Почему-то пять драконов сразу обратили внимание на пару туристов, между которыми проскакивали искры, а иногда пробивала настоящая Вольтова дуга.
Зедонг
Можно ли жизнь начать сначала? Забелить лист, стереть прошлое, и с энтузиазмом начать чертить иероглифы. В любом случае эти линии будут стремиться повторять уже знакомые формы, – то, что не удалось с первого раза, будет пытаться проявить себя снова, но уже более осторожно, с изящностью, что ли. Подобным образом древняя мудрость предполагает иметь свое участие в будущей жизни.
Но иногда необходимо хорошо выспаться, чтобы понять на свежую голову, сколько абсурда несет в себе прежняя вязь
– ведь новую жизнь можно изобразить одним знаком, совершенно новым иероглифом.
Они приехали в монастырь "Пяти Драконов" ранней осенью, когда полнота всего, что произошло от сотворения мира уже не оставляет места в душе для новых открытий. Как раз подходящее время, чтобы начать жизнь с чистого листа. Вдобавок ко всему ещё пошел дождь, освежая гамму красок и чувств. Непонятно только, зачем нужно было искать древности – кому нужны эти идолы с их извечной тоской затерянных миллионов лет у Желтого Источника
. И то, что не смог обосновать Мао, легко смогла доказать леди Мейфен.
Зедонг только удивлялся – их прогулка к истокам дала совершено обратный эффект.
– Да нет тут ничего полезного, кроме понимания того, что жизнь в Господе лучше прежней, – произнесла Чжао Мейфен, скользя поверхностным взглядом по вновь отстроенному монастырю с претензией на старину. – Картины можно писать старыми красками на старых холстах, повторяя стиль великих мастеров. Без сомнений, эти подделки ценнее оригинала.
– ?!
– Да потому, что они несут в себе настоящий прорыв – дух современного Китая, а не тянут душу в тинное, архаическое болото древности.
– Обычно все рассуждают иначе, наоборот, – осторожно заметил Зедонг, – особенно сейчас, когда люди обратили свои взоры к истокам.
– Лучше бы они смотрели вперед, – произнесла госпожа Чжао. – Но как ты мог заметить, товарищ Зедонг, у этих драконов нет будущего. Новая жизнь в Господе не имеет ничего общего с их окаменевшей историей.
Действительно, проснувшись сегодня поутру в гостинице, Зедонг вдруг понял, что ему нечего предложить этим камням, горам, зданиям, – то ли осень за окном вобрала в себя все вещи и стерла их значимость, то ли смысл древнего мира полностью себя исчерпал. Даже в Америке Зедонг не переживал ничего подобного.
– Как такое может быть? – спросил он напрямую у своей спутницы, не находя другого повода для беседы.
– Жизни по вере присуще осознание запредельного. И тогда древний мир отдыхает, – лаконично ответила леди Мейфен. – Да любой отдыхает, в принципе.
И всё равно, Зедонг не мог поверить, что вот так, одним махом, верой можно перешагнуть бездну, хоть и именуемую иллюзией, – но реальную, до боли в печенках Вселенную! А, следовательно, вещи не существуют, и добавить тут нечего. Конечно, в случае с верой госпожи Джао Мейфен возможен подвох… А что, если нет? Ведь леди Мейфен с этой верой идёт по жизни, смеясь.
Еще находясь в скоростном поезде, сидя рядом со своей спутницей и улетая в "прошлое", Зедонг понял, что это не он везёт показать леди Мейфен седые пики Уданшань, а она ему покажет настоящие вершины – синтез новой реальности веры. И новой любви. Так и случилось. Теперь ему хотелось иметь её как друга, как сестру, как женщину из совершенно другой жизни, – хотелось, чтобы Джао Мейфен взяла его с собой в эту жизнь. А окружающие их вещи просто перестали существовать и представлять хоть какую-то ценность. Увы, это были совсем не те дивиденды, которые Зедонг надеялся получить с гор Уданшань.
Дождик прошел. К монастырю ещё подтянулись туристы. Да и древности тоже оказались обитаемы – люди собрались в круг смотреть на выступление мастера, который показывал утонченное ушу, – красивые движения, головокружительные трюки. Концентрация энергии была предельной, состояние ци идеальным, движения – почти совершенным. Почти… Туристы аплодировали, раскрывая широко глаза, понимая, что таким вещам невозможно просто так научиться, этому нужно посвятить жизнь всецело.
– Да нет тут никаких секретов, – громко произнесла госпожа Джао Мейфен. – Глупые, чем вы восхищаетесь. Что полезного делает этот тунеядец? В то время, когда общество трудится, поднимая благосостояние страны, он умудрился избежать полезного труда, занявшись самосовершенствованием за вас счет. А теперь показывает "чудеса" пред народом, а вы ему за это аплодируете, да еще платите. Что такого особенного он сделал? Человеку достаточно и простой физкультуры.
Тут леди Мейфен отдала Зедонгу сумочку и вышла в круг. Оказалось, представление только начинается. Зедонг покраснел и готов был провалиться на месте; многие смотрели на них осуждающе. Как бы там ни было, в Поднебесной не принято оскорблять мастеров. Да и никто из присутствующих не хотел возвращаться во времена хунвейбинов.
Но леди Мейфен сделала несколько движений, разминая суставы, потом легко опустилась на шпагат – продольный, поперечный. Также легко вскочила и сделала кувырок через голову, приняв боевую позицию. Леди Мейфен всем своим видом показывала, что готова к схватке.
Монах оставался невозмутим, никак не реагируя на личные оскорбления, но вот брошен вызов монастырю, – леди Мейфен приняла высокую боевую стойку Шаолиньской школы. И хотя ситуация выглядела почти комичной, монах принял вызов. Он начал схватку с простых движений тайцзи (приемов ушу), не желая чем-то обидеть «туристку», приехавшую в его монастырь. Что и говорить, самообладанию монаха можно было только позавидовать. (До этого тот ложился на острые мечи). Правда, "туристка" также свободно парировала его приемы, можно сказать, по-женски эстетично, что скорее было похоже на пощечину мастеру. И монах понял, что простым убеждением "нахалки" бой не закончится. Он снова сконцентрировался, возможно, даже слишком.
Это оказалось ошибкой выбранной тактики, брешью в защите. С бабой (ведьмой) – того… нужно осторожно. Леди Мейфен… легким движением руки снизу-вверх развернула (подняла) "кундалини" противника, используя собственную мощь монаха как орудие казни (воздействия), блокирующее дворцы жизни
. Волна неконтролируемого взрыва энергии клещами схватила мастера за горло, ударила в голову, по всему фронту; земля дрогнула и ускользнула из-под ног. На какой-то миг монах потерял равновесие, а возможно, и сознание. Удар дракона (удар хвостом) оказался настолько сильным, что на монахе треснула куртка. Но видимо, этого было недостаточно для эффекта… Леди Мейфен резко развела руки в стороны, и горы тряхнуло так, что со скал посыпались камни, дрогнуло само основание Уданшань, и зрители все как один попадали на каменные плиты.
Землетрясение длилось секунд десять, пятнадцать. За это время рассыпалась и упала в пропасть монастырская стена.
– Что это было? – спросил Зедонг, поднимаясь и отряхивая одежду.
Ведь можно было подумать, что землетрясение случилось благодаря искусству леди Мейфен. Люди с опаской смотрели на странную женщину и на горы, нависшие над головой.
– Ты пробовал ходить по воде? – ответила вопросом на вопрос леди Мейфен. – А летать?.. Правильно, зачем это нужно? Настоящая вера творит чудеса не ради показухи, а ради укрепления веры других.
На этом моменте госпожа объявила, что она вовсе не мастер ушу, а добрый доктор, практикующий дыхательную гимнастику цигун
, к тому же – пастырь христианской церкви, и что всё в этом мире совершается силой Господа, ради спасения заблудших, – и горы двигаются, и мертвые восстают. Данный факт она как врач может подтвердить. Даже это землетрясение…
Люди с ней соглашались, и почти все подписались на её страничку в WeChat. И только монах, получивший удар дракона, знал, что землетрясение – не игра случая или совпадение. Кто мог хлестнуть сразу по трем даньтяням
его же оружием?.. Монастырь посетил настоящий дракон.
Глава 3
"В книге желтого владыки говориться: "Когда тело движется, оно приводит в движение не тело, а тень. Когда раздается звук, он рождает не звук, а эхо. Когда Небытие претерпевает перемену, оно рождает не Небытие, а нечто наличествующее".
Всё рожденное возвращается в нерожденное. Всё обладающее формой возвращается в бесформенное. Но нерожденное в сущности – это не то, что никогда не рождалось, а бесформенное – это не то, что никогда не имело формы.
…Лао-цзы говорил, что слава – это гость сущности.
Ныне добрая слава приносит почёт и восхищение людей. Отсутствие же славы делает человека презираемым и ничтожным. Почёт и восхищение доставляют нам удовольствие и радость, позор и презрение несут нам скорби и муки. Скорби и муки противны нашей природе, удовольствие и радость угодны нашей природе. Значит, всё связано с нашей сущностью. Как же тогда отказаться от славы?"
Трактат "Ле-цзы".
В природе нет безнадежных вещей. В мире даже желание тщетной славы это тень Истины – наверное, чуть ли не единственный мост веры для потерявших свою истинную сущность творений. И если мудрость говорит о Небесном милосердии, она должна понимать его богоприлично, подобающим мудрости образом. Раз жизнь – это дар (Дао), в любом виде, то по тени бытия можно судить о наличии вечной блаженной Славы. Даже в таком жестоком мире как наш. Поэтому не стоит сразу упрекать общество в гедонизме
, не разобравшись в явлении. Возможно, из этого духовного побуждения (любви к жизни) и родился моизм Мо-цзы
, говоривший о любви к ближнему за несколько веков до христианства. Невзирая на то, что последний (моизм) склонен перетекать в легизм
, устанавливающий самые строгие законы в обществе – диктатуру, по сути.
Эту цепочку взаимосвязей полковник усматривал в реальной жизни подробнейшим образом. А, следовательно, мог легко соединить в своем сердце любовь и войну.
Джиан
Между весной и осенью
не один миг, между весной и осенью – жаркое, влажное лето. К жаре и влажности полковник относился как к долгу (возможно, супружескому) – дышать тяжело, жить почти невыносимо, однако любовь к родине обязывает, а она – настоящая любовь к родине, не бывает платоничной. Ведь родину не выбирают, равно и как героями не рождаются… Но, если ты не в состоянии сказку сделать былью, тебе ничем не помогут советы Ле-цзы
. При этом, "чтобы принести пользу государству (любую пользу) не обязательно подражать древности"
. Особенно, когда эта древность сидит уже у тебя в печенках.
Однажды на рынке полковник встретил "провидца". Чэнь Джен зашёл туда, чтобы купить букет для своей возлюбленной. В этот день был какой-то католический праздник. Полковник не разбирался во всех перипетиях христианских обрядов. Но большинство ему знакомых людей выглядели сегодня нарядно; он вел бизнес с европеизированными кантонцами, а те в свою очередь были крещенными. Поэтому глядя, как расцвели лица женщин в офисе и их блузки, Чэнь Джен решил послать леди Лиэр букет белых роз. Конечно, он мог заказать цветы через интернет. Но разве интернет может знать, что лежит у человека на сердце, разве интернет может передать его страсть – образно и в чувстве? Тем более, полковник понимал, что цветы должны быть лучшими (единственными) на рынке, а не просто букет, – иногда даже один скромный цветок может сказать больше, чем миллион безликих букетов, если он прошел путь от сердца к сердцу.