Время светлячков. Волшебство в подарок. Проект Таши Калининой

– Готовность пять минут, – густым басом прогудело сверху.

– Да-да, иду, – вздохнула я, не оборачиваясь и поправляя фартук из грубой мешковины. И уже собиралась встать со ступеньки, на которой отдыхала, как рядом со мной опустился красный кафтан, густо расшитый стеклярусом и вензелями.

– Есть сигарета? – снова прогудел густой бас.

Я покосилась на серебристую окладистую бороду, представила, как она вспыхнет от случайной искры, и сказала:

– Не курю и тебе не советую.

– Я вообще-то тоже, – хохотнул густой бас. – Но эти праздники так выматывают.

– Веселить детей тяжелая работа, – устало протянула я.

Мы замолчали, наслаждаясь тишиной, где-то вдалеке включилась музыка: спектакль начался. До выхода у нас есть три минуты в запасе, пока на сцене танцуют лебеди. Шёл седьмой день новогодних представлений, и сегодня, 31 декабря, этот спектакль заключительный.

31 декабря, а ёлку я так и не купила – не успела, шутка ли: по три выступления в день.

– Баба Яга! Дед Мороз!

Мы обернулись на громкий окрик: наверху лестницы стояла Снегурочка. Подняв руки вверх, она теребила кокошник, пытаясь закрепить его на голове. Затем нервно сбежала вниз и прошипела с безумно выпученными глазами:

– Что вы здесь делаете? Уже музыка пошла. Скоро наш выход.

Расшитый жемчугом и серебряной канителью кокошник трясся от возмущения и, не выдержав, снова съехал на бок. Снегурочка схватила жемчужно-шёлковую конструкцию, резким движением сунула мне её в руку и умоляюще сказала:

– Помоги, пожалуйста! Никак не могу зацепить.

Казалось, вот-вот и польются слёзы из глаз, густо накрашенных синей тушью.

Я с грустью и даже с некоторой завистью улыбнулась:

– Успокойся. Сейчас всё поправим.

Снегурочка пришла в наш коллектив недавно, и это были её первые новогодние утренники. Она, ещё не отравленная тщеславием и унынием, пыталась заразить всех нас искренностью.

Я была такой же когда-то.

Когда-то очень давно.

Давно и, кажется, не в этой жизни.

Со временем моя живая душа обросла терновыми кустами, из-за которых сложно вырваться во внешний мир. Я так долго строила защитный короб, что теперь уже и забыла, а как это – чувствовать по-настоящему. Выходила на сцену, говорила заученный текст, выдавала нужные эмоции, не запинаясь, ибо отрепетировала их бессчетное количество раз.

Когда же я свернула не туда?

Когда же я потеряла способность испытывать искренние чувства, а не играть их?

Тяжёлый, пыльный запах кулис и атмосфера, царившая тут, всегда помогают мне настроиться на нужный лад. Атмосфера, когда актеры повторяют текст, работники сцены тут же готовят реквизит, а режиссёрские наставления перемежаются нервозным басом: «Кто опять взял мой посох?»

– Так, Баба Яга, наш выход! – Леший протянул мне метлу, улыбнулся и подмигнул. – Готова?

– Всегда готова, – машинально отвечаю, наблюдая за белоснежными лебедями, которые воздушным потоком прошелестели мимо меня, после своего номера.

Три… два… один – я на сцене.

– Нос! Н-о-ос! – кричит мне вслед режиссёр.

Нос я забыла. Отлично, Катя! Просто восхитительно.

Леший понимающе кивает, оттягивает внимание на себя, я на долю секунды скрываюсь за кулисами и выхожу оттуда уже с носом. В руке. Пока зрители заняты проделками Лешего, я убегаю в глубину сцены, почти к самому заднику, быстро-быстро леплю нос себе на лицо и выскакиваю на авансцену:

– А вот и я! Леший, у меня есть идея, как испортить новый год!

– Баба Яга, я весь внимание.

Зритель не заметил моих манипуляций с носом, и мы противненько смеёмся, изображая пакостников. Такие накладки случаются почти на каждом представлении: то слова забудешь, то нос, и мастерство актёра именно в том, чтобы выйти из этих ситуаций незаметно для зрителя.

– Ну вот, Баба Яга, не получилось у тебя испортить Новый год, – загудел радостным басом Дед Мороз.

– Да. Мы спасли апельсины для подарков и сейчас раздадим их детям. А ты ничего не получишь, – Снегурочка погрозила мне пальцем и повернулась к залу.

Следуя сценарию, я начинаю причитать и плакать:

– Ну как же так? Я тоже хочу апельсин. Я хотела вас только напугать и совсем не хотела портить праздник. А-а-а!

– Мы тебе не верим, Баба Яга. Да, дети? – Дед Мороз стучит посохом, и я реву пуще прежнего.

– Не плачь!

Из-за кулис выбежал ребёнок в костюме волшебника, обнял меня и в полной тишине звонко сказал:

– Не плачь, Баба Яга!

За кулисами начался переполох. Режиссёр схватился за голову:

– Ребёнок на сцене. Чей ребёнок на сцене? Откуда?

А ребёнок в костюме волшебника достал из кармана апельсин и протянул его мне:

– На, забери мой апельсин. В новый год никто не должен плакать.

Звукачи уже опомнились, и слова мальчика потонули в громкой музыке.

– Лебеди! Выпускайте лебедей! – кричал режиссёр за кулисами.

Белоснежные воздушные создания снова прошелестели на сцену, закрывая нас от зрителей танцевальными па.

Я медленно взяла апельсин из детской маленькой ладошки, доверчиво раскрытой для меня.