– Хотите сказать, Николай Иванович, что вы с пятьдесят девятого года?
– Нет, – добродушно улыбнулся двадцатитрёхлетний парень, – это папа. А я с восемьдесят девятого. Меня Виталием зовут.
– Александрина Григорьевна, – представилась Логвинова. – Какие жалобы, Виталий Николаевич? И где ваша карта?
– У меня никаких. Это отец записан к вам на приём. Просто не смог прийти. Хуже себя почувствовал. Вот, – молодой человек выложил на стол стопку бумаг и снимков, – анализы, снимки. Всё, что доктор Никаноров назначал. Может, вы посмотрите? И вот ещё, гостинец… для вас, – наклонился Лесных, добывая из стоявшей на полу небольшой сумки-холодильника пакет с двумя тушками домашней птицы.
– Снимки обязательно посмотрю, – с трудом удержалась от смеха Александрина, до того вид парня с подношением показался ей забавным, – а гостинец это лишнее. Вам для отца пригодится.
– Пожалуйста, возьмите, – примирительно улыбнулся Виталий. – Это ведь специально для вас. «Коли доктор сыт, то и больному полегче». Помните?
– Помню, конечно, – всё-таки расхохоталась Логвинова. – Это врач из фильма про Калиостро.
Александрину приятно позабавила фраза из «Формулы любви» – фильма, очень часто цитируемого в семье подруги и её мужа, Ларисы и Михаила.
– Верно, – расцвёл молодой человек, обрадованный добродушной реакцией симпатичного врача. – Вы извините, пожалуйста, что я без отца на приём пришёл, – негромко проговорил он, наблюдая за выражением лица сосредоточенной Александрины, изучающей снимки. – Мы всегда заранее записываемся. Стараемся приехать в город дня за три, к папиной сестре. Папа с каждым годом всё хуже переносит дорогу. Доезжаем, и у него руки-ноги дрожат. Он даже стоять может с трудом, не то что передвигаться. Дня два проходит, прежде чем он немного восстанавливается. Но в этот раз у меня не получилось раньше приехать. На работе комиссия нагрянула. Пришлось остаться.
– А кем вы работаете? – не отрываясь от бумаг, спросила Логвинова.
– Лесничим.
– Вот как? – удивлённо взглянула Александрина. – А где? Там же, где прописан ваш отец?
– Да, – кивнул парень. – Село Сосновка. Восемнадцать километров от города.
– Восемнадцать, – задумчиво повторила Логвинова, откинувшись на спинку стула и поворачивая авторучку в тонких пальцах красивой формы. – Вы говорите, отец с трудом преодолевает это расстояние? На чём же вы едете? На рейсовом автобусе? На такси?
– Что вы! Папе едва хватает сил выйти из дома и забраться с моей помощью в машину. У нас «нива».
– Понятно, – едва заметно вздохнула Александрина. – Виталий Николаевич, давайте поступим следующим образом. Как только вашему отцу станет лучше, привозите ко мне. Сможете? Или вам надо возвращаться на работу?
– Спасибо вам, – посерьёзнел молодой человек. – Я всё решу.
– Вот и хорошо. На этой неделе у меня приём в среду и пятницу в первой половине дня. Вот мой номер телефона. Звоните, как только будете готовы. Привезёте отца к завершению приёма, к двум часам. Медсестры у меня сейчас нет. Второй невролог, что работает в другую смену, в отпуске. Кабинет в моём полном распоряжении. Так что я смогу уделить вам столько времени, сколько потребуется.
– Нужно ли будет сдать ещё какие-то анализы?
– Пока нет. Прежде необходимо побеседовать с вашим отцом, осмотреть его. Не могу сказать ничего определённого, но кое-что вызывает сомнение.
– Что-то не так с лечением? – заволновался парень. – Мы строго исполняем все назначения.
– Сомнение вызывает диагноз, – уверенно изрекла Логвинова.
Беседа со старшим Лесных продолжалась три часа, с перерывами на десять-пятнадцать минут, на время которых парень укладывал отца на кушетку прямо в кабинете.
– Виталий, – обратилась к молодому человеку Александрина, когда они в очередной раз вышли в коридор, чтобы пациент мог отдохнуть, – извините, что беседа настолько затянулась. Если Николаю Ивановичу совсем не по себе, поезжайте. Но, кажется, ему будет гораздо труднее приехать на приём ещё раз. А мне крайне важно выявить ещё несколько аспектов.
– Это вы извините, – пылко произнёс парень, – что пришлось задержаться из-за нас. Конечно же, мы останемся. И, если нужно, приедем ещё.
– Скорее всего, – с сочувствием глянула на молодого человека Логвинова, – мы ограничимся сегодняшним днём. Сделаю назначение. Надеюсь, вашему отцу станет чуть легче.
– Судя по всему, – грустно сказал Виталий, уловив в голосе врача нотки обречённости, – до выздоровления далеко.
– Виталий, – решительно повернувшись к парню, встала перед ним лицом к лицу Александрина, – если подтвердится другой диагноз, на выздоровление надеяться не стоит. Увы, болезнь неизлечима. Единственное, чем можно помочь, немного облегчить состояние больного.
– Ну, в принципе, мы знали, что рассеянный склероз до конца не лечится…
– Речь не о нём, – твёрдо перебила молодого человека Логвинова. – Безусловно, болезнь может протекать по-разному. Но сейчас большинство пациентов с рассеянным склерозом полноценно живут десятилетиями, соблюдая график лечения и обследования. А у вашего отца, я почти в этом уверена, постэнцефалитный паркинсонизм.
– Стало быть, – отчаялся парень, – отца лечили неправильно.
– Видишь ли, – произнесла Александрина, от волнения незаметно для себя перейдя на «ты» в обращении с молодым человеком, – я могла бы оправдать врачебную ошибку предыдущего доктора, соблюдая профессиональную этику. Однако этика здесь ни при чём. В случае с Николаем Ивановичем поставить точный диагноз необычайно трудно. Требуется тщательное обследование, консилиумы специалистов.
– Мы всё это проходили, – воскликнул Виталий. – И обследование, и консилиумы. Хотите сказать, нам и теперь потребуется дополнительное обследование? Вы ведь тоже можете ошибаться!
– Была бы очень рада своей ошибке, – негромко, но отчётливо проговорила Александрина. – Однако симптомы, начало развития и течение болезни полностью совпадают с теми, что наблюдались у моего деда.
– Погодите, – разгорячился парень, – как вы сказали? Постэнцефалитный? Если не ошибаюсь, это что-то связанное с клещами? Но папа никогда не болел энцефалитом!
– Увы, всё сходится на том, что всё-таки переболел. Николай Иванович припомнил два случая, когда самостоятельно извлекал клещей. И не обращался при этом в травмопункт. А, самое главное, легкомысленно относился к обязательной вакцинации. Это непростительно при его работе в лесу, – возмутилась молодая женщина, воспринимая ситуацию с пациентом близко к сердцу. – Хотя, – она умерила пыл, почувствовав, что невольно причинила боль парню, заговорив об отце в подобном тоне, – теперь уже нет смысла говорить об этом.
– Но энцефалита точно не было, – упирался Виталий.
– Симптомы этого заболевания, – терпеливо продолжала объяснять Александрина, – иногда очень похожи на сильную простуду. Что скажешь о его болезни после одной из поездок на рыбалку?
– Простуда действительно была, – вспомнил парень. – Температура, ломка во всём теле, жуткая головная боль.
– Вот, – печально подтвердила Александрина, – именно такие признаки. И, скорее всего, твой отец перенёс заболевание на ногах.
– Ну, да, – растерялся Виталий, – полежал дома пару дней и на работу. Надо же, мы и подумать не могли об энцефалите. Решили, что сильно переохладился на реке. Хотя, – усомнился парень, – папа практически никогда не простужался. Точно, – с горечью воскликнул он, сопоставив очерёдность некоторых событий, – как раз в этом году у папы и начались нелады со здоровьем. Скажите, пожалуйста, – помолчав немного, спросил Виталий, – каким образом можно вылечить папу? Может, ещё не поздно? Таким больным сейчас наверняка делают операции. Если не в Москве, то за границей уж точно. Я всё для папы сделаю, – разгорячился он. – Сколько смогу, заработаю. Остальное наберём с бабушкой. Дом продадим, если нужно. Лишь бы только папа выздоровел.
– К сожалению, – покачала головой Александрина, после того как парень выговорился, – таких операций не делают. Даже экспериментальных, – заключила она, сокрушая надежду молодого человека. – Медикаментозно можно немного поддержать больного, но выздоровление, увы, невозможно.
Глава 3
Пять лет назад
На пятый год отношений с Владимиром Александрина забеременела.
– Ура, подружка, – негромко воскликнула Лариса, завершив осмотр взволнованной молодой женщины. – Наконец-то и ты станешь мамочкой!
– Здорово, – прошептала растроганная Александрина, покидая кресло. – Ты уверена?
– Более чем. Шесть недель. Пойдём-ка ещё спустимся в кабинет УЗИ. Порадуешь своего Пустовалова фоткой.
– Не думаю, что это хорошая идея, – слегка нахмурилась Александрина.
– Почему вдруг? – удивилась Лариса.