Сахар на обветренных губах

– Хватит на неё кричать! – вспылила я и приобняла сестру за плечи, отчего та, резко повернулась ко мне и уткнулась лицом в живот, начав беззвучно плакать. – О чём ещё она может рассказывать подружкам, если она видит только то, как вы пьёте и дерётесь? Вы сами на себя-то посмотрите!

– А ты, вообще, рот закрой! – прорычал на меня отчим, резко встав со стула. Он замахнулся пятернёй с напряженными пальцами, чем вынудил меня рефлекторно вжать голову в плечи и спрятать Катину голову под руками, чтобы хоть ей не досталось. Секунда. И мне в голову прилетел болезненный тычок. Отчим не стал бить наотмашь, он просто с затяжкой ткнул костяшками пальцев мне в лоб. – Я за сигаретами. Чтобы здесь всё блестело. Позвоните, когда училки уйдут, – бросил он короткие команды. А затем посмотрел на Катя и снова замахнулся. – Как дал бы! – процедил он сквозь стиснутые зубы и вышел из кухни резкими дерганными шагами.

– Чё встали?! – прикрикнула на нас мама и резко дёрнула Катю за руку, практически вырвав из моих объятий. – Я тебе не папа, я тебя не пожалею и так отлуплю… – угрожала она тихо плачущей дочери и тыкала её пальцами в плечи.

– Не трогай её! – пришлось грубо оттолкнуть мать в сторону холодильника и встать между ней и Катей. – Ты совсем, что ли?! – рыкнула я матери в лицо и толкнула в плечи. Глядя в её бешенные глаза, под которыми были синяки от побоев, я не увидела в них ни капли того, что можно назвать материнством. – Иди и мужа своего толкай!

– Быстро убрались в квартире. Чтобы всё тут блестело. Не хватало мне ещё по всяким комиссиям потом из-за вас, бестолочей, бегать, – нервно дёрнулась мама, снова накинувшись на пакеты с продуктами.

– Ты тоже постарайся тут приготовить что-нибудь для людей, а не для свинарника, как ты делаешь обычно, – бросила я матери и, взяв Катю за руку, вывела из кухни в её комнату.

Кое-как, путём уговоров и обещаний, что однажды всё будет хорошо, я заставила Катю убраться в её комнате, а сама в это время в ускоренном темпе ушла убираться в остальной квартире, пряча бутылки и следы недавней драки, ещё оставшиеся в родительской комнате.

Едва я успела убрать пылесос за шкаф, как в дверь позвонили.

Мама с большими глазами, в которых чётко читалась паника, забежала в мою комнату и повелительным тоном озвучила свои планы:

– Я буду в шкафу в комнате. Вы тут с Катей сами разберётесь.

Я молча закатила глаза. Она уже не первый раз прячется в шкафу во время прихода подобного рода проверок. Иногда, как сегодня, прятаться её заставляют следы побоев на лице, но чаще всего это нежелание брать ответственность за то, что она действительно плохая мать.

Кому понравится, когда ему в глаза говорят (хоть и не прямым текстом), что она не только хреновый человек, но и как мать так себе? Вот и маме это тоже однажды не понравилось. Мне лет четырнадцать было, когда к нам впервые пришла проверка. Мама думала, что с ней будут интеллигентно разговаривать в ответ на её хамство с имитацией защиты детей и гнёздышка, но… В общем-то, с ней действительно разговаривали интеллигентно. Но потом она тем же вечером, находясь в пьяном угаре, материла их, на чём свет стоит.

И поэтому сейчас она прячется в шкафу вместо того, чтобы снова встретиться с людьми из проверки.

Я открыла дверь, подарила женщинам в шубах дежурную улыбку, получив в ответ лишь надменный оценивающий взгляд и холодный кивок.

– Здравствуйте! Проходите, – отойдя в сторону, я пропустила женщин. Одна из них была классным руководителем Кати, а другую я не узнала. Но, скорее всего, тоже кто-то из школы.

– Думаю, вы в курсе, по какому поводу мы здесь? – спросила незнакомая женщина, сканируя прихожую оценивающим взглядом.

– Догадываемся, – выдохнула я, надеясь, что они быстро пройдут по квартире и так же быстро свалят.

Неприятно смотреть на то, как на тебя и то место, где ты живёшь, смотрят как на дерьмо. В чем-то я с ними, конечно, согласна. Но это не значит, что мне нравится видеть их мнение на напудренных лицах. Будь у меня чуть больше пофигизма, так я бы сейчас сидела в шкафу вместе с мамой.

Никто из них даже не попытался снять грязную обувь. Они просто прошли в квартиру с каменными лицами. Катина класснуха лишь на мгновение позволила себе улыбку, увидев Катю.

В их руках были какие-то бумаги и ручки. Они придирчиво разглядывали каждый сантиметр квартиры, кривили накрашенные губы на несимпатичные им обои. Практически влезли носом в кастрюлю с горячим супом и тщательно осмотрели содержимое холодильника, параллельно записывая что-то в своих бумагах.

– А почему нет никого из ваших родителей? Катя должна была предупредить о том, что мы приедем.

– Они на работе, – ответила я коротко, пряча эмоции и раздражение за скрещенными на груди руками.

– Угу, – протянула незнакомая женщина, не рискуя касаться пальцами дверцы шкафа с крупами. Она, в принципе, касалась всего ручкой, но даже ею делала это крайне брезгливо.

Наверное, боялась поцарапать золотишко на пальцах.

– Жаль, что нет возможности сейчас поговорить с родителями, – Катина учительница разочаровано поджала губы, пока сама Катя жалась к моему бедру. – У Кати последнее время проблемы с успеваемостью. Прошлую четверть она закончила относительно сносно, но эта четверть идёт у неё не так, как хотелось бы. Девочка она умная, обидно если совсем скатится. Домашнее задание, опять же, не всегда выполняет. Или выполняет, но не все. Выборочно.

– Хорошо. Я поняла вас. Я передам родителям.

Под «передам родителям» я поставила себе галочку о том, что теперь каждый вечер буду тщательнее проверять выполнение Катей домашних заданий. Честно говоря, с Нового года я уделяла этому гораздо меньше внимания, чем обычно, в основном, из-за желания найти способ сбежать из дома вместе с Катей.

Они ещё несколько минут поблуждали по комнатам, заполнили кипу принесенных с собой бумаг, задали вопрос касаемо Катиного разговора с подружкой, на что мне пришлось прикинуться дурочкой, которая ничего не видела и не понимает о чём речь.

– Катя, наверное, что-то не так поняла, – произнесла я в ответ, а Катя подтвердила. Мы с детства обучены отлично врать о том, какие у нас классные родители. Это происходит уже на рефлексах.

Спросили что-то о родителях – ври, какие они хорошие. Ты же не хочешь позорить маму с папой? Что тогда о нас скажут люди? Что люди подумают о тебе? Нельзя так, Алёна. Нельзя. Ближе родителей у тебя никого нет и не будет… и т.д. и т.п.

Комиссия ушла ни с чем. Какие-то выводы они, разумеется, сделали, но необходимый минимум они увидели. Да, наша семья так и осталась у них на карандаше, но в следующий раз они ещё не скоро придут. До первого косяка с нашей стороны. Как обычно.

Единственный плюс от их визита – это то, что родители на некоторое время притихнут и завяжут с алкоголем.

Сидя в комнате на постели, я слушала, как отчим отчитывал Катю, которую поставил в угол, вместо того, чтобы отправить спать. В случившемся целиком и полностью только его вина, но он никогда не признает это и уж точно не накажет себя.

– Вали отсюда. Чтобы я тебя не видел! – рыкнул он напоследок, и я услышала Катины быстрые шаги. Она забежала в свою комнату и только там позволила себе расплакаться, потому что при отце плакать нельзя. Слёзы злят его ещё сильнее.

И я тоже дала волю своим слезам. От бессилия и усталости. Молясь о том, чтобы всё это дерьмо, что окружает нас с Катей, закончилось как можно скорее.

Но чем чаще я думаю о побеге, тем больше ловлю себя на мысли, что застряла обеими ногами в капкане. Барахтаюсь в нём, рву мышцы в мясо, ломаю кости. Впустую трачу силы на несбыточное.

Глава 7

За завтраком родители были злыми и раздраженными.

Наверное, дело в том, что после вчерашней проверки им некоторое время нельзя будет пить из-за страха, что проверяющие могут вновь нагрянуть по горячим следам.

Такого, к слову, ни разу не было, но страх в родителях, всё равно, вынуждает их сохранять некоторую осторожность.

И, если отчим задумчиво молчал или односложно отвечал, хмуро глядя в стол или на Катю, то мама не стеснялась ни в выражениях, ни в жестикуляции. Только за время завтрака она нашла кучу поводов, чтобы придраться к Кате.

Ей не нравилось, как она мешала чай в кружке. Видите ли, ей было громко. Затем ей не понравилось, что Катя медленно ест, а потом пришлось не по вкусу, как стучат е зубы во рту в процессе жевания.

– Хватит, – зыркнула я строго на маму, когда та бросила Кате очередное замечание. Сестра была готова расплакаться, не понимая, что делает не так, но сдержала огромные капли слёз в глазах.

– Ты мне ещё тут повыступай! – рявкнула на меня мама и швырнула вилку в тарелку. Скрестила руки на груди и уперлась локтями в стол, подавшись вперед. Буквально вонзившись взглядом в Катю, которая старалась успокоиться и смотреть только в тарелку, мама начала разговаривать с ней, как с мусором, омерзительно кривя разбитые губы. – Довольна? Опять опозорила нас! Дура…

– Не трогай её, – повысила я тон на мать. – Ещё скажи, что вы не виноваты в том, что ей кроме вашего пьянства и драк подружкам рассказать нечего.

Отчим решил, вообще, никак не участвовать в происходящем и просто вышел из-за стола, так же швырнув вилку в тарелку с завтраком, к которому не притронулся. Видимо, похмелье после того, как он вчера вечером вернулся откуда-то пьяный, не позволяло ему издавать какие-либо звуки, хотя бы утром.

– Рот закрой, я сказала! – процедила мама, не разжимая зубов. Вернее, того, что от них осталось. – Своих сначала роди, а потом учи меня, как я должна своих воспитывать.

– Катя, – обратилась я к сестре мягко и обхватила тоненькое запястье. – Ты поела? – Катя молча кивнула, не рискуя отрывать взгляд от тарелки. – Тогда пойдём. Пора выходить в школу.

Я первой вышла из-за стола и посмотрела на маму, тут же пожелав накинуть на её голову какой-нибудь мешок, чтобы она перестала прожигать Катю взглядом, полным ненависти.

Боясь того, что мама может ей что-нибудь сделать, Катя держалась поближе ко мне, крепко держась за задний карман моих джинсов. А затем вздрогнула и ускорилась, побежав вперед, когда мама попыталась достать её кухонным полотенцем, чтобы ударить напоследок.