Фейтфул-Плейс

– Видел, ты к Калленам заходил.

– Ну.

Шай обвел взглядом улицу; я заметил, что его внимание привлекла приоткрытая, покачивающаяся на ветру дверь дома номер шестнадцать.

– Ждете чего-то?

– Присоединяйся, – я с улыбкой похлопал по ступеньке рядом с собой, – может, и узнаешь.

Шай фыркнул, но после минутного размышления поднялся по лестнице и сел наверху, вытянув ноги мне под нос.

– Тебя ма ищет, – сказал он Кевину.

Кев застонал, Шай рассмеялся и поднял воротник, защищаясь от холода.

Тут за углом раздался шорох шин по брусчатке. Я закурил очередную сигарету и развалился на ступеньках, изображая глуповатого, морально неустойчивого зеваку, – присутствие Шая очень помогло. Как выяснилось, в этом не было необходимости. В патрульной машине приехали двое копов, а из фургончика уже выпрыгивали три эксперта, никого из них я не знал.

– Господи, – тихо и беспокойно сказал Кевин. – Целый отряд. Это что, всегда…

– Это минимум. Потом, если понадобится, могут и подкрепление вызвать.

Шай протяжно, с деланым восхищением присвистнул.

Давненько я не смотрел на место преступления с внешней стороны заградительной ленты, будто агент под прикрытием или гражданский. Я уж и забыл, как выглядит наша бутафория во всей красе. Парни из техотдела, облаченные в белое с ног до головы, надели маски и, размахивая тяжелыми чемоданчиками со зловещими инструментами, поднялись по лестнице и исчезли в доме шестнадцать; волосы у меня на загривке встали дыбом, как у охотничьего пса.

Шай вполголоса пропел:

– Трижды постучали в дверь – горе, горе да беда два полисмена и сыскарь, да у речки, да у Сайи…[15 - Народная ирландская баллада об истории страшного детоубийства, которую на веселый манер распевают детские голоса. Ее корни уходят к традиции баллад об убийствах, в частности к известной балладе “Жестокая мать”, в которой рассказывается история, как мать заколола ножом своего младенца и тут же за ней явились три человека. В 1960-е годы песню записала популярная фольклорная группа “Братья Клэнси”, взяв в качестве названия припев Weela Weela Walya, а затем она стала очень популярной в исполнении знаменитой группы “Дублинцы”. Припев происходит от староанглийского wellaway (примерно “горе-беда”).]

Полицейские еще только развернули ленту и не успели даже привязать ее к перилам, а люди уже почуяли в воздухе кровь и поспешили на дармовое зрелище. Старухи в платках поверх бигудей материализовались из дверных проемов и скучковались для обмена комментариями и пикантными домыслами:

– Какая-то девица малыша родила и бросила.

– Господь с тобой, вот ужас! Слушайте, Фиону Моллой поперек себя шире разнесло, так, может…

Мужчинам вдруг загорелось покурить на крыльце и поглядеть на погоду, прыщавые юнцы и разбитные малолетки с напускным равнодушием сидели на мостовой у тупиковой стены. Пацаны с ирокезами носились взад и вперед на скейтбордах и таращились на дом шестнадцать, разинув рты. Один врезался в Салли Хирн, и та шлепнула его пониже спины. Семья Дейли вышла на крыльцо; мистер Дейли одной рукой обхватил плечи жены, удерживая ее рядом. Все это столпотворение действовало мне на нервы. Не люблю, когда невозможно сосчитать, сколько вокруг людей.

Жители Либертис бросаются на сплетни, что твои пираньи. Вот если в Далки какие-нибудь оголтелые криминалисты отважатся показаться без соответствующих бумажек, местные скорее умрут, чем дадут волю такой вульгарности, как любопытство, разве что какой-нибудь безрассудной любительнице острых ощущений позарез приспичит обстричь розы в палисаднике перед домом, а после передать все, что слышала, подругам за чашкой травяного чая, но в целом об инциденте там узнают следующим утром из газет. На Фейтфул-Плейс, напротив, впиваются информации прямо в горло. Старая миссис Нолан решительно ухватила одного из копов за рукав и, похоже, требовала исчерпывающих объяснений. Судя по физиономии полицейского, на курсах его к такому не готовили.

– Фрэнсис, – сказал Кевин, – там наверняка и нет ничего.

– Может, и нет.

– Серьезно. Наверняка я все только вообразил. Может, еще не поздно…

– Вообразил что? – спросил Шай.

– Ничего, – ответил я.

– Кев.

– Говорю же, ничего. Скорее всего, я вообразил…

– Что они ищут?

– Мои яйца, – сказал я.

– Надеюсь, они прихватили микроскоп.

– Ну нахрен, – с несчастным видом сказал Кев, потирая бровь и уставившись на полицейских. – Ребят, я больше не играю. Зря я вообще…

– Атас, – вдруг сказал Шай. – Ма.

Мы втроем быстро и слаженно соскользнули вниз по ступенькам, опустив головы ниже уровня толпы. Я мельком увидел маму из-за спин, она стояла на нашем крыльце, крепко сложив руки под грудью, буравя улицу пронзительным взглядом, словно твердо знала, что во всей этой свистопляске виноват я и уж она-то со мной поквитается так, что мало не покажется. Па стоял позади нее, вытаскивая из пачки сигарету и с безучастным видом озирая светопреставление.

В доме послышался шум. Один из экспертов вышел на крыльцо, показывая большим пальцем через плечо, и отмочил какую-то остроту. Полицейские заржали. Эксперт отпер фургон, порылся внутри и взбежал по лестнице с ломиком наперевес.

– Если он поковыряет там этой штукой, вся развалюха ему на уши рухнет, – сказал Шай.

Кевин продолжал ерзать, словно ступенька обжигала ему зад:

– А что будет, если они ничего не найдут?

– Тогда наш Фрэнсис попадет в немилость, – сказал Шай. – За то, что оторвал всех от работы. Вот будет досада.

– Спасибо за заботу, – сказал я. – Как-нибудь переживу.

– Ага, переживешь. Как всегда. Что они ищут?

– Может, у них спросишь?

Из дома одиннадцать, потирая голову и еле передвигая ноги, вышел косматый студент в футболке с Limp Bizkit – явно с внушительного перепоя:

– Че случилось?

– Иди в дом, – сказал я.

– Это наше крыльцо.

Я показал ему удостоверение.

– Хрена себе, – сказал он и, согнувшись под тяжестью вселенской несправедливости, потащился назад в общежитие.

– Правильно. Запугивай его ксивой, – сказал Шай, но уже по инерции. Щурясь от закатного солнца, он смотрел на дом шестнадцать.

Глубокий низкий грохот пушечным залпом прокатился по улице, отражаясь от домов и разносясь по Либертис, – упала бетонная плита. Нора вздрогнула и тихонько вскрикнула. Салли Хирн поплотнее запахнула кардиган и перекрестилась.

Тут я почувствовал, как задрожал воздух. Будто выплеснулся наружу электрический разряд, рожденный глубоко в чреве дома шестнадцать. Голоса экспертов поднялись и стихли, полицейские оглянулись на дверь, толпа качнулась вперед, над крышами сошлись тучи.