– Я хотела, – не задумываясь ответила Надежда, – но побоялась размер не угадать: вон Санечка как вымахала. Почти девушка!
– Следующий раз заявишься, когда внучку замуж буду выдавать?
– Да ладно, мама, не ворчи! Не идёт тебе это…
Побыла Надежда с родными две недели и заскучала: её душа простора требовала, воли, движения. И заявила она:
– Пора мне, мама: засиделась я что-то на одном месте.
– Надежда, побудь хоть недельку ещё? – попросила мать. – Съездите с Сашенькой в область, обновки ей купите: выросла она из всего. Платье для школы новое нужно. Да и пальтецо зимнее не помешало бы…
– А вот завтра и отправимся! – решила Надежда. – заодно и билет себе куплю на поезд.
В ответ Александра Даниловна только вздохнула, понимая, что ничем не сможет удержать свою непутёвую дочь.
После окончания 8-го класса Роман исполнил свою детскую мечту и поступил в Ленинградское Нахимовское училище. Радости его не было предела.
– Понимаешь, Шурка, – с искрящимися радостью глазами говорил он, – я буду ходить по морям, океанам! Как всегда мечтал…
– На каравелле? – усмехнулась Саня, не понимая радости друга.
– А что? – не принимая Саниной иронии, отреагировал Роман, – Курсанты и на парусниках ходят, в кругосветку. Так что, вполне вероятно и под парусом похожу! По крайней мере буду очень стараться, чтобы попасть на это судно…
Сане очень хотелось спросить: – «А как же я?», но из гордости она не сделала это, а только сказала довольно холодно:
– Что же: поздравляю тебя. Рада, что хоть у кого-то мечты сбываются.
В тот день они чуть не рассорились навсегда: окончательно и бесповоротно. Ромка посмотрел на хмурое лицо девушки и сказал:
– Шурка, ты что сегодня не с той ноги встала, или не выспалась?
– Зато ты, как я вижу, с той встал! – запальчиво ответила девушка и убежала, не попрощавшись.
На следующий день собрались все однокласснике, кто ещё оставался в совхозе. Сначала пошли на вечерний сеанс, ведь теперь им это дозволялось: выпускники восьмилетней школы имели на это полное право. После кинофильма бродили по памятным местам. Вспоминали, шутили, смеялись.
Вот на этом дереве после седьмого класса мальчишки вырезали свои имена и имена тех девчонок, которые им нравились. Ромка залез высоко-высоко и там, чтобы никто не узнал его тайны вырезал два имени: своё и Санькино.
Побывали в совхозном саду, где частенько воровали яблоки. На этот раз дед Семёныч сам угощал их, припоминая сколько неприятностей «безобразники» доставили ему в своё время.
Потом провожали девчонок. Как взрослые. До самого дома. Прощались за ручку – желали успехов, счастливого пути. Из совхоза уезжали почти все: кто в райцентр в девятый класс, кто в город, в училища, Ромка в Нахимовское, Саня – в медучилище.
Так они с бабушкой решили, что Саня пойдёт по её стопам и станет медиком.
– Будешь и меня лечить, Саня. Здоровье у твоей старой бабки что-то пошатнулось. Кому лечить, как не тебе?
У самой Санькиной калитки Роман сказал, слегка волнуясь:
– Ты это… Не приходи утром меня провожать…
Саня одарила друга недоумевающим взглядом. А он продолжил, улыбаясь своей фирменной улыбкой:
– А то разревёшься ещё там… Стыда не оберёшься.
Глаза девушки стали круглыми, а щёки начали покрываться алой краской, и она уже была готова дать дёру, но Ромка поймал её за руку и неожиданно, слегка смущаясь, назвал взрослым именем:
– Александра! Смотри сдуру без меня замуж не выскочи.
Санька дёрнула худеньким плечиком:
– Вот ещё?! Я вообще замуж не выйду!
– За меня выйдешь! – улыбнулся Ромка, неожиданно чмокнул Саню в щёку, и быстрым шагом пошёл к своему дому.
Девушка глупо хихикнула и вприпрыжку помчалась домой.
Утром она всё же пришла на остановку автобуса, но наблюдала за происходящим со стороны. Она видела, как Ромка искал её взглядом и радостно улыбалась из своего потаённого уголка. Видела, как погасла его улыбка и решила беззлобно:
– Так тебе и надо! Не нужно было вчера говорить, чтобы я не приходила провожать!
Но, когда автобус тронулся, она не выдержала и выбежала ему во след. Ромка увидал Саню и радостно замахал рукой. Она бежала рядом и жестами показывала, чтобы он писал ей письма. Но автобус прибавил скорость и девушка отстала. Она ещё долго стояла у края дороги, даже когда автобус скрылся из глаз, и пыль, поднятая им, улеглась.
А ещё через день с той же самой остановки Саню провожала бабушка.
– Ну, вот, – говорила она, скрывая слёзы, – и полетели наши птенчики из гнезда во взрослую жизнь… Как -то сложится всё у вас?
Александра молча гладила бабушкины натруженные руки с распухшими суставами, её душили слёзы.
– Будь умницей, девочка моя… Ты всё же не в свою маму пошла.
– Я в тебя, бабушка, – ответила Саня.
Бабушка поцеловала Александру в щёку и перекрестила на дорожку. А Саня тихо попросила:
– Помолись за меня, бабушка…
Глава 2. Смерть бабушки
День был тихий, безветренный, туманный. Туман словно просачивался из самой земли и поднимался ввысь, меняясь, редея и растворяясь в пространстве. Внезапно из тумана размытыми очертаниями начала возникать бледная картинка. Лёгкими мазками талантливого художника проявилась группа людей, двигающихся тёмной, молчаливой процессией, словно переходя из какого-то странного сна или замысловатой фантазии в реальность. Молчаливая процессия ступила на извилистую, поросшую травой-муравой, дорожку, ведущую куда-то вдаль, пропадающую в этой дали, и медленно двинулась дальше.
Была в этой процессии какая-то безысходность, мистическая тоска и ирреальность. Словно картинка вне времени и вне сезона: ни прошлое, ни настоящее, ни весна, ни лето, не осень и не зима. Это странное ощущение ещё более усиливал туман, будто ластиком стирая тёмные фигуры, отделяя их от земли насыщенно-чёрной полосой. Процессия двигающаяся меж небом и землёй – тихо, скорбно, слегка театрально…
Хоронили Александру Даниловну. Народа собралось немало: почти вся совхозная больница, где она проработала без малого двадцать лет; подруги, соседи и просто добрые люди, знающие и уважающие её. Сашеньку поддерживали с двух сторон крепкие руки соседа Митрича и заведующего хирургического отделения – Михаила Михайловича, где Александра Даниловна до последнего работала санитаркой. Если бы не эти руки, Саня давно упала где-нибудь по дороге, и подниматься не захотела. Она была, словно во сне, или в состоянии слабого помешательства: ничего не слышала, никого не видела, ничего не ощущала.
Пять дней назад девушке исполнилось двадцать лет. Баба Саша была такая весёлая, хлопотливая. Саня радовалась, глядя на свою бабушку и была счастлива, что всё так хорошо складывается: уже год она работала в местной больнице операционной сестрой, бабушка всегда была рядом и поддерживала её и добрым советом и мудрым словом. И вот теперь… Все эти чужие люди, серые лица. Этот странный туман, что разделил вчера и сегодня полосой сплошной черноты и безысходности. Девушка словно не понимала куда ведут её сильные мужские руки. Зачем? Почему? Ей хотелось крикнуть, что было сил:
– Остановитесь! Я не хочу! Не хочу…
Но сил не было. Заплетающиеся ноги едва касались дорожки: её почти несли. Процессия, наконец, остановилась у свежевырытой могилы. Гроб, обитый чёрным и красным сатином поставили на две табуретки. Сухонькое лицо Александры Даниловны утопало в неярких полевых цветах, которых она так любила. При жизни.