Ветер времени. Вспоминая отца и деда

где-то глубоко во мне

снега нега и неспешность
снега нежная нездешность
как посылочки от Бога
на ресницы на пальто

тихо падают снежинки

живы!
живы!
живы!
живы!
я хочу
чтобы никто…

чтоб не умирал никто

    22.02.2009
Мне было безумно жаль его… Я думала, что он скоро умрёт. Я скрывала это своё знание, как и страшный диагноз – я подделала справку… Я «наградила» отца всего лишь лимфобластным лейкозом первой стадии, а не четвёртой, терминальной как было на самом деле… Но… Тогда он не будет торопиться с книгой! Как быть? Как поступить правильно?

Всё-таки он начал работу над книгой. И даже вошёл во вкус. Возвращался к ней после мучительных ходок в больницу. Бросался к компьютеру, как в бой.

12. О счастье

В гостях у Элеоноры Евгеньевны И Владимира Ивановича

«…Бросался к компьютеру, как в бой…» Да, так это и было.

Потекли счастливые, наполненные осмысленным трудом дни. Разве не счастье – услышать по телефону родной – лучший в мире! – голос:

– Да, приезжай. Написал я про Клюева, как ты просила. Зокардис у меня кончается, и конкор. Забеги в аптеку, пожалуйста…

Ура! Это тот Клюев, подполковник, о котором я услышала в Белоострове, кого полюбила на всю жизнь…

Разве не счастье – ехать в метро – К ПАПЕ!.. Бежать от метро по улице, потом по лестнице на третий этаж, дважды жать на кнопку звонка его коммуналки! К ПАПЕ!

И вот – я в его чудесной уютной комнате, полной музыки, книг, картин, фотографий…

– Садись, почитай пока. А я чайник поставлю.

Я сажусь у монитора и читаю. О чудесных людях – простых и знаменитых. О родных, друзьях детства, фронтовых товарищах. Дон Кихот – Мунька Радзыминский. Последний Герой – Пётр Бунеев. Отец солдат – подполковник Клюев…

Моя задача – увидеть и исправить опечатки. Обсудить непонятные места. Сказать о своих сомнениях в стилистике.

Вначале книга его суховата, похожа на официальную биографию:

«Я, Соколов Владимир Иванович, родился 8 января 1925 года в Ленинграде. Моими родителями были…»

Но постепенно… Она начинает дышать дивным воздухом ленинградской весны… Арбузной корюшкой… Наполняется очарованием деревенского дома, построенного дедом… Пронизывается щемящими детскими дружбами и влюблённостями…

Болью и гордостью за свою Родину разрывает сердце…

Папа всё продумывает, доделывает, исправляет. Нещадно выкидывает кипы уже распечатанных страниц, если они хоть с малейшими огрехами. Мужественно восстанавливает плоды своего труда, безжалостно уничтоженные зависшим компьютером… Догадывается, наконец, что всё надо немедленно скидывать на флэшку…

Больница-дом-больница-дом…

Госпитализации были внезапные, частые и длительные. Месяца по полтора раза четыре в год. То с неукротимыми носовыми кровотечениями, то с инфарктами. Я навещала папу в отделениях кардиологии почти каждый день, привозя разные угощения. И утешения в виде просмотра DVD с концертом Елены Камбуровой… Чтения книги про Алберта Швейцера…

Мы беседовали обо всём на свете. Папа делился со мной добродушными и остроумными наблюдениями за врачами, студентами, ординаторами. Рассказывал про ласкового «индийского принца», который заботился о пациентах реанимации с необыкновенной, прямо-таки сыновней добротой. Там, где страшно, холодно, одиноко и тоскливо, это было особенно важно. Родственников туда не пускали…

Наконец, папу выписывали домой – ослабевшего после обострения болезни и неизменных госпитальных бронхитов-энтеритов. Примерно с неделю он набирался сил в родных стенах, и его снова тянуло к работе.

ХОЧУ УСПЕТЬ! ХОЧУ УСПЕТЬ!

«Ведь если я расскажу о людях, которых узнал и полюбил в своей жизни, – думал папа, – они останутся жить в сердцах потомков, и не умрут вместе с моей смертью»…

УСПЕТЬ-УСПЕТЬ-УСПЕТЬ!

Но иногда он звонил мне и говорил:

– Не хочу больше писать. Никому это не надо, никому не интересно.

Спазм сдавливал мне горло. Едва сдерживая слёзы, я лепетала в трубку:

– А как же я? Папа! Мне надо!

И потом уже, после разговора, я давала волю слезам, умирая от обиды и бессилия…

Проходило время, и он снова брался за работу: «Только ради тебя. Я за тебя умру…»

Он не умер в первый год своей болезни. 30 августа 2009 года я получила экземпляр его самиздатовской книги с дарственной надписью: «Дорогой Танечке, вдохновившей меня на этот труд, с благодарностью и любовью. Папа.»

Вопреки прогнозам врачей, папа прожил ещё четыре года, и написал ещё четыре тома автобиографических заметок. Всё это 5-книжие он назвал «Моя родословная».

Не очень мне понятно такое название, но это и не важно. Впоследствии книга стала называться «Я ничего не придумал».

Что помогло папе жить так долго? Сила воли. Любовь к жизни. Светлый разум. Любящие люди вокруг. И ещё…

Доктор неотложки Савельева, начавшая реанимацию папы дома, и лично передавшая папу – с рук на руки – в отделение реанимации больницы Святого Георгия в ночь с 31.12.2009 на 01.01.2010 года

Другие доктора, умные и честные – спасибо всем огромное.

Моя дочь Маша и её подруга Лена Курникова.

Сын моей подруги Светы – Арсений Кутяшев – мой брат по станции переливания крови.

Папина жена Элеонора Евгеньевна. О, помню одну из новогодних ночей, когда она тайно осталась в больнице, и спала рядом с папой – на добрую зависть папиным товарищам по палате.

Сын (мой брат) Андрей.