– Здравствуйте, – улыбается она. – Мне нужен Степан Рудольфович.
– Сегодня он не принимает гостей.
– Передайте ему, что пришла Мирослава…
– Я знаю, кто вы. И все же, зайдите в другой раз.
– Кто там? – раздался из комнаты тяжелый, возрастной голос.
– Громова Мирослава, Степан Рудольфович, – ответил мужчина с тихой недоброжелательностью, даже враждебностью.
– Впусти ее, Анатолий.
Он отходит в сторону, пропуская девушку в номер. Мира входит, покосившись на него.
Степан Рудольфович сидит на диване в компании еще двух человек. Все с интересом наблюдают за девушкой, пока та неторопливо передвигается из коридора в гостиную.
– Надо же, правда, Мирослава! – произнес Степан, удивляясь гостье. – Не каждый день ко мне приходит кто-то из семьи Громовых. Признаюсь, я сегодня не ждал особых гостей.
Мира не сводит с него глаз, думая, как бы быстрее начать разговор об отце. И стоит ли вообще заводить такой разговор, не зная, какой будет реакция. Примет он ее или попросит уйти. Но она уже здесь. Назад пути нет. По крайней мере, она не уйдет с пустыми руками.
– Присядь, – указал он на кресло по правую сторону от себя.
– Что ж, мы уже пойдем, – сообщил один из присутствующих гостей, поднявшись с дивана.
– Да, нам уже пора, – выдохнул второй.
– Не забудьте передать мои слова…
– Передадим, Степан Рудольфович, – согласно кивнул мужчина и направился к выходу вслед за своим товарищем.
И когда за ними закрылась дверь, Степан спросил у Мирославы:
– Что тебя привело?
– Мой отец. Я пришла не просто так, а чтобы узнать об отце. Давид сказал, что вы были его другом, а значит, можете многое рассказать.
Старик вздохнул и отвел глаза в сторону. Мира уловила ту тяжесть, которую он сейчас выдохнул. Поймала тонкую грань волнения и сочувствия. А еще, нежелание говорить на эту тему. Мужчина немного замялся.
– Вы его хорошо знали?
– Достаточно, – вновь выдохнул мужчина.
– Значит, вы можете мне помочь.
– Не уверен, что смогу…
– Я вас помню. Вы были в нашем доме в тот день, когда моему отцу позвонили, и он ушел, оставив гостей и меня. А затем… – Мира замолчала, не закончив мысль, и опустила глаза, пытаясь перебороть желание заплакать. Но следом, взяв себя в руки, продолжила: – Кто ему звонил? Почему он оставил меня? Почему все это случилось?
– Столько лет прошло…
– Семь, – уточнила девушка, не сводя с него взгляда. – Сколько бы ни прошло, я не могу смириться с мыслью, что его уже нет, и перестать думать о том, что случилось. Вы можете мне помочь? Я хочу понять…
– Все очень сложно, девочка. Я не знаю ответа на эти вопросы, – выдохнул мужчина, вглядываясь в одну точку на столике.
– Не знаете или не можете рассказать? – Мира хотела проникнуть в разум этого человека, чтобы узнать правду.
– Не знаю, – разочарованно повторил мужчина.
Мира немного помолчала, чтобы успокоиться, стараясь держать себя в руках. Степан тяжело вздохнул. Анатолий держался в стороне, временами исчезал в дальней комнате, а затем вновь появлялся.
– Мне жаль. Почему бы тебе не спросить об этом самого Давида? Он все же твоя семья и, наверняка, знает больше.
– Я не считаю себя семьей Давида Багирова, и никогда не считала. Мы – друг другу чужие люди. Конкуренты в общем деле. Я знаю, что и вам он тоже не по душе, – покосилась она на коробку, что лежит на столе.
– Это правда. Его обуревает жажда власти и угнетает мысль о поражении. Он никогда не согласится с тем фактом, что ситуация приняла иной оборот. Не тот, что он себе надумал. Что не брат, а юная девушка заняла кресло своего отца в компании. Его мечтой всегда было место генерального директора. И одной компании ему мало. Давид много раз приходил ко мне с предложением о сотрудничестве. Предлагал слияние на его условиях. Но я отказывался, понимая, что могу потерять нечто-то большее. Твой дядя – хищник. Дошло до того, что он дал мне двадцать четыре часа для принятия решений. Уверен, Ростислав не просто так разделил компанию между братом и дочерью, а имел правильное представление того, что может произойти, если он этого не сделает. Раньше я бы его осудил, приняв сторону Давида, но сейчас… Не знаю, что я могу тебе сказать еще.
– Что ж, это уже что-то. Но я хотела бы знать больше об отце, а не о Давиде. Вы часто приходили к нам в дом на озере. Помните? Играли с отцом в бильярд и гуляли по лесу, обсуждая планы на будущее. Совместное будущее. Вы хорошо знали моего отца. У меня больше никого не осталось, кому бы я могла доверять. А мне очень хочется иметь друга, который мог бы поговорить со мной обо всем.
– Я знал Ростислава, но не так хорошо, как его знал твой дядя.
– Он не расскажет. На любые вопросы о нем, Давид увиливает. Находит причины и отговорки. Нелепые и глупые отговорки. Он мог бы просто соврать… Впрочем, он это и делает. Я не верю ни единому его слову и ненавижу еще сильней. И когда я узнала о том, что вы здесь, то решила встретиться и поговорить. Мне нужно знать: есть ли что-то, чего я не знаю, но должна узнать, – спокойно проговорила Мира.
– Иногда, лучше не знать ничего, что может причинить сильную боль. И продолжать жить, думая о счастливом будущем.
– Уверена, вы так и делаете. Но я не могу не думать об этом. И виню себя каждый день. Если бы я тогда попросила его остаться со мной, он бы остался? Он бы не уехал? И ничего бы этого не произошло? – задает она вопросы.
– Ты не виновата в том, что случилось, – произнес Степан, коснувшись ее руки.
– Тогда, кто виноват? Я хочу знать. Намекните.
Мужчина молчал, уставившись в ее глаза. Затем тяжело вздохнул и потянулся к карману брюк.
– Это, – Степан достал фото из бумажника и протянул девушке, – то, с чем не могу смириться я уже долгое время.
Мира взяла фотографию и всмотрелась в лицо мужчины, изображенного на снимке.
– Последний раз я видел его, когда ему было четырнадцать лет. Сорванец всегда попадал в неприятности и получал подзатыльники, – ухмыльнулся Степан. – Сейчас он живет в другой стране вместе с матерью. Я не был рядом, когда должен был быть, – он говорил так, словно погружался в воспоминания и, казалось, вот-вот заплачет.
– Что случилось?
– Много чего. В другой ситуации, я поступил бы иначе. Бросил бы все и рискнул, но… – тут он замялся, а затем выдохнул: – Так было нужно.
– Я не понимаю. Кем нужно? Для кого? – на этот вопрос мужчина промолчал, и Мира задала другой вопрос: – Сколько уже прошло?
– Шестнадцать лет.
– Это очень много.