Охотник

– Шик, – отвечает Трей, отыскивая ветчинную нарезку.

– Иисус, Мария и Иосиф, везет же некоторым. У него голова из титана, видать. Чего они там пили вообще? Я спросила у Десси, но он головы на подушке повернуть не смог, чтоб мне ответить.

Миссис Куннифф задышливо хихикает. Трей пожимает плечами.

Норин вполоборота бросает на нее прицельный птичий взгляд.

– Когда пришел, вывалил немало, но боже храни нас. Четыре утра, а он меня растолкал ради какой-то дикой байки про золотые самородки и умолял, чтоб я ему жареху сделала.

– И как, сделала? – уточняет Том Пат.

– Не сделала. Получил поджаренного хлеба кусок да по мозгам за то, что детей будит, вот что получил. Ну-ка, Тереза, это правда – то, что Десси сказал, или это выпивка в нем разговаривала? Какой-то англичанин собирается копаться у всех на участках?

– Ну, – говорит Трей. – Он богатый. Бабка у него была из этих мест. Она ему рассказала, что тут было золото.

– Святая Мария, матерь Божья, – выдыхает миссис Куннифф, вцепляясь в лацканы кофты. – Как в кино. Богом клянусь, у меня пульс зашкалил, как услыхала. И дайте скажу вам жуть какое чудно?е. В ночь на субботу мне приснилось, что я в кухонной мойке у себя нашла золотую монету. Вот лежала она там просто. Бабка моя всегда говорила, что ясновидение у нас в…

– Такое бывает, если сыр на ночь есть, – наставляет ее Норин. – Мы как-то нажарили под Рождество камамбера, и мне приснилось, что я превратилась в ламу в зоопарке и раздражало меня страшно, потому что парадные туфли на копыта не налезали. Сыра не ешь – и все будет шик. Так и что, Тереза… – Норин бросает стирать пыль, перегибается через прилавок и наставляет веник для пыли на Трей, – папка твой сказал, кто у парняги того бабуля?

– Не, – отвечает Трей. – Вряд ли он знает. – Не находит то повидло, какое у них обычно. Берет какую-то странную абрикосовую хрень.

– Мужики все такие, – говорит Норин. – Женщина б догадалась спросить. Мы с Димфной, миссис Дугган, все утро пытались разобраться, кто ж она может быть. Димфна прикидывает, что, наверное, это Бриди Фини, которая из-за реки, в Лондон уехала еще до Чрезвычайного положения[27 - Так в Ирландии называлась Вторая мировая война, поскольку Ирландия соблюдала нейтралитет и на государственном уровне в войне не участвовала.]. Ни слуху ни духу от нее с тех пор не было. Димфна говорит, ее мама всегда считала, что Бриди перебралась через пролив, чтоб ляльку родить, и пряталась от срама, но, сдается мне, могло быть так, что она поначалу ни шиша не утруждалась писать, а потом вышла замуж за какого-то расфуфыренного врача и слишком зазналась, чтоб писать таким, как мы. Или и то и другое, – добавляет она, осененная этим новым соображением. – Сперва лялька, а следом врач.

– Сестра Бриди Фини замужем была за моим дядей, – говорит Том Пат. – Я тогда малявкой был, когда она уехала, но все говорили, она хорошо устроится. Из таких она была. Могла за врача выйти, это точно.

– Я знаю Анн Мари Долан, – торжествующе заявляет миссис Куннифф, – мамка ее была из Фини. Бриди ей двоюродная бабка. Я тут же Анн Мари позвонила, как только сердце у меня утихло малость, – правда же, Норин? Она говорит, что ни дед ее, ни мамка ни разу ни словом ни про какое золото не заикались. Ни звука от них про то. Верится вам в такое?

– Мне – да, – говорит Том Пат. – Я б сказал, оно типично. Дед Анн Мари – старый Мик Фини, а Мик Фини девчонок ни в грош не ставил. Считал, что они ужасные болтушки, все до единой, вода в решете… о присутствующих дурного слова не скажу. – Оделяет всех улыбкой. Миссис Куннифф прицокивает языком. – У него одни дочки народились. Я б решил, он никому не говорил и ждал, чтоб у Анн Мари парнишка подрос, кому такое передать. Да только возьми да и случись у Мика инфаркт, вот и помер он, не успев.

– И никому это не диво, кроме него самого, – ехидно замечает Норин. – Я слыхала, у него в чулане битком бутылок было, пришлось контейнер заказывать. Немудрено, что он насчет того золота ничего не предпринял. У него другие занятия были.

– И если б не этот англичанин, – говорит миссис Куннифф, прижимая ладонь к лицу, – тайна эта потерялась бы навеки. А мы всю жизнь расхаживали бы по золоту, а сами ни сном ни духом.

– Вот что бывает, когда люди ничего не делают, – говорит Норин. Выдержав предельно возможное для себя время бездействия, она возвращается к приборке. – Одному богу известно, сколько поколений Фини – ни один из них – нихера насчет того золота не предприняли. Хоть у англичанина этого соображения откуда-то хватило взяться за дело. Самое, блин, время.

– Ты с этим англичанином повидаешься же, а, Тереза? – спрашивает миссис Куннифф, бочком пододвигаясь к Трей. – Можешь спросить его, нет ли чего на нашем участке? Норин говорила, оно в реке, и уж конечно, мы всего в нескольких ярдах от реки-то. Сама я копать не могу, у меня спина жуть что творит со мной, а вот Джо для рытья очень годится. Сад умеет насадить, оглянуться не успеешь.

Судя по всему, где-то по дороге с горы золото превратилось из возможности в несомненность. Трей не понимает толком, что? она об этом думает.

Сгружает свои покупки на прилавок и добавляет пакет картофельной стружки – в уплату за то, что выполняет за Мэв ее работу.

– И двадцать “Мальборо”, – говорит она.

– Ты молодая слишком, чтоб курить, – ставит ей на вид Норин.

– Это отцу.

– Надо полагать, – соглашается Норин, бросая на Трей еще один подозрительный взгляд и поворачиваясь за сигаретами. – Кел тебе ввалит, если курево унюхает. Запомни.

– Ну, – отзывается Трей. Ей хочется уйти.

– Иди-ка сюда, а-халинь[28 - A chail?n – девочка, девушка (ирл., зват. пад.).], – велит Том Пат, подзывая Трей. – Я б сам подошел, да только всю силу в ногах потратил, пока сюда добрался. Подойти сюда, я на тебя гляну.

Трей предоставляет Норин пробивать покупки и подходит к Тому Пату. Тот берет ее за запястье, тянет на себя, чтоб разглядеть поближе, – глаза у него заволокло пленкой. От Тома Пата пахнет разогретым сараем.

– Ты вылитый дедуля твой, – говорит он ей. – Мамки твоей отец. Хороший человек был.

– Ну, – говорит Трей. – Спасибо. – Дед помер еще до того, как она родилась. Мамка вспоминает о нем редко.

– Скажи мне вот что, – говорит Том Пат. – Ты и янки тот, который на земле О’Шэев. Вы кресла-качалки делаете?

– Бывает, – говорит Трей.

– Мне кресло-качалку бы, – поясняет Том Пат, – перед очагом, зимой. Страх как много я в эти дни думаю про зиму, чтобы мне стало попрохладней. Сделаете как-нибудь такое для меня? Маленькое, ну, чтоб ноженьки мои до земли доставали.

– Ну, – говорит Трей. – А то. – Она соглашается почти на любую работу, какая ни подвернется. Трей в курсе, что по каким-то официальным там причинам, каких она не понимает и до каких ей нет дела, Келу здесь работать нельзя. Один из ее страхов в том, что он не сможет зарабатывать вдоволь денег на жизнь и ему придется вернуться в Америку.

– Хорошая ты девочка, – говорит Том Пат, улыбаясь ей. Немногие зубы в его запавшем рту смотрятся здоровенными, как у лошади. – Вы б заехали ко мне, прикинули, как и что. Я уж не вижу ничего, чтоб самому за руль.

– Келу передам, – говорит Трей. Том Пат все еще держит ее за запястье, вялые костлявые пальцы потряхивает нечастым тремором.

– Твой папка полезное дело для всей этой округи затеял, – говорит ей Том Пат. – Такое не для пары землекопов на паре полей. Через несколько лет мы сами себя не узнаем. И все благодаря твоему папке. Гордишься им, а?

Трей помалкивает. Чувствует, как молчание заполняет ее, словно жидкий бетон.

– Да уж, когда это ребятня ценила родителей своих? – вздыхая, произносит миссис Куннифф. – Скучать будут, когда нас не станет. Но ты от меня передай отцу своему, Тереза, что он большой человек, как ни крути.

– Послушай-ка, а-стор[29 - A stоr – милочка, душенька (ирл., зват. пад.).], – говорит Том Пат. – Ты Бриана нашего знаешь? Мальчонку моей Элейн. Рыжий такой.

– Ну, – говорит Трей. Бриан ей не нравится. Он учился в одном классе с Бренданом. Заводил его так, что Брендан выходил из себя, а сам бежал жаловаться учителю. Ни одному Редди никто никогда не верил.

– Дружок этот ваш, сассенах, ему ж понадобится кто-то речку просеивать. А? Ботинки свои дорогие мочить не захочет небось.

– Не знаю, – говорит Трей.

– Бриан – парень некрупный, зато сильный. И ему полезно. Этому парню впрок пошел бы тяжкий труд, чтоб голова на место встала. Мамка его с ним слишком нежничает. Отцу-то скажи про то, ага.

– Не один Бриан ту работу хочет, – вставляет Норин, более не в силах молчать. – Полно кругом парней, кому только дай себя показать. Мой Джек завтра придет в паб, Тереза, вот что. Ты скажи отцу своему, чтоб познакомил Джека с этим англичанином.

– Не знаю, нужен ли ему кто, – говорит Трей. – Я с ним еще не видалась.

– Ты это в голову не бери. Просто отцу скажи, да и все. Сможешь запомнить?

Все они пылко сосредоточились на Трей – она к такому не привычная. Все кажется очень странным, как в паршивом старом фильме, где пришельцы вселяются в тела людей.

– Мне пора, – говорит она, выпрастывая руку из хватки Тома Пата. – Мамке надо ужин готовить.

– Тридцать шесть восемьдесят с тебя, – говорит Норин, ловко сдавая назад. – Сигареты жуть какие дорогие. Чего папка твой на вейп не перейдет? Я Десси перевела на вейпы эти самые год назад, он с сигарет у меня слез полностью… не смотри на меня так, я знаю, какой он вчера был, нос у меня исправен. Но в основном.