Время светлячков. Волшебство в подарок. Проект Таши Калининой

Опять приказывает! Но на сей раз мне это показалось даже милым. Поставив на плиту кастрюльку с водой – чайник тоже не работал, я помчалась в комнату переодеться и кое-как подправить свой фасад. Возилась, наверное, долго, так как гость за это время успел и дверь перевесить, и чайник разобрать. Он сидел за кухонным столом в своём маскараде и ковырялся в чайнике. Это было смешно.

– О, да ты прехорошенькая, внучка, – польстил Дед.

Я засмущалась, но вместо спасибо сказала очередную глупость:

– Какая я вам внучка?

– Да не мне, – Дед хихикнул, – Бродскому.

Я не выдержала и тоже рассмеялась. Натянутость в общении пропала, я осмелела:

– Жалко, конечно, разрушать ощущение волшебства, но может, вы снимете хоть часть реквизита, а то неудобно горячий чай бородой пить. Всё равно у вас уже и нос съехал, и бровь отклеилась.

Дед Мороз согласился и стянул с головы папаху с помпонами, пышную бороду на резинке и силиконовый нос. И я удивилась: какой красивый мужчина за всем этим прятался. На самом деле красивый, как артист голливудских сериалов, несмотря на приличный возраст – за пятьдесят, пожалуй. Взрывной коктейль – жёсткие мужественные черты лица и пастельного голубого цвета глаза. Да ещё и улыбка – широкая, белозубая.

– В таком случае подобает и познакомиться, – предложил бывший Дед Мороз, – Коля.

Ну нет! Какой Коля?! Эдуард, Цезарь, на худой конец Ипполит…

– Маруся, – скромно ответила я.

Яркая внешность мужчины, казалось, разбила только зарождающуюся непринуждённость. Скукожившись, я принялась отхлёбывать чай, изо всех сил стараясь, чтобы выглядело это прилично. Но, конечно же, перестаралась. Неловко, судорожным движением дёрнула чашку и разлила чай по всему столу, вот он уже капает на парчовый халат Мороза. Я вспыхнула от стыда за свою косорукость, за вечную свою злополучность, и слёзы вдруг хлынули безудержным потоком. Противно икая, размазывая слёзы, сопли и свежую тушь, я зарыдала так самозабвенно, как допустимо только на кладбище. Все горести своей жизни, казалось, я собрала в этих слезах. «Марусь, ты чего?» Я ощутила тёплое поглаживание на своей голове, как в детстве меня утешал отец, когда ревела из-за разбитой коленки.

Эта мимолётная картинка из детства и ласковое прикосновение ввергли меня в ещё большее страдание, и ещё обильнее полились слёзы – откуда только столько их во мне накопилось? И уже сквозь жалость к себе начал пробиваться стыд за истерику перед чужим человеком, но остановиться не могла.

– Одна живёшь? – спросил Коля, продолжая робко проводить ладонью по моим волосам.

– С дочками.

– Понимаю. Нелегко. Ты поплачь, поплачь, ничего. Только тихонько плачь. Ты молодец, ты сильная и справляешься неплохо. Я же вижу. Знаешь, страдания могут стать началом счастья. А неполадки в доме устраним потихоньку. Чего там у тебя ещё не работает?

Мягкий голос постепенно заглушал мой постыдный истерический припадок, и мне хотелось оправдаться:

– Простите за слёзы. Я не реву вообще-то никогда. Что-то накопилось… никого рядом нет… авария вот… никто денег не давал в долг на котёл… перенервничала…

Я уже начала бледно улыбаться, и Коля снова повеселел и уже по-хозяйски, потирая руки, стал расхаживать по дому, обнаруживая готовность взяться за любую работу. И вскоре мой неказистый интерьер заметно преобразился: печально свисавшая несколько месяцев гардина ровно и гордо сидела на своём месте, хромой диван встал на четыре ноги, люстра, до того опасно болтавшаяся над нашими головами, была прочно закреплена. Пока мой волшебник творил чудеса, я порхала на кухне, сооружая из всего, что нашла в скудных запасах, праздничный ужин. И ни разу не обожглась, и ничего не уронила – душа светилась и пела.

За ужином Коля смешил меня рассказами о детях, которые впервые видели Деда Мороза. А после, притащив два расшатанных стула, сказал: «Почитай-ка мне Бродского, пока я с этими инвалидами разберусь». Я не стала ломаться, устроилась с ногами на диванчике и с чувством начала декламировать «Зимнюю эклогу», немного путаясь и вспоминая любимые строки. Потом «Летняя эклога» пошла в ход. Это длинные вещи – минут по десять чтения. Мой монотонный голос звучал всё слабее, убаюкивая меня же. Последнее, что помню:

«Потом и эти

Звуки смолкают. И глухо – глуше,

Чем это воспринимают уши…»

Очнувшись ранним утром, я обнаружила себя укрытой пледом на том же диванчике, где читала стихи. Стоп. Какие стихи? Кому читала? В голове каша какая-то из обрывков воспоминаний. Дед Мороз вроде какой-то был. Ой, спятила – дедовморозов не существует, даже мои дети в них не верят. Я переместила взгляд на потолок, где совершенно правильно висела люстра. И диван уже не кособокий … «Коля!» – завопила я и принялась бегать по дому в поисках вчерашнего гостя.

Новый год. В доме суета, радостный мандариновый запах, игривый визг детей. Маленькая Юля спрашивает: «Мама, а Дед Мороз придёт?» Сестра её одёргивает: «Дедов Морозов не существует, это артисты наряжаются и обманывают детей. Ты ведь сама так говорила, да, мам?» «Говорила, – призналась я, – но, видимо, ошибалась. Они существуют, теперь я это точно знаю. Только приходят не всегда, а когда это человеку очень надо». «Врёшь ты всё!» – дерзит Динка и убегает, подстрекая поиграть в догонялки. «Мама не врёт, а выдвигает свою версию!» – включаюсь я в игру и заливаюсь счастливым смехом.

Карамельково

Ксения Башкова (https://t.me/me_soulful)

Был тёплый январь, больше похожий на европейскую зиму, нежели на российскую. Но находилась я именно на родине. Если сказать точнее, то в Зеленоградске. Это Калининградская область.

Ветер с моря дул не так сильно, а это значило, что можно расслабленно блуждать по берегу и замысловатым туристическим улочкам. Вечерело. На проспект вышли прогуляться обыватели Котоградска. Именно так называли местные жители город, в котором все напоминало о кошках – граффити на домах, памятники, сувенирные лавки, даже фонарные столбы.

Исследуя проспект, я с интересом заглядывала в витрины. В одной из них красовались янтарные домики и всевозможные украшения. В другой – любезный пивовар предлагал продегустировать одну из польских наливок. Но вкуснее всех была витрина небольшой кофейни-кондитерской «Карамельково». Я не могла пройти мимо. Это было очарование с первого взгляда. Когда я вошла внутрь, меня приветливо встретили две милые девушки, которые были так друг на друга похожи, словно сестры. Они шутили прибалтийские шутки, слушали heavy metal, раскатывали тесто, а затем лепили нечто из… карамели.

Одна сочиняла просто волшебные розы из нежнейшего цвета лёгкой грусти, а другая катала и сворачивала сливочный, молочный и такой сладкий карамельный пельмень. Я стояла как вкопанная, не отводя глаз от процесса. Это зрелище меня вдохновляло, смех девушек дурманил, а атмосфера просто пьянила. Уходить не хотелось.

Рядом стояли небольшие круглые столики из дерева, и я охотно плюхнулась на мягкий стул возле одного из них. В зоне бара – бариста, бесконечно влюбленный в кофемашину, раскладывал маршмэллоу на витрине. Парень принял у меня заказ: апельсиновый пунш и немного карамели с собой. К пуншу прилагались маленькое, похожее на облачко, маршмэллоу и его, всё тот же влюбленный взгляд.

Я улыбалась, думала о чём-то воздушном, любовалась карамелью, мечтала… как вдруг!

– Это вам!

– Мне? Правда? Так приятно, спасибо.

Очнувшись, я увидела в своих руках ещё горячую, наполненную теплом рук и сердец карамельную розу. Она пахла счастьем, добром и лёгким ветром с моря.

Я попрощалась самой душевной из всех своих улыбок:

– Спасибо!

– До свидания. Приходите к нам ещё!

– Наверное, в следующей жизни, когда я стану кошкой, – запела я строчки из песни Марии Ржевской и отправилась восвояси.

Звонок, «Останкино», метро и время

Рома Ежевичкин (https://t.me/nektor_pisec)

К великому сожалению, я всегда могу вспомнить, когда эта история произошла. Но об этом через некоторое количество тысяч знаков с пробелами.

Ещё в десятом классе я увлёкся игрой в спортивное «Что? Где? Когда?», благо эрудиция позволяла. Сейчас я бы её с удовольствием променял на кунгурские пряники, но до знакомства с ними оставалось ещё двадцать лет.

Одним предзимним вечером я пошёл на репетицию арт-группы, в которой состоял. Мне было 16 лет, и в таком возрасте ночь уже не страшна, а желанна. Но тут я вспомнил рассказ мамы о том, что кого-то вчера в нашем районе крепко избили, и решил вернуться домой.

Как только я зашёл, не успел даже разуться, зазвонил телефон (ещё домашний). Звонил редактор передачи «Самый умный», кажется, его звали Владимир. Он сказал, что меня приглашают на передачу.

А теперь немного контекста, чтобы читатели юные поняли мой шок и восторг. В 2001 году был такой канал ТВ-6. На нём выходила передача, где подростки хвастались знаниями в разных областях науки и культуры. Вела её Тина Канделаки (её представлять не надо) и человек со странным голосом, но выдающимся послужным списком в сфере образования, Борис Бим-Бад.

В те времена интернет ещё показывали по телевизору – были передачи, где обозревали сайты. Так что телевизор был главным источником информации. И вот представьте: тебе 16 лет, и ты едешь НА ТЕЛЕВИЗОР!

Потом я узнал, что об участии договорилась моя тренер, имя которой я не помню, но пусть будет Ольга. Она же получила от нашего директора денег на поездку и купила билеты.

Холодный вечер начала декабря. Мы едем на электричке в Сызрань и уже оттуда садимся на поезд. С нами едет несколько школьных сборных по разным видам спорта, так что проводники воют. Казанский вокзал и бесконечное метро. Это была моя первая поездка в столицу, так что шокировало всё. Эта огромная живая подземная пустота до сих приводит меня в священный ужас. Волжане любят просторы всё-таки.