– Объясни мне, пожалуйста, почему я должна хотеть с кем-то познакомиться, если у меня есть ты?
– Я не знаю… – Дин пожал плечами и всем видом показал, что желает быстрейшего окончания разборок. Он смотрел куда-то в сторону.
– Своими обвинениями ты унижаешь меня и делаешь несчастной. Так как мы решим этот вопрос? – Мой голос прозвучал очень жестко. Я почувствовала, что Дин испугался за наше будущее, я вела себя решительно и из хохотушки превратилась в железную леди.
– Прости меня, любимая, – внезапно произнес он, глядя на меня грустными глазами. – Я был не прав и постараюсь никогда больше так глупо себя не вести.
С его понурого облика считывалось, что на секунду он представил мой отъезд в Россию, наше расставание и прощание – и ему стало страшно. Печальное лицо выглядело несчастным: кончики губ опущены, брови приподняты домиком, глаза смотрят снизу вверх.
Мне стало жаль любимого, и чуть было не обняла его, но вовремя остановилась: не хотелось сразу мириться. Нужно было выдержать паузу, иначе мой ультиматум не имел смысла. Снисходительно произнесла:
– Хорошо, я прощаю тебя. Но я не в настроении разговаривать.
Дин пытался подойти, заговорить, несколько раз трогал за плечо, но я безжалостно молчала.
Я выдержала паузу до утра следующего дня.
– Доброе утро! – сказала я ему перед работой, но все еще выдерживала холодный тон.
– Доброе утро! – Дин не надеялся, что и сегодня заговорю.
Наши глаза случайно встретились – его светлые и мои темные, вернее, я хотела, чтобы встретились, потому что задержала на нем взгляд: мы оба не удержались и широко улыбнулись. Затем подошли друг к другу и крепко обнялись, словно встретились после долгой разлуки. Я с силой обвила руки вокруг его талии и положила голову на широкую грудь, Дин крепко обхватил руками мои плечи. Мир после ссоры вызвал самые радостные эмоции – улыбки, смех, шутки друг над другом. Мы уладили конфликт и снова были счастливы.
С тех пор мы ни разу серьезно не ссорились, хотя он продолжал ревновать, но так как поводов я не давала, Дин быстро успокаивался.
Я разрывала все шаблоны о женщинах, которых он знал прежде: после первого брака не верил ни одной из них и не собирался в ближайшем будущем иметь близких отношений, но мне стал доверять безмерно. Больше Дин не устраивал сцен ревности и доказал на деле, что более преданного, чистого душой, верного и любящего мужчины нет на свете!
Дом
Мы жили посреди шикарного леса, настоящего заповедника. На третий день нашего пребывания в Штатах я увидела целую семеи?ку оленеи?, пасущихся перед окнами. Они мирно щипали травку, дружно вскидывая головы на каждыи? шорох, и, казалось, не обращали внимания на близость к человеческому жилью и присутствие собак на газоне.
Моему и моеи? дочери восторгу не было предела: мы, увидев их в такои? близи, в надежде еще? больше приблизиться к чуду природы, с радостными воплями бросились на улицу, распугав всех парнокопытных. Я считала этот случаи? встречи с дикими животными единичным, пока вскоре не обнаружила, что олени в Америке частые гости на улицах: во дворах, на газонах, шоссе, в парках. Нередко эти красивые создания становятся жертвами дорожно-транспортных происшествии?, внезапно выскакивая перед несущеи?ся машинои?, как в голливудских фильмах про вампиров.
Возле нашего дома также жила целая дюжина зайцев, которые носились по лужайкам, как домашние собаки. По ночам, особенно в дождь, из леса, в котором мы жили, доносился громкий хор лягушек: тысячи земноводных громко и в такт не квакали, а орали во все горло, размножаясь и откладывая яйца. Это не было похоже на обычное кваканье, которое удавалось слышать по телевизору, это был ор, напоминающий блеяние в унисон тысяч овец в отаре.
Еще одним шоком для нас с Ванессой стала встреча с ядовитыми змеями, которые свободно ползали по траве, поэтому газоны коротко стриглись, чтобы предотвратить опасность столкновения с ними.
В доме было слишком тихо, непривычно после автомобильного шума нашего российского, хоть и небольшого, поселка. Мимо, по шоссе, изредка проезжали машины, одна в час, во все остальное время в нашей местности была гробовая тишина, если не считать шума ветра и пения птиц.
Нам с дочерью недоставало городской суеты, мы заскучали в первое время без шума машин и запаха бетона. Вероятно, всему свое время: люди, живущие в “каменных джунглях”, предпочли бы тишину нашего хутора, мы же с Ванессой, не жившие среди небоскребов, стремились в город. Мне хотелось переехать в более густонаселенное место с трафиком и живыми людьми, чтобы можно было посещать магазины, салоны и тренажерные залы пешком. Но увы, пешком здесь ничего нельзя было посетить даже в городах – все расстояния были огромными, а общественного транспорта в глубинке не было.
Темно-серые и синие стены в доме мне определенно не нравились, они давили. Находясь в таких стенах, я чувствовала себя если не пациентом психиатрической больницы (там стены все-таки белые), то заключенным тюремных казематов. И что заставило бывшую жену так поизголяться над домом, оставалось для меня загадкой. Как доказано учеными, цвет окружения и наличие естественного освещения играют большую роль на настроение и самочувствие людей. Следовал вывод, что с таким раскрасом стен депрессия и нестабильное настроение у домочадцев будут обеспечены, что в общем-то было правдой: бывшая, со слов жениха, устраивала в этом доме дикие скандалы и истерики. Терпеть такое издевательство над психикой не хотелось, и я выразила желание напрочь перекрасить все в светлые тона.
На всех окнах висели белые горизонтальные жалюзи, давно покрывшиеся пылью, их редко открывали. Весь дом будущего мужа напоминал замок Дракулы: темный, без единого лучика света, без живой души.
В течение трех месяцев я беспрерывно, каждый день, меняла стены в персиковые, нежно-желтые, бежевые и белые цвета. Гостиная, спальни, коридоры и все двери приобрели более веселый вид. Я содрала жалюзи, перемыла все окна, стены и потолки и пустила в дом солнечный свет, который погас два года назад с уходом младшей дочери после разрыва с ее матерью. На окна мы с Дином повесили шторы, выбор которых был весьма скуден в местных магазинах: это были узкие полоски ткани, которые лишь отдаленно напоминали шторы.
Еще три последующих месяца я доделывала и переделывала ремонт, если находила огрехи. Из дома я распорядилась вынести весь ненужный хлам, лишние столы, мебель, предметы обихода и прочий мусор. Хотелось очистить жилище от малейшего напоминания и энергетики той женщины, которая когда-то сломала жизнь Дину. После генеральной уборки и ремонта стало легче дышать не только физически, но и морально: теперь ничего не напоминало о прошлой жизни жениха.
Дом принадлежал его матери, Мелани. Все, что его окружало – сотни гектаров земель, прилегающий лес с протекающей рекой, надворные постройки, еще пара-тройка родовых домов, поля и угодья с урожаями сена и зерновых в радиусе нескольких километров, сдаваемых в аренду фермерам, – принадлежало семье мужа, а точнее, было записано на свекровь. В случае ее смерти прямыми потомками являлись Дин и Луи (Луи – младший брат Дина, жил в соседнем городе с женой и детьми, но не был близок к матери и брату; они виделись лишь по большим праздникам). Но старушка не спешила переписывать имущество на сыновей: наверное, планировала жить вечно.
Свекровь
Мелани была 74 лет от роду и лихо гоняла на машинах разных цветов и марок, которые меняла, как перчатки. Родной отец Дина давно умер, а престарелый Фредди был ее вторым мужем. На ранчо свекрови и Фредди был целый парк автомобилей, которые они продавали на аукционах. Это было их бизнесом, а по совместительству хобби, за счет которого старики жили и содержали целый двор рабочих. Кроме этого, у 90-летнего мужа свекрови имелись еще несколько фирм в разных сферах, которые приносили пассивный доход.
Старики жили в трехэтажном добротном деревянном особняке на огромном участке земли в несколько сотен гектаров. В огороженных маленькими заборами полях паслись их собственные ослики и коровы, которых они растили и продавали молочным и мясным фермам. В широком деревянном гараже из бруса стояли многочисленные антикварные и современные автомобили на продажу и в личное пользование. Весь двор был усеян разного рода машинами, тракторами, газонокосилками, сеялками и прочей техникой.
Мелани была рада мне. Приехала к нам на красном кабриолете с откидным верхом, чтобы встретить невестку с новой внучкой. Она была маленькой и тщедушной женщиной с короткими седыми волосами. В любое время дня и ночи, в любую погоду и время года она носила молодежную кепку с длинным козырьком, брюки свободного покроя и спортивную обувь. При виде нее не укладывалось в голове, как такая миниатюрная женщина, на голову ниже меня, могла родить богатыря Дина. Она быстро ходила мелкими шажками и вела активный образ жизни: писала картины, давала частные уроки по изобразительному искусству (в свое время выставляла картины в художественной галерее), занималась вместе с мужем его бизнесом и, в свободное от бизнеса время, ездила подрабатывать бухгалтером на предприятии.
Мелани кинулась горячо приветствовать нас: сначала обняла и поцеловала меня, затем Ванессу.
– Здравствуй! Добро пожаловать в наш дом и нашу семью, – молвила она на южном наречии, которое было еще труднее разобрать, чем выговор Дина.
– Здравствуйте! Большое спасибо, – расплылась я в улыбке. – Проходите в дом!
Мои попытки “угостить чаем” и накрыть на стол, как принято у нас, не увенчались успехом – свекровь вежливо отклонила приглашение. Дин позже объяснил, что надо предложить напиток со льдом, тогда мало кто откажется. За стол тоже можно было не звать – никто не будет есть домашнее блюдо, когда кругом полно кафе и ресторанов. Так что с тех пор ни с кем из американцев я больше не стремилась “попить чай”, а скромно предлагала воду или колу из холодильника.
Мелани была очень рада мне, особенно гордилась моим врачебным образованием и хвасталась перед всеми “крутой” снохой. Она была весьма словоохотлива и по воскресеньям ездила в сельскую протестантскую церковь, где две дюжины таких же бодрых старушек обсуждали последние новости городка и обсасывали местные сплетни. Сельская церковь в провинциальной Америке – то же самое, что бабушки на лавочке на постсоветском пространстве.
По звонку сына, если Дину что-то было нужно, Мелани срывалась из постели и ехала выручать. Шубутная и отзывчивая женщина бежала на помощь при первом зове.
Она была очень недовольна предыдущим браком Дина и прыгала от счастья, что сын, наконец, нашел меня и обрел радость жизни. Если нужно было забрать меня из какой-либо точки города или Ванессу из школы, а Дин не мог этого сделать, он звонил матери – и она приезжала незамедлительно. Казалось, что свекровь только и сидит на телефоне, чтобы отозваться. В то же время, живя в 7 минутах езды от нас, она не вмешивалась в семейную жизнь сына и никогда не появлялась на пороге дома без повода: мы к ней ездили сами, и было это раз в 3 месяца.
Бракосочетание
Виза невесты подходила к середине своего срока, ее дают на 90 дней: если не женишься в этот срок, нужно выезжать из страны, чтобы не числиться нелегалом. Дин не спешил подавать заявление в ЗАГС, а время неумолимо бежало. Я решила напомнить о поджимающих сроках на случай, если он забыл.
– Дорогой, ты знаешь, нам надо поторопиться с женитьбой. Моя виза истекает в июле, а сейчас уже начало июня.
– Как? Так быстро? Я совсем забыл о твоей визе, дорогая, прости. Я ослеплен любовью, поэтому время с тобой так быстро летит, – перевел все в шутку любимый, но принял к сведению мои слова.
Мы шутили и смеялись по каждому незначительному поводу, на душе было легко и свободно, хотелось летать и прыгать от счастья. Я заметила, что стала лучше выглядеть: мелкие морщины на лице разгладились, глаза заискрились и стали излучать свет. Будущий муж чувствовал себя довольным и счастливым и получал кучу комплиментов от старых знакомых о том, что стал выглядеть моложе и свежее. Мы оба парили, как на крыльях.
– Я сегодня же встречусь с пастором церкви, в которой наметил наше бракосочетание, и все узнаю. – Дин прямо поутру в воскресенье поехал в божий дом, пока я придумывала нам легкий завтрак.
Через час он уже вернулся и молвил:
– Я договорился. Пастор Эван хотел бы встретиться с нами обоими завтра, чтобы обсудить детали венчания и поговорить с тобой. Поедем в кафе к 12.00 часам.
– Дин, я как-то даже заволновалась. А что он у меня будет спрашивать?
– Ничего особенного, он лишь хочет с тобой познакомиться. – Жених улыбался каждый раз, когда видел мое серьезное лицо. – Ты такая привлекательная, когда волнуешься или злишься. – Он всегда находил повод, чтобы сказать что-нибудь приятное, затем обнял и поцеловал в висок.
Мы договорились, что никаких торжеств, пышных церемоний и белого свадебного платья не будет, из приглашенных будут только самые близкие друзья. А отметим знаковый день после церкви скромно, вдвоем.
Назавтра жених привез меня в какое-то кафе, в названиях которых я не разбиралась, Ванесса осталась дома. За одним из столиков сидел бородатый мужчина с густыми и длинными, до плеч, волосами с проседью, в коричневом костюме с выглядывающим воротом светлой рубашки. Мне было жутко любопытно увидеть вживую американского пастора. Заметив нас, он просиял и протянул руку:
– Меня зовут Эван Мерфи, приятно познакомиться. – Затем он пожал руку моему спутнику.