Последний романтик

Довольно скоро мы знали о Натане все. Его мать звали Дженет, отца – Сайрус, а пятеро братьев и сестер стали для нас единым целым: ДугласТерриМэддиЭмилиДжен. Мы звали их Козлы, потому что их фамилия была Даффи, что напоминало нам козла Билли Граффа из сказки, а кроме того, потому, что в них, с их длинными любопытными лицами и лохматыми головами, было что-то козлиное. Все они были упрямыми, упертыми, вечно спорящими с другими о чем угодно, будь то готовка яичницы, извержения вулканов или песни Майкла Джексона.

На следующий день после знакомства с Натаном Даффи появился Эйс МакАллистер. Он влетел на пруд с тропы, с ног до головы одетый в камуфляж, с духовым пистолетом в руках.

– Пиф-паф! – заорал он, спугнув нас, играющих и читающих книги.

– Это Эйс, – без малейшего удивления объяснил Натан, пока Эйс делал вид, что снова и снова стреляет в него.

Эйс был невысоким и толстым, с тяжелыми руками и ногами и широким лицом. Копна темных, блестящих волос спадала ему на глаза. Они с Натаном не были друзьями, но жили по соседству, и разница в их возрасте составляла лишь год, так что матери с самого детства сводили их вместе на детских площадках и празднованиях дней рождений.

– Анжела, я в тебя попал! – завопил Эйс, обращая внимание на няню.

Анжела, не подымая взгляд от журнала, махнула на него рукой. Когда-то она была и его няней и тоже водила его летом на пруд, но потом ушла работать в семью Даффи. А родители Эйса теперь оставляли его одного, выдавая ему десятидолларовую бумажку, ключ от дома и приказ держаться подальше от неприятностей.

Спустя несколько дней стало ясно, что Эйс был самым диким из нас. Он прыгал в пруд с плотины и так орал, что даже Терри, старший брат Натана, просил его заткнуться. Натан был в шестом классе, Эйс – в пятом, но в частной школе в Гринвиче, которая называлась Академия Пьерпонт. Мы все ходили в обычную школу, и идея Пьерпонта с формой и полями для лакросса показалась мне ужасно взрослой и интеллигентной, но Эйс ходил туда только потому, что у его родителей были деньги, и они не знали, что еще с ним делать. Он хвастался, что его выгнали из шикарной школы-интерната в Нью-Гэмпшире, не взяли в обычную школу, и Академия Пьерпонт была единственным местом, куда его приняли. Он болтал о победах в драках, выпитом пиве, выкуренных сигаретах. Мы сомневались в правдивости этих историй, но все равно слушали. Он часто приносил на пруд свой пистолет или коробку с пистонами, о которой говорил, что украл ее. Он ловил лягушек и сверчков, а как-то поймал небольшого зеленого ужа, и сажал их в коробки из-под обуви. Я подозревала, что ему хотелось мучить этих животных, но при нас он не смел этого делать.

Когда Эйс узнал, что Джо играет в бейсбол, то начал относиться к нему с большим интересом и большей агрессивностью. Он стал говорить что-то типа: «О, смотрите, сам Джо Ди Маааааджо», и это протяжное аааа звучало, как карканье. Но тут были и легкая зависть, и уважение. Джо был на год младше, чем Эйс, но выше и сильнее и со спортивным спокойствием.

Джо относился к Эйсу с настороженностью. Они общались дружески, но, как мне тогда казалось, не могли подружиться по-настоящему. Эйс был нежеланной, но неизбежной летней нагрузкой, и мы принимали его, как принимали жару и комаров, – с легким раздражением.

Мы вшестером – мы с Джо, Натан и Эйс, Кэролайн и Рене – образовали своего рода шайку. Мы не всегда, не каждый день были вместе, но часто плавали в пруду, играли на траве в «Двадцать вопросов» или смотрели телевизор дома у Натана, а Козлы шатались вокруг, хлопали дверьми или громко и возбужденно болтали по телефону. Ранними вечерами, когда солнце начинало садиться, мы могли пойти в парк играть в бейсбол. Мы всегда делали для Джо какие-то ограничения – «Только левой!», «Закрой глаза!» – потому что иначе все игры были кратки и унизительны. Иногда нам хотелось посмотреть, на что способен Джо, и мы заставляли его выполнять какие-то выдуманные усложненные вещи. Он делал все это играючи, смеясь и всегда исполняя все наши указания. Иногда мы сидели на трибуне и смотрели, как Эйс подает мяч за мячом, а Джо отбивает их высоко и далеко, не спуская с лица ленивой, мечтательной улыбки. Он казался совершенно расслабленным, как будто такие удары по мячу не требовали от него ни малейшего усилия.

– Твой брат будет знаменитым, – как-то сказал мне Натан в своей серьезной, выдержанной манере. – Он уже почти суперзвезда.

Не помню, что я ответила. Возможно, сказала: «Ну конечно», а может, просто пожала плечами. Это казалось настолько очевидным, что не требовало ответа. Джо был суперзвездой. Знал ли он уже тогда, чего от него ожидают? На поле его лицо всегда было мечтательным, а движения естественными, но кто знает, чего ему стоило так играть. Изображать для нас это зрелище.

* * *

В последнюю неделю лета 1983 года Джо с Эйсом поссорились. Это произошло из-за меня, вернее, из-за того, что со мной случилось. Причиной стал, вот уж казалось бы, мой кролик Селеста.

– Вы же живете в том сером доме, да? – как-то спросил меня Эйс.

Мы весь день провели на пруду, и моя кожа уже чесалась от плавания, солнца и снова плавания. Мне было немного скучно, очень хотелось есть, и я думала, что же Рене приготовит на ужин, и успеет ли книга, которую я случайно уронила в воду, высохнуть до вечера, чтобы я смогла ее дочитать. Мне было шесть лет, я была пухлой, розовощекой и вечно с книжкой в руках. Недавно я начала составлять списки слов в черно-белой тетрадке для сочинений, которую Рене брала в школу. Это были не стихи, а просто перечень моих чувств и открытий, вещей, которые я видела, событий, в которых участвовала.

Зеленое, золотое, рыба, вода, солнце, трава, сестры, брат, плавать, свободно, тепло, мягко.

Эйс смотрел на меня с возрастающим интересом.

– В сером доме? – уточнил он.

Я подняла взгляд от своей тетрадки и кивнула.

– И у тебя был ручной кролик?

Я опустила карандаш и закрыла тетрадь.

– Она убежала, – объяснила я, – к своим братьям и сестрам.

Эйс громко заржал. Для пущего эффекта он повалился на спину и схватился руками за живот.

– Убежала, – повторил он. – Да никуда она не убегала. Это я ее забрал.

– Но зачем? – спросила я. Я еще не сердилась, а просто недоумевала.

– Это был такой клевый кролик. Такой. Клевый. – И Эйс облизнул губы с чмокающим звуком.

– Эйс, прекрати! – крикнул Натан. Он плавал неподалеку, прислушиваясь. – Не дразни Фиону.

– Я не дразню! Я говорю, как было! «Эйс, не дразни девочек. Не ври. Будь хорошим мальчиком, как я». – Последнюю фразу он выкрикнул издевательским, тонким голосом.

Натан не ответил. Он просто нырнул в воду.

– Нет же, – сказала я Эйсу. – Ты этого не делал.

– Ну, есть я ее не ел. Это я пошутил. Но я взял ее и отнес туда, где рельсы, на другую сторону холма, и там поиграл с ней. А потом оставил ее там. Ну, на рельсах.

У Эйса на щеках была россыпь коричневых веснушек. Когда он говорил, они, казалось, стали темнее.

– Я попытался привязать ее к рельсу, веревкой за ногу, – говорил он. – Ну, чтобы я мог вернуться за ней и отнести обратно к вашему дому, но, думаю, она куда-то удрала. Когда я вернулся за ней, там был только небольшой клочок меха. Ма-а-аленький кусочек.

Мое лицо загорелось, и к глазам подступили слезы. Я была уверена, что Эйс врет, что он просто хочет, чтобы я расплакалась, и мне не хотелось доставлять ему удовольствия. Но я не могла сдержаться. Я вспомнила Селесту, ее чистую шерстку, ее подергивающийся треугольный носик…

Мягкий, милый, новый, один.

Джо увидел, что я заплакала.

– Что ты ей сделал? – крикнул он Эйсу через лужайку. Голос Джо был резким. Он играл в солитер, перед ним были разложены карты, и полколоды он еще держал в руках.

Я хотела сказать: «Джо, все нормально», но слова не шли. Влажный воздух с трудом входил в мои легкие. И тут Эйс ответил вместо меня. Он повторил все, что рассказал мне про Селесту и рельсы. Пока он говорил, лицо Джо застыло. Я вспомнила, что Джо тоже любил нашего кролика.

– Ты врешь, – сказал он Эйсу.

– Нет, – ответил тот.

Теперь уже все слушали. Рене в тот день осталась дома, чтобы испечь пирог с малиной, которая росла в аллее у нас за домом, но все остальные были здесь – я, Кэролайн, Натан и двое Козлов. На пруду, оставленные без родительского присмотра, мы были в чем-то дикими, но в чем-то, наоборот, более сдержанными. Мы никогда не бранились и не дрались друг с другом. Мы избегали ссор и конфликтов. Только Эйс, казалось, нарочно пытался нарываться. Так он потом и делал всю жизнь.

Эйс был ниже Джо, но толще и тяжелее. Он не занимался спортом и питался, казалось, только банками колы и пончиками из целлофановых упаковок, которые пожирал в три укуса, пачкая губы сахарной пудрой.

– Ну и что ты мне сделаешь? – крикнул Эйс. – Эй, Джо? Большой сильный Джо?

Мы смотрели на Джо: он был очень загорелым, отчего его глаза казались еще голубее, а волосы скорее золотыми, чем русыми. Плавание и лазанье по холму сделало его фигуру еще более мужественной. В этом Джо уже просматривались мускулистые плечи, атлетическая грудь и плоский живот, который он, спустя годы и работая спасателем в бассейне Бексли, будет натирать маслом от загара. Там его вечно окружала толпа старшеклассниц, которые выглядели как взрослые женщины.

Но пока он все еще был мальчишкой. Над его бровью дернулся мускул.

Джо сделал то же, что, как я вспомнила, делала Нони еще до Паузы, до папиной смерти, когда она еще была нашей мамой и выполняла свою задачу, заботясь о нас.

– Если ты не возьмешь эти слова обратно через пять секунд, – сказал он, – ты об этом пожалеешь. – Джо сглотнул, отбросил с глаз челку и начал считать: – Пять. Четыре. Три. Два.

Прежде, чем Джо закончил, Эйс повернулся и побежал. Ноги несли его прочь по берегу, на скользкую поверхность запруды, туда, где вода переливалась через бетонный край, покрытый зелеными водорослями. Он запрыгал на краю.