Я прихожу после смерти. История профессионального уборщика мест преступлений

Пока я потягивал свою сомнительную кофейно-молочную мешанину, мама стояла у окна и курила длинную тонкую сигарету. Вот уже много лет она боролась с раком. Борьба шла с переменным успехом – иногда побеждал рак, а иногда – она. Однако мамуля каждый раз была полна решимости не дать раку себя одолеть. Если бы это состязание было честным, то она давно бы уже победила по очкам. Но, к сожалению, подлости раку было не занимать: как только мама одерживала победу над очередным метастазом, где-то в другом месте рождался новый. Если верить врачам, исход битвы был давно предрешен – пациент мог лишь выиграть время. После каждой победы рак продолжал свое наступление. И все же она боролась изо всех сил, не позволяя себе сдаваться и опускать голову. Пусть даже из-за химиотерапии волос на этой голове совершенно не осталось. Распрощавшись с шевелюрой, мама накупила себе массу умопомрачительных париков – она старалась не унывать и продолжала жить полной жизнью. Конечно, курение нисколько не помогало в борьбе с раком, но, по мнению врачей, навредить оно уже тоже не могло. А если нет разницы, то почему бы не продолжать курить в свое удовольствие? По крайней мере, она так думала.

Время от времени мне приходилось посещать корпоративные мероприятия, подобные сегодняшнему. Мой работодатель регулярно приглашал на них тренеров, которые должны были создавать у нас правильный психологический настрой и учить мыслить позитивно. На этих встречах мы то и дело выслушивали лекции о том, как нужно мотивировать себя на зарабатывание все большего количества денег. «Надо смотреть вперед и продавать, продавать, продавать, ибо лишь это несет прибыль, прибыль, прибыль», и все в таком духе. Ведь мотивированные сотрудники приносят компании больше клиентов, а следовательно, больше денег. Честно говоря, меня такие мероприятия особо не впечатляли. Но в тот вечер в программе стояло выступление олимпийской легкоатлетки, которая после ужасного ДТП очнулась в больнице и обнаружила, что лишилась обеих ног. В отличие от презентаций всех тех спикеров, что обычно появлялись на наших корпоративных встречах, ее история меня действительно заинтересовала.

Мамуля выпустила в окно струйку дыма и повернулась ко мне.

– Больше не звали наводить порядок?

Я ухмыльнулся. «Наводить порядок» – какой изящный эвфемизм для той деятельности, которую мы осуществляли на прошлой неделе.

– Не-а, – кратко ответил я.

На тот момент мой первый заказ так и остался единственным делом, на которое меня пригласили. И все же каждый раз, когда фрау Кайзер окликала меня словами «герр Кундт, вас к телефону», мое сердце начинало колотиться как сумасшедшее, норовя выпрыгнуть прямо из горла. Правда, из полиции мне так ни разу и не позвонили. Постепенно я пришел к выводу, что либо полицейские потеряли мой номер, либо решили ко мне больше не обращаться, ибо им стало совершенно очевидно, что никакой я не профессионал. Мой шеф Нико, с которым у меня были довольно хорошие отношения, с тех пор даже не поинтересовался, куда же я исчез в тот раз, а фрау Кайзер, похоже, решила не афишировать тот факт, что мне звонили из полиции. Хотя, очевидно, этот вопрос ее очень занимал. Порой она бросала на меня озабоченные взгляды, вероятно строя при этом самые ужасные предположения относительно произошедшего. Я хотел было рассказать ей все как есть, но совершенно не представлял, каким образом это можно было сделать, а потому смирился с перспективой дальнейшего существования под гнетом беспокойства, исходящего от фрау Кайзер. На самом деле, кроме немого подозрения со стороны нашей секретарши, ничто в моей жизни больше не напоминало мне о том, что однажды я на полдня внезапно превратился в спецуборщика. И все же эти воспоминания не давали мне покоя. Как такое вообще было возможно? То есть я взял и вошел в чужой дом, чтобы совершенно буднично убрать из него следы крови и мозговых масс. Я чувствовал, что противостоял такому грандиозному явлению, как смерть, имея в арсенале нечто совершенно обыденное – ведро да швабру. И у меня все получилось. Ни следов крови, ни каких-либо иных следов в доме не осталось.

Но разве это правильно – я имею в виду такое спонтанное, со шваброй наперевес, появление на пороге дома, где еще недавно жил человек, а теперь его не стало? Как это происходит у других? У тех, кто занимается этим по-настоящему? Разве они не должны быть одновременно и психологом, и врачом, и профессиональным дезинфектором? Прежде чем получить работу в сфере финансовых услуг, мне пришлось подтвердить целый ряд квалификаций. И все это было четко регламентировано. Хочешь иметь возможность заключать договоры? Тогда тебе нужны квалификация 25-z и сертификат 28-а, также справка о дополнительном образовании за номером 7f, в противном случае тебя и на порог-то не пустят. Но получается, когда речь идет о смерти и ее последствиях, все, что может понадобиться – это принести ведро с тряпкой, и – вперед? Неужели все так банально? Моя спонтанная решимость, с которой я пообещал себе никогда больше не приближаться к местам происшествий, постепенно уступала место жгучему любопытству. Я все чаще и чаще задавался совершенно конкретными вопросами, связанными с этой деятельностью – спецуборкой. К примеру, что такое трупный яд? Мне где-то попался этот термин, но разобраться в том, что он означает, у меня руки не доходили.

Мать вжала окурок в пепельницу, примяв его своими острыми пальцами, и подсела ко мне за стол.

– Ну, как продвигается переезд? – деловито спросила она.

Я расстался со своей девушкой после двенадцати лет отношений. Это произошло несколько недель назад, но ситуация с совместным проживанием после расставания пока не поменялась (в отличие от моего веса), мы все еще продолжали жить вместе. И вот я наконец окончательно решил вернуться в дом моей бабушки – он был достаточно вместительным, и к тому же я уже жил у нее раньше. Причем не один. Когда моя мать уехала в Мюнхен, она сначала прихватила с собой мою сестру, но через несколько месяцев, принесших ей массу разочарований, отправила ее обратно. С тех пор нас в доме стало трое.

Если мою маму мы с сестрой шутливо называли Королевой китча, то бабушка получила от нас солидное прозвище Графиня. Она была бережливой, властной женщиной, не готовой уступать венец самодержавия никому. У нее на все было собственное мнение, и его она была готова отстаивать при любых обстоятельствах – будь перед ней начальство или ее собственные внуки. Она всегда тщательно следила за своей внешностью, с удовольствием носила драгоценности и меха. В то же время она была настоящей труженицей, по сути, вкалывая всю свою жизнь. У нее были крупные, натруженные руки, и, несмотря на всю ухоженность, под ее ногтями всегда было немного земли, оставшейся после работы в саду. Она хорошо присматривала за мной и, несмотря на свой властный характер, оставалась очень добрым человеком, искренне заботившимся о своей семье.

В ответ она ждала, что все ее советы и требования будут исполняться. Она считала себя главой семьи. Истинная графиня.

Оглядываясь назад, я понимаю, что моей матери не хватало свободы. Она хотела освободиться от авторитета своей матери. Моя бабушка экономила буквально на всем, маме же хотелось жить на широкую ногу. Бабушка любила все контролировать, а мать такого контроля не выносила. Несмотря на то, что обе они очень любили друг друга, моей маме пришлось перерезать пуповину, связывавшую их с момента ее появления на свет, чтобы отправиться на поиски себя. При этом она рвала пуповину и со мной, и с моей сестрой, – но оправдания этому я уже найти не мог. Моя сестра была младше меня всего на четыре года, но в то время это имело большое значение. Если мне удавалось более или менее заботиться о себе самостоятельно, то она на тот момент была совсем ребенком. Я старался поддерживать ее во всем – ходил на родительские собрания и даже был выбран в родительский комитет. Для человека девятнадцати лет, выросшего, по сути, без родителей, я находил это довольно неплохим достижением. Тем не менее ни моя бабушка, ни я не могли заполнить ту дыру, которую оставила в наших сердцах моя мать.

Примерно пять лет назад у матери диагностировали рак, она вернулась в Лейпциг и наконец попыталась восстановить контакт со мной и моей сестрой. Она осознала, что многое в жизни делала неправильно. Я очень переживал по поводу рака, но радовался тому, как матери удавалось с ним справляться. Конечно, я простил ее, да и моя сестра тоже, и со временем мы снова смогли стать теми, кем мы на самом деле были всегда. Семьей. Мы заботились о ней, навещали при каждом удобном случае, возили на химиотерапию, старались быть для нее настоящими сыном и дочерью, как и она, вопреки всему тому, что ей пришлось перенести, старалась быть истинной матерью в последние годы своей жизни. К ней можно было обратиться с любой проблемой – например, если тебе предстоит спецуборка, а ты и понятия не имеешь, как это делать. В этом смысле бабушка и мама были очень похожи. Ради нас они готовы были жертвовать всем. Если бы вместо Королевы китча я в тот момент позвонил Графине, ни капли не сомневаюсь, что она с той же готовностью принялась бы, стоя на коленях, оттирать кровь с пола вместе со мной.

К сожалению, у них было еще кое-что общее – моя бабушка тоже боролась с болезнью. Ее одолевала старческая деменция. Но, в отличие от рака, буквально пожиравшего мою мать, болезнь проявлялась не приступами, а наступала медленно и безжалостно. Живя вместе с бабушкой, я бы мог лучше о ней заботиться, и на самом деле это было одной из причин моего возвращения к ней в дом.

– Все по плану, – ответил я и сделал большой глоток своего варева. Я не хотел говорить об этом, потому что, думая о переезде, я вспоминал не только бабушку, но и свою бывшую девушку.

Мама сразу все поняла и не стала расспрашивать дальше.

– Ты знаешь, что такое трупный яд? – спросил я ее.

Мать скептически посмотрела на меня.

– Понятия не имею, – сказала она, указывая на мою чашку, – но наверняка это повкуснее, чем твое пойло.

Она засмеялась.

– Где-то мне это слово попадалось, – сказал я, – вот только не помню где! Ну-ка, я гляну…

Я достал мобильник, чтобы поискать этот термин в интернете, но мама вдруг взяла меня за руку.

В отличие от меня, наше парное выступление, связанное с уборкой места происшествия, не произвело на нее слишком сильного впечатления. Если бы ее спросили, чем она занималась на прошлой неделе, она бы, скорее всего, ответила: «Ходила по магазинам, немного поковырялась в саду, ах, ну да, еще помогала своему сыну оттирать кровь и мозговые массы. Ничего особенного, обычная неделя».

– Если тебя это так сильно интересует, бери и делай, – сказала она.

– Что? – удивился я.

– Ну, я про спецуборку. Если тебе это нравится, бери и делай, и перестань постоянно терзать себя вопросами, зачем да почему.

Я не знал, что ей ответить. День, когда я убирался в доме умершего мужчины, я вспоминал как прыжок с тарзанки. Я будто получил ваучер «Спецуборка» от Йохена Швайцера[1 - Йохен Швайцер – немецкий предприниматель, одна из компаний которого продает ваучеры на получение необычных впечатлений. (Здесь и далее прим. пер.)]