Мы решаем, что хотим торт. Я достаю миски для теста и ингредиенты, а Калеб складывает для нас поварские шапки из бумажных полотенец. Вот странно: еще несколько недель назад я думала, что больше никогда его не увижу, а теперь он у меня на кухне. Мы много смеемся, но, когда масло для сковородки готово, Калеб вдруг решает испортить настроение:
– Леа делает лучший «Красный бархат» в мире.
Я испепеляю его взглядом, потому что совершенно не хочу сейчас говорить о его богатенькой девушке. И я никогда не пробовала «Красный бархат».
А он все не затыкается. Тогда я беру горсть масла и бросаю ему в лицо. Промахиваюсь, конечно, и оно приземляется на стену за его головой. Калеб оборачивается, чтобы посмотреть на пятно.
– Знаешь, – говорит он на удивление спокойно, – тебе и правда надо поработать над меткостью.
И прежде чем я успеваю понять, что происходит, он переворачивает вверх дном целую миску над моей головой.
Теперь с меня капает на пол коричневое масло, и я смеюсь так сильно, что едва могу стоять. Я тянусь к стойке, чтобы ухватиться за нее, но тут же поскальзываюсь. Калеб протягивает мне руку, однако вместо того, чтобы принять помощь, я пытаюсь размазать по нему масло. Я пачкаю маслом его лицо. Он вскрикивает – и через несколько секунд моя кухня превращается в зону боевых действий. Мы бросаемся яйцами, мукой и маслом, а когда они заканчиваются, то начинаем бросаться шоколадными крошками, зачерпывая сразу горсть. В какой-то момент я прыгаю на него, и мы оба падаем на пол. Мы оба смеемся: слезы текут у меня из глаз, обведенных маслом. Я наклоняюсь над ним, пока он лежит на спине. На носу у него яйцо, а обе брови испачканы в муке. Даже не представляю, как выгляжу сама. Внезапно наш смех замолкает: мы вдруг осознаем всю неловкость ситуации. Мы могли бы поцеловаться сейчас. Как в кино.
Я нависаю над ним на мгновение, желая увидеть, сделает ли он первый шаг. Он точно смотрит на мои губы, и от предвкушения у меня перехватывает дыхание. Мое сердце прижато к его грудной клетке: интересно, чувствует ли он, как бешено оно бьется.
– Оливия, – шепчет он.
Я сглатываю ком в горле.
– Нам все еще нужно испечь торт.
Испечь торт? Я оглядываю беспорядок на кухне и издаю стон. Как он может думать сейчас о выпечке?
Два часа спустя мы сидим на полу моего крошечного балкона, все еще покрытые маслом, и едим торт Калеба. Я достаю кусочек застывшего масла из волос и бросаю его через перила. Калеб вручает мне еще один кусок.
– Любимая книга? – спрашивает он.
– «Мадам Бовари».
Он усмехается.
– Любимое занятие?
– Депрессия.
– Любимое занятие? – спрашивает он снова.
Мы играем в эту игру весь последний час. Выходит несколько односторонне, учитывая, что он не помнит, что ему нравилось. Я чешу подбородок.
– Еда.
– Любимое воспоминание?
Я медлю. Все мои любимые воспоминания включают его.
– Был один… парень… он спланировал очень необычное свидание. Отправил меня на импровизированный квест по поиску сокровищ, и мне пришлось думать над ответами к подсказкам, вроде того, где было наше первое свидание и где лучше всего покупать лифчик. В каждом новом месте ждал подарок и еще одна подсказка. Закончилось все там, где мы впервые поцеловались. Он поставил там столик с ужином и музыкой. Мы танцевали. Это было…
Я не знаю, как закончить это предложение. Калеб молчит. Когда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него, он смотрит на ночное небо.
– Как его звали?
Я качаю головой.
– Ни за что.
– Почему? Давай, утоли мое любопытство. Как его звали?
– Звезды сегодня красивые, – говорю я, уходя от темы. – Возможно, скоро ты вспомнишь то, что любил, – добавляю я тихо.
Он пожимает плечами.
– Или я просто начну любить что-то новое. Начиная с тебя.
Это должно меня радовать, но только напоминает мне о тикающей бомбе наших отношений.
– Значит, я могу стать твоей любимицей?
– Ты уже, Герцогиня.
Перед глазами у меня плывет. Сердце пропускает удар. Мне не послышалось?
– Как ты меня назвал?
Калеб кажется смущенным.
– Герцогиней. Только не спрашивай почему. Просто в голову пришло. Прости.
Я смотрю прямо перед собой и надеюсь, что он не заметит ужаса в моих глазах.
– Нет, все в порядке, – говорю я мягко.
Но ничего не в порядке. «Герцогиней» он звал меня в колледже.
– Мне пора идти, – говорит он, быстро вставая.
Я хочу спросить его, вспомнил ли он что-нибудь, но слишком напугана.
Так что я провожаю его до двери, и он наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку.
– Пока, – говорю я.
– Пока.
А потом он уходит в стылую ночь, оставляя меня одну.
Он все вспомнит, и очень скоро! Мне нужно придумать, как выиграть время.
Герцогиня думает о том, чтобы напиться, но вместо этого звонит Кэмми.