По ту сторону экрана

Войдя в ожидаемо пустой кабинет Лазарева, чтобы оставить на столе кофе, впервые обратила внимание на то, как изменилось это прежде уютное и солнечное помещение с того момента, как Деспот в него переехал.

От яркого ретро-стиля Станислава Викторовича почти ничего не осталось. Незаметно исчезли статуэтки, картины, какие-то грамоты и сертификаты в рамках. Высокие окна спрятались за тяжелыми портьерами, не впускавшими внутрь яркие солнечные лучи. Теперь здесь царили полумрак и строгий минимализм и это делало помещение холодным и неприветливым. Таким же, как его новый временный хозяин.

А вот огромный стол из темного дерева остался прежним. Я задумчиво провела пальцами по гладкой полировке столешницы, вспомнив, как совсем недавно все было совершенно иначе. Когда моя жизнь была стабильной и простой, в бюро царили спокойствие и постоянство. Станислав Викторович относился к нам с Кристиной по-отечески, не загружал лишней работой, отправлял домой при малейших признаках плохого самочувствия, подбадривал, когда что-то не получалось. А потом, с уходом старшего Лазарева все перевернулось в одночасье.

Сначала мы все были огорошены новостью о болезни Станислава Викторовича, потом – о заключении нового партнерского договора, а когда следующим утром место моего предыдущего начальника внезапно занял мрачный, надменный и бесцеремонный Деспот, простой и комфортной жизни пришел конец.

– Ева Сергеевна? – неожиданно окликнул меня Денис Станиславович, неслышно вошедший в кабинет и вырвавший меня из воспоминаний и раздумий.

– Я принесла ваш кофе, – объяснила я собственное присутствие, неожиданно хрипловатым голосом.

– Хорошо, – произнес он в ответ, даже не глянув на меня. – Нам пора выезжать. Ноутбук можете не брать. Сегодня будет стадия прений и приговора, так что записывать ничего не придется.

Это удивило, заставив смущенно одернуть платье и нервно пригладить волосы.

– А зачем тогда там вообще нужно будет мое присутствие? Может я лучше вместо этого прения отредактирую? – поинтересовалась я, глядя на то, как он, повернувшись ко мне спиной, перед зеркалом аккуратно завязывает узел на галстуке и затягивает его на шее. Вероятно, где бы Деспот ни был на обеде, там он мог позволить себе выглядеть более неформально.

И было в этом процессе что-то такое приватное, завораживающее, что заставило меня стыдливо отвернуться и покраснеть.

– Может вы лучше будете делать то, что я говорю, Ева Сергеевна? – глухо произнес шеф. А когда узел на галстуке стал, по его мнению, безупречным, повернулся ко мне. – Вам не помешает дополнительный опыт. Судя по тому, с какой заинтересованностью вы вчера наблюдали за судебным процессом, вам всё в новинку. Сегодня будет еще увлекательнее, могу заверить.

Понимая, что мое мнение ему, судя по всему, все равно не интересно, пробормотала недовольно:

– Предпочла бы поверить на слово.

В машине Лазарев, шурша листами, просматривал документы, освежая в собственной памяти какие-то значимые детали уголовного дела, судебное заседание по которому нам вскоре предстояло посетить.

Поскольку прения сторон, когда каждый из участников мог высказать свою итоговую позицию относительно произошедшего, являлись завершающей стадией разбирательств, Деспот взял на себя защиту этого подсудимого достаточно давно. Дело уже успели рассмотреть, допросили всех, кого следовало, изучили доказательства. И вникнуть в суть происходящего на данном этапе будет очень непросто. Поэтому, рискуя навлечь на себя гнев Лазарева, отвлекая его от важных дел, я все же полюбопытствовала:

– Денис Станиславович, а что за дело будут рассматривать?

Он дочитал абзац, но отведя взгляд от бумажного листа, вместо того чтобы посмотреть на меня, задумчиво глянул в окно, словно просчитывая, уложится ли наш разговор во время пути до здания городского суда или нет.

– А что, по-вашему, подразумевает разбой?

Ну вот. Хотела расширить кругозор, а в итоге попала на экзамен. Словно Лазарев выдумал для меня очередную проверку моих знаний и умений, о которой мы не договаривались. Однако, пенять Деспоту на то, что он ответил вопросом на вопрос не стала. К тому же, какие-никакие институтские знания в голове еще остались. И я ответила:

– Одно из самых опасных преступлений против собственности, которое помимо нее посягает еще и на личность. Выражается в нападении в целях хищения имущества с применением насилия или угрозой его применения.

– Похвально, – хмыкнул Лазарев так, словно мой ответ его удивил. Он, видно, решил, что красный институтский диплом мне просто так, за красивые глаза дали. – Вот именно это и произошло. В трех оконченных эпизодах.

– И на кого ваш подзащитный нападал? Что похитил?

– Подкарауливал припозднившихся посетителей одного из супермаркетов в неблагополучном районе города на неосвещенной парковке. Забирал все что было, деньги, покупки, с одной из потерпевших снял шубу. Ничего сверхъестественного.

Это для него ничего. А я поежилась. Воображение живо нарисовало мне как все это могло происходить и поставило на место тех, кому не посчастливилось после и без того тяжелого дня, когда хочется быстрее попасть домой и отдохнуть, подвергнуться такому нападению. Шубы у меня, конечно, не было, поэтому представления о том, каково с ней расставаться, я не имела, но понять, что приятного в этом мало получалось легко.

– И что его теперь ждет? Статья же посадочная, и эпизодов целых три.

– Посмотрим, – уклончиво произнес Лазарев с легкой усмешкой. – Знаете ведь, что ни один адвокат никогда не дает гарантий.

– Потому что решение в итоге принимает не он, – продолжила я одно из правил кодекса адвокатской этики, которое мне тоже было известно. – И все же, у вас ведь есть какие-нибудь предположения относительно наказания, которое получит ваш подзащитный?

Деспот побарабанил пальцами по подлокотнику и, когда машина уже въезжала на парковку суда, произнес с нескрываемым сарказмом:

– Есть, но я предпочту оставить их при себе и не спойлерить, вы ведь, судя по-вчерашнему, ходите в суд как на увлекательное шоу. Так что, «занимайте места согласно купленным билетам» и наслаждайтесь.

Ёшкин кодекс! Вот, значит, зачем он решил взять меня с собой, хотя и толку от меня в сегодняшнем судебном заседании никакого. Чтобы не лишать себя удовольствия поддевать меня тем, что мне действительно интересно было смотреть на происходящее.

В суде всеми силами постаралась сделать так, чтобы мое лицо выражало такую же бесстрастность и непроницаемость, как у Деспота, но не была уверена, что у меня это получилось.

Заседание вел другой судья. А его секретарь и помощник не выразили никакого удивления и неприязни как по поводу моего появления, так и по поводу того, что я стала помощником Лазарева, не став сравнивать меня с этой предыдущей Эльвирой, сколь бы прекрасна она ни была.

С одной стороны, это успокаивало и свидетельствовало о том, что не все вокруг столь враждебные и придирчивые, но с другой, могло говорить о том, что новость обо мне просто разошлась среди общающихся между собой коллег достаточно быстро и именно поэтому ни мой внешний вид, ни само существование сегодня уже не способны были произвести на окружающих вчерашнего фурора.

Первым в прениях сторон выступал помощник прокурора, который повторил не так давно рассказанную мне Лазаревым историю. Поведал, как ранее не судимый, нигде не работающий, Пак, цинично и жестоко нападал на практически беззащитных потерпевших, специально выбирая тех, кто слабее и не сумеет оказать ему должного сопротивления, запугивал их и бил, отбирая все ценное, что имелось у них на тот момент.

Действия Пака, по его словам, были умышлены и спланированы. И если бы не случайно оказавшиеся рядом мужчины-очевидцы, скрутившие его, когда тот убегал с места совершения последнего преступления, Пак бы и дальше терроризировал бедных жителей одного из и без того неблагополучных районов города. В заключение своих слов помощник прокурора попросил суд о назначении подсудимому наказания в виде пяти лет лишения свободы.

Я была с ним полностью согласна, поскольку считала, что такие поступки нельзя оставлять безнаказанными. Тем более этот самый Пак чувствовал себя в суде очень вольготно, расслабленно и уверенно и разве что не ухмылялся в ответ на прокурорскую речь. По нему было видно, что, останься на свободе, не пройдет и полугода, как он найдет новый темный переулок, чтобы поджидать в нем следующих беззащитных жертв.

И, глядя на Лазарева, поднимающегося с места следующим, была уверена, что адвокату не удастся переубедить ни меня, ни судью. Тем не менее, он, в противовес прокурору описал деяния Пака несколько иначе, в совершенно иных выражениях. Напомнил о том, что несмотря на поимку на месте преступления, его подзащитный тут же раскаялся, написал явку с повинной, в которой честно и не таясь рассказал о двух оставшихся эпизодах собственной преступной деятельности, устроился на работу, где его уже успели положительно охарактеризовать, возместил потерпевшим весь причиненный ущерб и никто из них теперь не имел к Паку претензий. Не находя себе места от сожаления, он участвовал в паре городских благотворительных мероприятий, где помогал нуждающимся, стремясь загладить свою вину перед обществом. К тому же, оказалось, что на иждивении подсудимого имеется малолетняя дочь. И он ранее не судим. А наказание в виде лишения свободы сломает парнишке жизнь, поэтому не стоит относиться к нему с такой суровостью, а нужно, если не пожалеть, то дать ему шанс.

Потерпевшие в судебное заседание не явились, успев ранее подтвердить то, что причиненный ущерб перед ними заглажен и на строгом наказании для Пака они не настаивают.

Речь Лазарева была убедительной и уверенной, но обещания самого подсудимого исправиться в последнем слове звучали неискренне. Он говорил то, что следовало, но так, что поверить в это не получалось. Словно стихотворение заучил и прочел без нужного выражения.

Когда бесстрастный судья ушел в совещательную комнату, секретарь выпроводила нас в коридор дожидаться оглашения приговора. Время приближалось к шести, и я, взглянув на экран смартфона, прочла сообщение, пришедшее мне от Зеленой:

«Ясень, ты что сегодня пить будешь?»

И только тогда я поняла, что, полностью подтвердила мнение Лазарева обо мне, ведь увлекшись судебным заседанием, совершенно забыла о назначенном на полседьмого корпоративе. Обычно в такие дни всех нас отпускали домой пораньше, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Я даже с утра себе платье понаряднее приготовила и торжественно повесила на дверцу шкафа, чтобы не помялось, а теперь представила, как оно сиротливо висит там и ждет.

В отличие от меня, Зеленая помнила, что несмотря на то, что меню ресторана заказывает бюро, напитки мы всегда выбираем самостоятельно, ибо предпочтения сотрудников слишком разнятся, варьируясь от сладких разноцветных коктейлей до самбуки и рома.

«Как обычно, клубничный лимонад, – напечатала я, потому что алкоголь в любом случае пить не собиралась. – Но пока можете не заказывать, я опоздаю».

Причем, сама не знаю на сколько. Деспот, несмотря на то что тоже был приглашен, на корпоратив, кажется, не собирался, беседуя вместо этого со своим мерзким и ухмыляющимся подзащитным. По лицу Лазарева понять его отношения к Паку не получалось. Адвокат оставался вежлив и корректен, пока о чем-то консультировал клиента в стороне от остальных.

Но, когда тот решил выйти покурить, Деспот, не торопясь, подошел ко мне.

– Вы помните про сегодняшний корпоратив, Денис Станиславович? – скучающим тоном осведомилась у него я.

Он нахмурился и скривил уголок губ.

– Я тоже должен туда идти?

Пожала плечами: