко, так, что Марианна вздрогнула, зазвонил телефон. Нет, это не Таня. Марианна всегда заранее чувствовала, кто звонит. В трубке раздался незнакомый женский голос.

Петр Данилович, как всегда, в 8-30 утра вышел на улицу. Как всегда, его ждала надраенная до блеска черная «Волга». В 9-00 началось совещание у министра Н.А. Щелокова, все присутствующие утвердительно кивали головами. В 10-30 разошлись по кабинетам. Петр Данилович направился к себе, пол в коридоре, по которому он шел, почему-то раскачивался, как палуба. Да, совсем старое здание, но после Олимпиады обещали центральный аппарат перевести в новое – на Октябрьской площади. Он вошел в свой кабинет, сел в кресло и понял, что страшно болит голова. Два дятла уселись ему на макушку и долбят по вискам, а по щекам кто-то гладит раскаленным утюгом. Он встал, достал ключи от сейфа, подумал: «Коньячку, и все пройдет», – сделал несколько шагов и с грохотом рухнул на пол. Через некоторое время со срочной информацией в кабинет вошел помощник зам. министра. Вызвали «реанимацию» из Центрального госпиталя, врачи долго оказывали первую помощь, затем Петра Даниловича увезли в госпиталь.

– Марианна Гавриловна, Вы только не волнуйтесь. Это – доктор Юрасова из госпиталя, у Петра Даниловича сильнейший гипертонический криз.

– Что, инсульт? – спокойно спросила Марианна, – я сама врач, говорите как есть.

– Состояние тяжелое, мы принимаем все меры.

– Я подъеду после обеда, у меня мама с инсультом в больнице.

– Приезжать сегодня не стоит, больной бредит, зовет дочь, грозится кого-то убить. Я буду вам периодически звонить. Держитесь.

Марианна долго сидела в прихожей без единой мысли в голове.

Опять зазвонил телефон. Марианна поняла: это Таня.

СЕМЬЯ

Семья возникает по разным причинам. По любви или по «предчувствию любви». По факту рождения детей. От безысходности. От жалости. От одиночества. По материальному расчету (богатство, наследство, высокая должность, известные родители и т.п.). По стечению обстоятельств, иногда мистических. По другим, часто необъяснимым, причинам.

Семья состоит из двух человек, в основном – мужчины и женщины и, желательно, детей.

Два человека, создающие семью – уже не маленькие, но могут быть еще очень молоды, или любого другого возраста, или с большой возрастной разницей. Но всегда – это личности со своими характерами и привычками. Иногда семьи разрушаются. Формы разрушения семьи – самые разные, от скоропалительного развода до многолетнего совместного пребывания «под одной крышей» чужих, равнодушных или ненавидящих друг друга людей.

Редкая семья доживает в любви «до последнего вздоха».

Николай и Таня едут навстречу своей судьбе всего лишь в «предчувствии любви».

Перед тем, как сесть в машину Николая, Таня еще раз посмотрела на свой дом, большой, красивый, с башенками, скульптурами, огромными окнами и чугунными овальными балконами. Дом построили в 1948 году пленные немцы. В основном в нем жили высокопоставленные военные, известные ученые и заслуженные члены Коммунистической партии.

В этот дом в 1949 году переехали родители мамы, Танины бабушка и дедушка. Дед, Гаврил Тимофеевич Видов, был генералом артиллерии, Героем Советского Союза, родом из Саратова, из богатой купеческой семьи. Торговые лавки и магазины Видовых располагались в лучших местах городских Торговых рядов. На красивой волжской пристани они виднелись издали, отсюда и фамилия «видные», значит, Видовы. После Октябрьской революции родители уехали с первой волной эмиграции в Париж, а шестнадцатилетний Гаврил с восторгом принял советскую власть, вступил в ряды Коммунистического Союза Молодежи, вскоре в ряды ВКП(б) и отправился охранять дальневосточную границу молодой Советской республики. Там он познакомился со своей будущей женой – Ольгой Михайловной, москвичкой, из семьи известных еще до революции врачей. Ольга Михайловна по зову молодого романтического сердца и распределению комсомольской ячейки Медицинского института оказалась на пограничной заставе Советско-Китайской границы. В 1933 году Оля Ванюшкина стала Олей Видовой. Вскоре родилась дочь – Марианна. Через год молодая семья вернулась в Москву. Гаврила Видова по партийному приказу направили учиться в Артиллерийскую академию. Жили на Плющихе, в одной комнате большой коммунальной квартиры вместе с Олиной мамой. Четыре счастливых года пролетели очень быстро. После успешного окончания Академии Гаврил Тимофеевич, учитывая его боевые заслуги на границе – медали и два ордена, был назначен командиром артиллерийского полка в звании полковника артиллерии. Полк базировался вблизи города Свердловска. Ольга Михайловна работала в полковой санчасти врачом всех специальностей, дочка Марианна всегда была рядом.

В 1940 году Гаврила Тимофеевича Видова арестовали по статье «измена Родине».

В ночь ареста мужа, еще до позднего зимнего ледяного рассвета, Ольга Михайловна собрала узелок, в основном детских вещей, взяла буханку черного хлеба, несколько банок консервов «офицерского пайка» и пешком, потом на попутных грузовиках, потом на поезде, в общем вагоне – через месяц добралась до Москвы. До начала Великой Отечественной войны работала в районной больнице. В июле 1941 года ушла на фронт.

Марианну Ольга Михайловна оставила маме. В дом на Плющихе в ноябре 1941 года попала бомба, бабушка Ксения и маленькая Марианна спаслись, успев добежать до бомбоубежища, потом поселились на Якиманке, в крохотной девятиметровой комнате.

До июля 1944 года Ольга Видова служила военным врачом, хирургом на санитарном поезде. О муже ничего не знала. После тяжелой контузии, госпиталя (санитарный поезд попал под бомбежку, ее отбросило взрывной волной, и она чудом осталась жива), Ольга вернулась в Москву, служила хирургом в Военном госпитале в городке Руза, под Москвой. В 1947 году перешла на службу в Военно-медицинский госпиталь им. Бурденко, в Лефортово, на должность начальника хирургического отделения, полковника военно-медицинской службы. На работу ездила на трамвае, каждый день видела свою ненаглядную доченьку и маму.

Во время войны Ольга несколько раз пыталась найти хоть какие-то сведения о судьбе мужа. Наконец, в январе 1945 года получила извещение, что «полковник артиллерии Гаврил Тимофеевич Видов пропал без вести»…

Зимой, в феврале 1948 года, Ольга Михайловна ехала на трамвае на службу. Было очень холодно, Ольга простудилась. Она пыталась отогреться горячим чаем, выпила стрептоцид, но становилось все хуже. Ей доложили, что в карете «скорой помощи» прямо из Генерального штаба Министерства обороны привезли генерала с тяжелой формой аппендицита, возможен перитонит, а молодой хирург-ординатор не знает, что делать, и, вообще, боится оперировать генерала. Ольга Михайловна из последних сил дошла до операционной, провела резекцию аппендикса так, как могла только она. Генерал остался жив и быстро шел на поправку. Ольгу Михайловну почти без сознания, с высокой температурой на госпитальной санитарной машине отвезли домой – лечиться.

Полковник артиллерии, Гаврил Тимофеевич Видов, в телогрейке и рваных сапогах два года строил железную дорогу на Кольском полуострове. В 1942 году его реабилитировали, вернули воинское звание и все воинские награды. За взятие Берлина полковник Видов был награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза и получил воинское звание генерала артиллерии.

Сразу после реабилитации Гаврил Тимофеевич начал поиски жены и дочери. Наконец, только в 1944 году ему сообщили: «город Москва, ул. Плющиха, дом № 18 полностью разрушен в результате бомбежки в ноябре 1941 г. Большинство жильцов погибло».

Ольга Михайловна проболела простудой две недели. На улице потеплело. Чувствовалось приближение весны. С улыбкой она вошла в старинное, построенное по Указу Петра I здание. Когда главный врач отделения хирургии шла по длинному коридору, навстречу ей, держась за живот, но бодрым шагом направлялся мужчина очень приятной наружности, с поседевшими висками и грустными глазами. На нем были надеты белая «госпитальная» рубаха и синие галифе с красными генеральскими лампасами, на ногах – войлочные тапочки. Ольга Михайловна улыбнулась и заспешила в свой кабинет.

Она уже ознакомилась со всеми историями болезней, но что-то ее беспокоило. На ее вопрос: «А где "история" того, кажется, генерала, которого она оперировала в состоянии полуобморока? Не могли же его так рано выписать?» – ординатор покраснел и достал из нижнего ящика стола «историю болезни». На первой странице крупными четкими буквами было написано: Видов Гаврил Тимофеевич. 1908 г. рождения. Генерал артиллерии. Герой Советского Союза. Адрес: город Москва, ул. Малая Никитская, д. 4. кв. 6. Поступил в…

На мгновение у Ольги Михайловны потемнело в глазах, она потрясла головой и спокойно сказала:

– Пойду, посмотрю больного.