Теория коллапса

Одним психом будет меньше!

Наконец он спросил:

– Вы успокоились?

– Да, спокоен, – рявкнул я.

– Тогда расскажите: как именно вы снимаете трупы? Зачем вам это? Когда вы начали этим заниматься? Для чего раскопали могилу? И куда дели труп?

– На какой из вопросов мне отвечать? – хмуро поинтересовался я.

– По своему усмотрению.

Голова становилось не моей. Появилось слишком много мыслей. Она стала расти в моем воображении от них. Росла, росла, росла – стала гигантских размеров. Череп начал хрустеть, трескаться и, наконец, голова разлетелась, как пустой пакет из-под томатного сока под давлением, забрызгав кровью и мозгами лицо этого напыщенного докторишки.

Я не выдержал и расхохотался.

– Что смешного?

– Ничего, – посерьезнел я, – видимо, это результат того, что мне колют.

– Вам колют успокоительное. Поэтому реакция должна быть совсем другой.

– У меня такая реакция, что я сейчас засну, – зевнул я.

– Отпущу вас в вашу палату, как только ответите на вопросы.

Я немного подумал и начал:

– Знаете, док, меня всегда поражала человеческая природа.

– Чем же?

– Люди рождаются, ходят в детский сад, в школу, в институт, устраиваются на работу, обзаводятся семьей, растят детей, выходят на пенсию. И умирают. Краткая биография обо всем человечестве стандартного социума. Есть множество отслоений от этого стандарта, которое типичный социум не одобряет. Например, если у человека странное хобби.

– Что вы имеете в виду под странным хобби?

– Мне всегда нравилось запустение. В нем нет пафоса, наигранности. Только истинная сущность, толкующая, что все рано или поздно… умирает.

Я кинул взгляд на зарешеченные окна и продолжил:

– Я люблю фотографировать старые заброшенные здания, пустыри, позабытые местности. Делаю это в свободное от работы время. Свадьбы, юбилеи, праздники… Если бы вы знали, сколько там лжи. Хотя, всё это чистой воды выпендреж. В запустении – искренность.

Однажды днем я гулял возле кладбища, и мне стало любопытно. Решил пройтись по нему. Вы когда-нибудь гуляли по кладбищу осенью? Тогда вы не поймете.

Опадающая листва, пожухлая трава, еще не холодно, но уже и не тепло.

Каменные портреты людей, умерших в разное время. Кто-то умер слишком молодым, кто-то слишком старым. У каждого из них своя история. Но одна истина: все умрут.

Я подружился со сторожем и начал собирать истории мертвых. Дома у меня много папок с такими историями: кто как умер. Да, мне любопытны жизни мертвых, которых забыли живые.

Ведь живым принято забывать умерших.

Истории постепенно увлекали. Я принялся собирать их и на других кладбищах. Пришлось освобождать гараж от старого хламья, чтобы разместить собранные биографии. Но через некоторое время и этот процесс мне наскучил.

Я не мог понять, в чем дело. Пока, гуляя по кладбищу, не увидел похороны молодого парня.

Парнишка не старше меня.

Его так искренне оплакивали…

Я удалился на два ряда от места действия, чтобы поснимать.

На лицах собравшихся было столько истинного горя. Но не они привлекли мое внимание.

Лицо парня…

Такое умиротворенное.

Спокойное.

Безразличное ко всему происходящему.

Умело загримированное.

…Мне стало любопытно: каким это лицо станет через год?

Ведь все меняется.

И это лицо – тоже!

Тогда я начал действовать по-другому. Собирал истории только что умерших, записывал, где какая могила находится, а спустя полгода-год возвращался, раскапывал могилу, вскрывал гроб, и фотографировал мертвеца.

– Вы фотографировали разложившиеся трупы? – переспросил психиатр, озадачившись.

– Да, я фотографировал разложившиеся трупы, – я помолчал, ожидая, пока психиатр переварит эту информацию, и продолжил: – Разложившиеся трупы – тоже люди. Только люди, о которых забыли. Откуда знаю? Потому что периодически прихожу к ним на могилы и вижу запустение. К некоторым, конечно, приходят. Так я познакомился с Ингой, потерявшей мужа. Из-за ошибки, которую не устранили, его станок на заводе переодически клинило. Он полез посмотреть, что произошло, когда станок внезапно заработал, и мужчине отрезало голову.

Мы с Ингой подолгу беседовали о загробном мире. Она сказала, что муж часто снится и просит передать на тот свет любимый портсигар. Инга слышала: чтобы передать вещь покойному на тот свет, нужно положить её в гроб к любому умершему перед погребением. Класть портсигар к незнакомому умершему женщина не хотела, но муж её донимал кошмарами. Что делать, она не знала.

Тогда я предложил ей помощь. Пообещал, что раскопаю могилу и вскрою гроб, если она разрешит сфотографировать своего мужа.

Она поначалу возмутилась, что это сумасшествие. Но кошмары стали невыносимыми. Инга сама разыскала меня…

Это была первая могила, которую я раскопал. С момента принятия решения фотографировать мертвых, прошло лишь четыре месяца. За это время я успел сфотографировать двадцать четыре умерших, и терпеливо выжидал время.

Мы с Ингой собрались рано, перед рассветом. Договорились со сторожем. И принялись за дело.

Я чувствовал себя Молчановым, убивающим старуху-ростовщицу. Но любопытство было сильнее… На деле, страшно только в первый раз.