Игры с небом. История про любовь, которая к каждому приходит своим путем

Он встал и пошёл искать официанта, раздумывая о новой знакомой. Загадочная девочка с зелёными глазами. Тонкая, хрупкая и в то же время со стальным характером. Такая чистая и такая взрослая. Интересный сюжет закручивается…

Айша приехала в Москву из Казахстана. Точнее, там она родилась и выросла, а путь её в столицу был очень трудным, через огромную боль и поиски себя. Не каждому даётся пройти такой путь в столь юном возрасте. Ещё и поэтому она сама удивилась своей смелости, когда рискнула пригласить на танец взрослого мужчину, окружённого толпой женщин. Неслыханно.

Отец бил мать нещадно. Старшая сестра Айши уехала из дома давным-давно. Вырвалась, как только школу окончила. Бросила мать с маленькой Айшей на руках и вечно пьяным отцом, уехала в один миг, почти без вещей, как только позвал её приятель. Больше она сестру не видела. Мать переживала страшно, но та больше не писала и не звонила – будто её и не было. У них с сестрой была большая разница в возрасте. Мать родила Айшу поздно. Отец никогда не скрывал, что не хотел её. Бил мать беременную, чтобы выбить из неё ещё одну нахлебницу. Но девочка чудом родилась, умудрилась вырасти и стать единственной защитницей матери.

Отсюда, кстати, и имя её – арабское имя у русской девочки – Айша Егоровна Данилова. Роды у матери были тяжёлыми, что неудивительно при таких обстоятельствах. Родила она её раньше срока. После очередной перепалки, когда срок уже перевалил за семь месяцев, муж в очередной раз возмутился, обратив внимание на огромный живот жены, контрастирующий с её худощавым телом, и толкнул. Она споткнулась о табуретку, перелетела через всю кухню и забилась в угол у холодильника. Резкая боль буквально скрутила изнутри, ребёнок забился и затих. На полу стало расти, растекаясь, липкое кровавое пятно…

Врач скорой, оценив обстановку, попросил водителя включить сирену. Ехали спасать мать, про ребёнка уже и не думали. Девочка родилась совсем маленькой, почти игрушечной. Когда акушерка взяла в руки практически выпавший из роженицы скользкий сине-красный комочек, ей, несмотря на многолетний опыт, тоже показалось, что ребёночек не жилец. Она сочувственно посмотрела на мать и пошла обрабатывать новорождённую. Но, видимо, у Господа были свои планы на эту невесомую девочку. Комочек содрогнулся, венка на шее запульсировала, и девочка закричала.

– Айша. Будет Айшей. Живая, значит, живущая – по-нашему. Мою бабушку так звали. – Она похлопала малышку по спинке, ловко перевернула, перепеленала и показала матери. – Деятельная и энергичная моя бабушка Айша была, царствие ей небесное. Хорошая девочка вырастет – Айша.

Так и стала она не Дашей – а мать хотела именно Дашеньку, думала, что это мягкое такое имя, домашнее, доброе для младшей доченьки, – а пришлось Айшей назвать. Как же по-другому-то после такого случая?

Иногда у отца случались моменты просветления. Он будто перевоплощался. В дом словно входил другой человек. В эти редкие дни он мылся, надевал старый потрёпанный костюм, шёл на базар и приносил ароматные, навсегда пахнущие для неё детством огромные яблоки с розовыми румяными «щёчками». Оказывалось, что этот человек, высокий и худой, с пронзительными карими глазами и виноватым взглядом, очень любит их с матерью. Именно про это он говорил во время своего «возвращения» к ним. Всю жизнь она вспоминала его потом именно таким – добрым и внимательным, просящим прощения, с ароматными яблоками в сильных руках. А того, другого, которого было очень много в её жизни, память вычёркивала и стирала, тщательно вымарывая и заменяя эти воспоминания.

– За что, ну за что ты могла его полюбить?! – кричала она матери, рыдающей в углу комнаты, окровавленной и в синяках после очередных побоев. – Это же чудовище, монстр, его нельзя любить, он недочеловек!

– Не говори так про отца, мала ещё, чтобы судить.

– Мама, ну мамочка, давай уедем отсюда! Он же убьёт тебя рано или поздно!

– Он хороший человек. Это я виновата. Расстраиваю его всё время. Неправильно себя веду. Вот он и срывается.

– Мама, ну при чём тут ты?! Он убивает тебя и меня заодно. Давай уедем, умоляю тебя!

Мать не поддерживала эти разговоры. Замыкалась в себе. Лебезила перед отцом и отчаянно старалась вести себя «хорошо» – не нарушать его правила и покой, не перечить, предугадывать желания, чтобы не довести до очередного срыва. Но ситуация повторялась. Он опять был чем-то недоволен, орал, бил, потом, осознавая, что натворил, напивался и опять бил. Падал в забытьи. Среди этого кошмара рос ребёнок – Айша, или Аишечка, как звала её мама. Она не спала ночами с детства, пряталась, как волчонок, под столом, когда начинался очередной кошмар, забивалась под кровать. Потом, став постарше, бросалась защищать мать, но от этого становилось только хуже. Отца бесило, что кто-то мешает ему «воспитывать жену». Доставалось обеим.

После клуба Герман отвёз её домой. Девушка жила у маминой знакомой. Помог выйти из машины. Галантно открыл дверь белой «Нивы», подал руку и проводил до лифта.

– Ну что, Айша, спасибо за вечер! Ловко ты меня из «клумбы» весёлых девчат вытащила. – Герман вызвал ей лифт.

– Тебе спасибо! Мне даже неловко, что ты так на меня потратился. Клуб, икра, столько времени со мной ездил по всему городу. – Она смущённо смотрела на него снизу вверх, опасаясь, что он полезет целоваться, и весь флёр чудесного вечера исчезнет.

– Чай и кофе не предлагать, я поехал. Созвонимся! – Он дождался, когда лифт закроется, и не торопясь вышел из подъезда. «Забавная птичка-невеличка. Как с другой планеты, – отметил про себя. – И имя такое необычное – Айша, почти гейша», – усмехнулся он.

Первые месяцы их встречи скорее напоминали общение двух друзей, один из которых постарше и поопытнее в жизни, а второй только ума-разума набирается.

Герман появлялся неожиданно, в полной уверенности, что он всегда к месту и вовремя.

Айше нравилась их дружба, она даже не представляла, что это может перерасти во что-то большее. На её взгляд, они были слишком разные, что ли. Не думала она о нём как о своём мужчине. Дружба – да. Ей было интересно в его компании.

Он рассказывал, как провёл день, про новости от своих московских друзей. Иногда вскользь упоминал о своём бизнесе. Что-то они продавали и покупали с приятелем вдвоём. Иногда у него звонил телефон, он перезванивал по городскому и долго, обстоятельно что-то объяснял звонившему. Она спрашивала у него совета, рассказывала, что прочла, как дела у неё в институте. Такие вроде бы простые разговоры ни о чём. Сами не заметили, как сблизились. Или это только ей казалось, что они стали какими-то «своими» среди всех остальных «не своих»?

Беда всё-таки случилась. Отец в очередной раз избил мать до полусмерти, а сам вырубился в пьяном угаре. В тот день Айша пришла домой позднее обычного, задержалась у подруги – экзамены на носу, и она ходила к однокласснице готовиться. Было стыдно перед её семьёй. Айше казалось, что все вокруг знают, как они с матерью живут, и осуждают её за спиной. Но выхода не было – дома заниматься было нереально.

Айша открыла дверь своим ключом и удивилась гнетущей тишине. «Что-то неладно», – пронеслось в голове. Она быстро скинула обувь, повесила курточку и влетела на кухню.

Мать лежала на полу – лицо в крови, не лицо, а месиво, – неестественно раскинув ноги, словно в безумном танце.

Все стены были в красных пятнах; казалось, что у одного человека просто не может быть столько крови. На столе стояла пустая бутылка из-под водки, вторая валялась на полу, довершала картину сломанная табуретка с вырванными ножками.

– Мам, мама, мамочка, да очнись же ты! – Айша даже боялась до неё дотронуться, женщина выглядела словно безжизненная кукла со спутанными волосами, перепачканная красной краской. Девушка быстро взяла полотенце, намочила под краном, протёрла от крови распухшее лицо и заметила пузырящуюся кровь в уголке губ – дышит!

– Потерпи, потерпи немножко, я сейчас!

В соседней комнате, лицом в подушку спал тот, кто звался её отцом. Не обращая на него внимания, мысленно отметила, что сейчас он безвреден. И думая о том, что же сегодня такого случилось, что он так озлобился на мать, Айша стала звонить в скорую.

Через месяц мама стала приходить в себя.

– Аишечка, доченька, какая же ты у меня молодец, так тебе тяжело – и учёба, и отец дома, да ещё и я на твою голову. Ты бы пореже ко мне ходила. Я справлюсь, кормят тут нормально, да я и не ем почти, болит у меня всё внутри… Что уж ты приходишь каждый день, жалко мне тебя.

– Мама, я знаю, как лучше. Ты лежи, не беспокойся. Экзамены я сдам, ты поправишься, и я тебя заберу отсюда.

До окончания школы оставалось ещё два месяца. Айша для себя всё решила. В тот день, когда маму забрала скорая, Айша вернулась из больницы и, пока отец был ещё обездвижен порцией водки, собрала свои и мамины нехитрые пожитки. Получилась всего-то одна спортивная сумка, с которой когда-то очень давно ходила на каток. В пакеты собрала учебники – их же в школу сдавать, мамины и свои туфли, сапоги – зима будет, а откуда они возьмут деньги на сапоги? Вынесла вещи на лестницу, вернулась в квартиру, из серванта взяла свадебную фотографию отца с матерью. Эта фотография была её воспоминанием о детстве. Тогда отец был ещё похож на того, с фото. Красивый, статный, с добрыми глазами и смешным жабо на рубашке, он нежно обнимал маму в простом, непохожем на свадебное белом платьишке. Развернулась и пошла к выходу. На пороге остановилась, вернулась в кухню. Взяла ручку и написала на тетрадном листе записку: «Это конец. Не ищи нас. Айша». Положила листок в центре стола, прижав солонкой, и вышла из квартиры.

Герману нравилась эта девочка. Он как-то незаметно привык к ней заезжать. С ней можно было просто поговорить, зайти тогда, когда хочется, а не когда нужно, посидеть и пообщаться без обязательств. Она всегда ему искренне радовалась – именно это и подкупало, наверное. Герман не особо задумывался, зачем она ему. Просто, когда путь лежал мимо, звонил, чтобы услышать в трубке: «Как здорово! Конечно, рада! Ура! Жду» – громко и с детской непосредственностью. Она распахивала дверь и вылетала ему навстречу, щебечущая, как утренняя весенняя птица, всегда в настроении, всегда с улыбкой и облаком этих потрясающих волос… А как она на него смотрела!

Ему нравились её глаза и то, что в них отражалось, – он сам.

Около года назад Герман вышел из очень тяжёлых отношений с женщиной, на которой чуть не женился. Они встречались почти пять лет. Все эти годы отношения были неровные, нервные, съедающие их обоих. Она то приближала его, то отдаляла, всячески обесценивая его место в своей жизни. Прервала их связь сама, сказав, что уезжает в другую страну и выходит замуж за иностранца, с которым познакомилась через интернет. Это было неожиданно, непонятно и унизительно. Удар по самолюбию. Он до сих пор отходил от всего этого и был совершенно не готов к чему-то новому, серьёзному, а тут – птичка такая, лёгкая и весенняя.

Айша жила в квартире маминой приятельницы. Хотя кем точно приходилась им с мамой тётя Тоня, как её называла Айша, она сказать толком не могла. Никакая она не тётя и не подруга, но, кроме неё, в Москве у Айши никого не было.

Когда та много лет назад забрала мать из той больницы с твёрдым намерением не возвращаться к отцу, встал вопрос, куда ехать и где жить. На мать полагаться было нельзя, она была совершенно раздавлена и физически, и морально. Всё время твердила только одно: «Даш, ну поедем домой. Пожалуйста. Он не сможет без нас, пропадёт совсем». И ей пришлось в свои шестнадцать с небольшим принимать взрослое решение и брать ответственность на себя.

Они поехали в Воронежскую область, где неподалёку от города Лиски жила двоюродная сестра матери, с которой та не общалась почти двадцать лет. Только новогодние открытки посылала, и то не каждый год, да пару раз встретились на семейных похоронах. Сестра уехала из Казахстана сразу после школы – вышла замуж и за мужем уехала. Мать по молодости пару раз ездила к ней. Вспоминала, как там тепло и зелено. Безветренно. Поля с арбузами и подсолнухами. Природа другая совсем.

Денег им одолжили Айшина одноклассница и её родители. И Айша с матерью уехали в дальнюю даль, в незнакомую жизнь.

Однако тётки на месте не оказалось. Их телеграмму с почты никто не забрал, и их никто не ждал. Айша с матерью шли по деревне, была ранняя весна. Школу Айша так и не закончила в том году, не успела у себя, уехала, а на новом месте сразу не смогла устроиться и осталась на второй год в выпускном классе. Деревня была небольшая, у всех заборы одинаковые, по краю деревни – поле. Снег уже сошёл, и вороны летали стаями, собирая проснувшихся червяков и жуков. Огороды и сады стояли неприглядными, непромытыми ещё весенними дождями.

Они подошли к дому. Залаяла собака. Дверь отворилась.

– Осторожнее ступайте. Мокро у нас ещё очень. Весна поздняя в этом году, тепло никак не наступит. – Из дома тётки вышла полная высокая женщина. – Тихо, Уголёк, сидеть! – скомандовала она псу. Собака была огромной, под стать женщине. Чёрного цвета с белыми подпалинами и удивительными синими глазами.

– Да, спасибо, мы тихонько идём, – прошептала почти про себя мать. – А где Людмила?

– Так она тут не живёт. Уже давно уехала в город. – Женщина приветливо открыла дверь. – Вы заходите, холодно стоять. Давайте я вам за чаем расскажу. Вижу, что вы с вещами и с дороги.

Это и была тётя Тоня, которая Айше совсем не тётя. Она снимала дом у маминой сестры. Та, кстати, так и не объявилась и на связь не выходила. А Тоня пригрела их.

Бывают такие люди – уютные. От них веет теплом, с ними комфортно общаться, кажется, что ты знал их всегда, просто потерял в жизни, а потом нашёл.

Ощущение родства на уровне инстинкта. Антонина Ивановна была женщиной крупной, с широкой костью и объёмными бёдрами, тёмные волосы собраны высоко и закручены в тугой узел почти на макушке, высокий белый лоб, лучистые тёмные глаза и крупные губы. Она шустро перемещалась по дому, одновременно собирая на стол, размещая их с матерью небольшой багаж, рассказывая про тётку Людмилу, дом, наливая ароматный чай, удивительно пахнущий какой-то незнакомой травой. От всей её фигуры, аккуратного домашнего платья с фартуком, бархатного голоса так веяло теплом, что Айшу буквально накрыло спокойствием. «Да, тут надёжно, можно остаться», – подумала она, уже прихлёбывая горячий чай с пирогом, поставленным на стол щедрой хозяйкой, захватившей их в плен своего обаяния.

Женщины подружились. Тоня помогла матери устроиться на работу в посёлке. Сходила с Айшей в школу и договорилась, чтобы её на следующий учебный год зачислили. Она же и отправила через год Айшу в Москву, дав ключи от своей квартиры и уговорив поступать в педагогический.

Мать долго болела. Больная ходила на работу, дома категорически отказывалась сидеть, говорила, что на работе ей легче. А когда Айша уехала в Москву, мама сбежала – по-другому это и назвать было нельзя – обратно домой, к отцу.