– Давай, пока никто не видит, – он достал из кармана спичечный коробок.
И вот теперь, возвращаемся к началу. Я лежу на песке и смотрю в небо. Вернее, сначала я шел, но потом ноги перестали меня слушаться. Я обмяк и очутился на земле.
Скорее всего, я лежал в какой-то скрюченной позе – но какая в этом разница. Я лежал и смотрел на звезды.
Мир – не такой, как мы хотим.
Средняя зарплата в моем городе – 25 тысяч рублей. У меня три пустых кредитных карты и три просроченных ежемесячных платежа.
Журналисту могут подбросить наркотики, а протестующему дать 3 года колонии, за то что он кинул в мента пластиковый стаканчик.
Наша страна катится в тартары, в интернете все ждут третью мировую, а Грета Тунберг – человек, блядь, года по версии журнала Таймс.
Куда катится этот мир?
Но сейчас это не имело никакого значения.
Сейчас я был счастлив.
Даниил подошел и рухнул рядом.
– Братан, спасибо тебе за День рождения!
Я промычал что-то нечленораздельно – одобрительное.
Он повернулся ко мне.
– Слушай, это лучший день в моей жизни.
– И мой.
Ага, пока ты нас всех не подставишь.
Хотя, всему свое время.
Глава 2
Когда-то я работал в гостинице, и девочки-администраторы показывали скандальным клиентам фак. Разумеется, в спину – когда те разворачивались от стойки ресепшена и шли к лифту.
Я всегда удивлялся, как они не боялись, что гость вдруг повернется. Однажды всё вскрылось и был крупный скандал. Знаете, как это вышло? Никто из нас почему-то не заметил, что на противоположной стене ресепшена все это время висело огромное зеркало. Мы о нем как-то не подумали.
У каждого в жизни есть это «зеркало», которое нас разоблачит. Но до поры до времени мы его не замечаем.
В детстве я четко уяснил, что самое глупое – это спорить с родителями и доказывать свою правоту. Это где-то там, в прогрессивных странах и на страницах журнала Psychologies говорится, что в первую очередь дети – это такие же люди. Хер там плавал. Объясните это постсоветской школе воспитания.
Когда я ходил в школу, мои родители пребывали в абсолютной уверенности, что меня собьет машина. Они купили мне большой квадратный портфель со светоотражателями. У всех нормальных детей были ранцы, которые они надевали на одно плечо. Я же стал обладателем одного большого квадратного недоразумения. Он был кислотно-желтого цвета. Сейчас такие носят ребята из Яндекс еды.
С таким портфелем мне даже не нужна была бумажка «Пни меня» на спине. Этот портфель был одной огромной флуоресцентной просьбой. Вывеской в Лас Вегасе, на которой было написано «Если хочешь до кого-то доебаться – вот он я» Напоминаю, он был со светоотражателями.
Совет родителям – если ваш сын – задрот, не покупайте ему блестящую одежду. Тогда у него хотя бы будет шанс проскочить незамеченным.
После школы у меня было 3 кружка и еврейская школа.
Ненавижу это слово – кружки. Стараешься казаться взрослым, а тут твоя бабушка говорит «кружок» – и вот ты снова малолетний идиот, пускающий носом пузыри.
Еврейская школа – это отдельная тема.
Бабушка считала, что все евреи – умные. Наверное, она думала, что эрудиция передается воздушно-капельным путем. Не знаю. Но на семейном совете было принято решение отдать туда меня и моего брата. Как вы могли понять, нашего мнения никто не спросил.
Если быть точным, еврейская школа тоже была «кружком» – ходили мы туда после занятий в обычной школе.
Мне там нравилось – я был свободен от стереотипов о евреях, поправлял на голове кипу и с удовольствием делал картинки из макарон.
Вообще, мы как будто специально поддерживали стереотипный образ евреев из мультика South Park. На обед вместо хлеба всегда была маца, а вечером мы рассказывали друг другу стихи на иврите.
Правда, однажды у меня появились к бабушке вопросы.
Мы возвращались с еврейской школы и шли втроем на остановку – я, мой старший брат и парень по имени Давид. Давид был помладше нас и тоже ходил в еврейскую школу – но в отличие от нас, он был настоящим евреем.
– Жиды – пидорасы!!
Мы обернулись – и очень вовремя. Камень пролетел в полуметре от моей головы.
– Бежим! – сказал я. И мы побежали.
Мы не знали, кто такие жиды. Зато мы прекрасно знали, кто такие пидарасы. Да и брошенный камень недвусмысленно выдавал намерения этих ребят. Мы с братом даже немного обогнали юркого Давида. Была слабая надежда, что если его поймают, то уже не станут преследовать нас. Я снял кипу и сунул ее в карман – а Давид бежал, придерживая ее на голове. Как будто даже в момент побега не хотел терять свое национальное достоинство.
Но нас не стали преследовать. На дворе был 2004 год, и все-таки антисемитские настроения к тому времени поутихли.
Но инцидент с камнем меня тогда сильно встревожил. Я пришел к бабушке и все ей рассказал.
– Они просто завидуют, – ответила она. – Глупые и ничего не понимают.
Уже тогда я начал подозревать, что бабушка не всегда бывает права.
Может, если бы мы ходили в школу для юных мусульман, нас бы никто не тронул. А евреев никто не боится.
Через год еврейская школа мне надоела. Бабушка сначала устроила трагедию, но все-таки дала слабину. Ходить туда мы перестали.
К 14 годам я был избавлен почти от всех кружков.
Помните, я говорил про зеркало? Так вот, мои родители впервые посмотрели в это зеркало, и, наконец, смирились с тем, что у меня нет никаких талантов.
Я просто плыл по течению. Моя привычная походка – сгорбленная спина и взгляд в асфальт.
Правда, оставалось еще художественная школа.
Рисовал я просто отвратительно. Однажды был день матери, и мы рисовали – кого бы вы думали? – маму. Вернее, ее портрет. Все дети пришли с фотографиями своих мам и держали их рядом с ватманом. Это было что-то вроде контрольного рисунка. Так у нас время от времени хотели выявить самых талантливых и даровитых.