Московский фантастис

– Я повторяю: я не имею никаких претензий ни к одному из славных детей товарища Воронова.

– А ты в курсе, зачем этим славным детям было пытаться тебя замочить?

– Конечно. – Андрей пошел по залу. – Сейчас в темнейшем ковене решается вопрос наследства. Все они знают, как я славно вздорил с покойным Вороновым. Их семье есть, за что мстить, это был вопрос времени.

– Пускай плут вернется в печать! – ударил кулаком по столу Мороз.

– Да, вернись-ка в печать, сволочь. – оставила Судья пустую флягу.

Кресло исчезло, Андрей занял место в круге.

– Итак, против тебя применили заклятие…

Бабах!

Все помолчали. Это было неожиданно и неприятно. Судья прищурилась.

– Ты саботируешь? Ты шепчешь ложь пока я говорю, и он падает!

Бабах!

– Я видела, как ты скалишься, животное!

Андрей действительно улыбнулся, но промолчал.

– Есть и другой способ. – светлейшая Судья поднялась с места, подхватила клетку, но на ступенях оступилась, в результате чего она кубарем, в сопровождении золотого звона клеточных прутьев, оказалась на полу у трибуны, юбка ее задралась вверх. Дмитрий Дмитриевич тут же поднялся с места, но Андрей вышел из печати и бережно вытянул Судью за запястья, в то время как Оксана Денисовна переставила клетку с бока на дно и, наскоро свернув очищающий узел, смела остатки опилок, овса и перьев.

Вера Павловна уставилась немигающими глазами на Андрея, по вискам у нее прошла волна болезненного раздражения.

– Убери от меня руки, я при исполнении! – а затем добавила тихо. – Очень мило явиться таким, каким ты был в годы самых гнусных моих ошибок.

– А я вспоминаю ошибки прошлых жизней с улыбкой. – смотрел он на нее нежно.

– Вот ты и улыбайся. – толкнула она его в плечо, но, вспомнив про клетку, развернулась, подхватила золотую ручку. – Сейчас мы выясним, кто из подсудимых участвовал в создании чар настоящего преследователя, выясним причину и проведем быструю декапитацию.

– Причина простая месть. – сказал Андрей звонко. – И я на правах потерпевшей стороны призываю помиловать всех участников. Но Свету только дай власть, он сразу начнет карать, так ведь?

Вера Павловна на смутилась.

– Если бы я не знала тебя всю жизнь, Человечкин, я бы сейчас подумала, что ты святой. Но раз ты просишь меня кто-то помиловать, значит, я ни при каких обстоятельствах не буду этого делать.

– Но я отзываю иск, Вера. – сказал он тихо, рука его остановилась у нее на плече, а в пальцах у нее была очередная птица, которая упала вниз в чаше на пол, подтверждая вину в создании чар. Вера глянула на Дмитрия Дмитриевича.

– Я открываю новое дело. 17-02 о применении особо опасных чар. – сказал волшебник.

– Но чары не сработали. – протестовал Андрей – Нет состава преступления. Вера, отпусти народ.

– Черта с два. Все виновны.

– Но никто даже не умер!

– Тяжкое нанесение вреда здоровью?

– Не было!

Чаша ударила об пол, Андрей говорил тихо.

– Ты серьезно?

– Более чем. – криво улыбнулась она, а потом выкрикнула прямо в лицо темному: – Может, это станет нашей первой зарей? Может быть, с этого начнется наш ответ на тот мрак, который вы сеете! Может быть, истину еще можно спасти, если вас, разложенцев, станет поменьше! И с чего мне себя ограничивать, Человечкин? Я тебе никаких одолжений делать не буду. Мне не сдалось никакое твое унижение и никакая твоя благодарность мне не нужна! Ты не достоин этого!

Тут к ней подкрался другой волшебник.

– Вера Павловна, – прозвенел Северин. – это все подсудимые?

– Да. – бросила, не глядя, она, но потом, встретившись глазами с расплывающейся по лицу самой довольной из всех возможных улыбок Андрея из нее вырвался яростный крик: – Стоять, Майский!

Глава десятая.

Но молодой человек был уже в анфиладе.

– Живи, бессмертное Дело Тьмы! – воскликнул он, ликуя от собственной наглости.

В спину ему полетели ледяные стрелы Дмитрия Дмитриевича. В эти адрено-серотониновые секунды, прыткий тонконогий черт не мог ничего, кроме бега и крика. Чары крио-волшебника, а Дмитрий Дмитриевич незамедлительно натравил на мага ранящие чары холода, предсказуемо, не достигли бегущего: Нож подхватил их высоким свистом из самой глубины легких и направил в потолок. Звон и ветер свернулись прозрачным рогом, и Северин оказался внутри непроницаемого туннеля из ледяного ветра. Сзади слышался крик Аделаиды, объявляющей о законном поединке света и тьмы с причитающимся победителям право решить судьбу Вороновых. Маг безумия вырвался из здания Суда, но тот был окружен стеной лабиринта. Спустя секунду за ним белым лучом выскочили разрушающие зло чары Веры Павловны, заклятие летело прямо ему в лоб, рискуя пробить ему бычий узел, он же третий глаз, и оставить мальчишкой на всю жизнь, но воздушный поток, уже ослабевший до сквозняка на таком отдалении, все равно заставил светлые чары отклониться, и те, прошмыгнув в трех сантиметрах от уха Северина, вонзились, издав мелодичный звук, в стену. Там мгновенно образовался сквозной проход в Белый.

– Ого! – белым кроликом бросился в коридор маг. В три шага он смял холл Белого, рванул к двери на лестницу в Черный. Уже там он услышал, как открылась дверь сверху и по поверхностному частому дыханию безошибочно опознал Веру Павловну. В холле с объявлениями, волшебник дернул на себя тумблер из электрического щитка. Свет в коридоре погас. На родной территории, зная каждый шаг, он вилял русаком, а она метала ему в спину луч за лучом, но в кромешной тьме они не пролетали и пяти метров, угасая, точно падающие звезды, и разбиваясь об пол сине-рыжими искрами.

Маг безумия бросился в стену, там на его удачу или память как раз была дверь кухни. Северин распахнул две оконные рамы, ловким движением отстегнул дно от клетки. Когда Вера Павловна ворвалась на кухню, клетка была пуста, а окно закрыто.

– Ты… – набросилась она на подростка с кулаками. – Думаешь, это все весело? Будешь ты смеяться, когда я буду рубить твою голову? Малолетняя сволочь, ни стыда ни совести!

– Вы проиграли законную битву…

Она выдала ему звонкую пощечину.

– Знаю я, черт возьми!

– Все конечно.

Женщина посмотрела на него, пытаясь отдышаться. Лицо ее тут же изменилось, глаза, губы, виски… приобрели на нем лишь иной холодно-жестокий оттенок. Пальцы ее поддели ворот его футболки и потянули на себя.

– Вы что, Вера Павловна? – тихо спросил он, делая шаг ей навстречу.

– А ты мне должен. – она положила вторую руку ему на лицо, растягивая покрасневшую от удара щеку. – Ты должен мне. Помнишь? За пятницу.

– Ах да. – закивал он. Нечто внутри него одобрительно шевельнулось в ответ на ее грубые жесты, как если бы в животе у него, между печенью и кишками жила сколопендра. Лицо его потянулось в сторону ее руки на щеке, подарило скупой поцелуй запястью. – Нормальное вы нашли время для возмездия, Вера Павловна.

– Уж как получилось. – тонике ее пальцы собрались в кулак, сминая ворот, рискуя его порвать. Она подалась вперед, втянула запах у его плеча. Неприученный к бегу трусцой, он горячо вспотел, но в прохладе кухни вся соленая вода замерзла и пахла скорее не резкой мальчишеской страстью, а испугом. И подчинением. Руки его, одна еще держала крышку с золочеными прутьями, а другая, признав бессмысленность этой победы, вопросительно легла на талию женщины.