По ту сторону экрана

– Станислав Викторович всегда присутствовал на подобных мероприятиях, как и Сушков. И, насколько мне известно, вам тоже следовало бы там появиться.

Лазарев сначала тоскливо глянул в окно, за которым на город неторопливо опускались сумерки, потом, согнув локоть, перевел задумчивый взгляд на серебристые наручные часы.

– Я в любом случае останусь на приговор, а вас, если хотите, могу отпустить на ваше мероприятие.

– Во-первых, мероприятие не «ваше», а «наше», раз уж вы с некоторых пор один из партнеров, – позволила себе не согласиться я. – А, во-вторых, раз уж я, как вы выразились, хожу в суд как на интересное шоу, разве я могу пропустить его финал?

В ответ на мою ехидную поддевку он улыбнулся, кажется, даже искренне:

– Значит дождемся вместе. Не думаю, что судья еще долго будет в совещательной комнате. Обычно приговор успевают подготовить еще до судебного заседания, а после прений судье остается лишь впечатать в него желаемое наказание.

– Тогда о чем он там совещается сам с собой?

Лазарев пожал плечами.

– Иногда смотрит судебную практику, чтобы не допустить ошибок, иногда консультируется с коллегами по телефону, иногда просто наслаждается ощущением собственной важности и значимости, осознавая, как много людей ждут в коридоре его решения.

Вот мне бы последнее даже в голову не пришло, зато Деспот, вероятно, судя по себе, вполне допускал подобный вариант развития событий. И все же, долго ждать нам действительно не пришлось. Или судья просто и сам хотел поскорее закончить свой рабочий день, или приговор действительно был уже готов и долгих совещаний не потребовалось.

Снова оказавшись в зале заседаний, под яркими лампами дневного света все мы, стоя слушали оглашаемый судьей документ. Он учел все доводы помощника прокурора и адвоката, и посчитал, что для исправления Пака и восстановления нарушенной им социальной справедливости хватит и четырех лет лишения свободы. Условно.

Но глядя на ухмыляющегося подсудимого, осознавшего, что по-настоящему лишать свободы его никто не собирается, я поняла, что нет, не хватит. Точно не хватит. И не заслужил он того шанса, что судья столь любезно решил ему предоставить.

Лазарев выглядел сдержанно, а по выражению лица понять его отношение к услышанному было невозможно. У лифта адвокат, как ни в чем ни бывало пожал руку благодарному, улыбающемуся до ушей Паку, перемолвился парой слов с помощником прокурора и, наконец, снизошел до того, чтобы обратить внимание на меня:

– И как вам шоу, Ева Сергеевна, оправдало ожидания?

– Нет, – буркнула я, входя вслед за ним в кабину лифта. – Пак этого не заслужил.

– Правда? – вскинул брови Деспот. – И что же он тогда заслужил по-вашему?

И я задумалась, мысленно поставив себя на место беспристрастного судьи. Тяжело ему, наверное, дался такой моральный выбор и, вероятно, все это время он действительно совещался с собственной совестью.

– Не знаю, но это должно было быть что-то более суровое. Такое, чтобы ваш подзащитный действительно извлек из произошедшего урок и впредь задумался, прежде чем решит нападать на беззащитных граждан, стоит оно того или нет. Неужели судья поверил в его раскаяние?

Шагая по освещенной лишь фарами редких машин парковке к черному седану бюро, я заметила Пака в компании нескольких парней у блестящего белого спорткара. Друзья поздравляли его с «непосадочным» приговором, шутили, смеялись и громко разговаривали друг с другом. Ну правда ведь, разве раскаяние и муки совести выглядят так?

– Не поверил, конечно, – отозвался Лазарев, не оборачиваясь и не глядя на веселую компанию. – Но на самом деле у него просто выбора не было. При наличии тех исходных данных, что у него были, он не мог вынести иного решения. Большое количество смягчающих обстоятельств и отсутствие судимости образно связали ему руки.

– Но они же все за уши притянуты! – возмутилась я, продолжив спор, когда мы оказались в салоне машины. – Да, Пак не судим, но явка с повинной после поимки очевидцами на месте преступления, разве чего-то стоит? А положительная характеристика с работы, куда он устроился месяц назад? А дочь свою неужели он воспитывает? А все эти показные участия в благотворительных мероприятиях?

Почему-то больше всего из вышеперечисленного меня раздражало упоминание о дочери. Ну не похож Пак на благородного и образцового отца. Хотя, разве могла я знать о том, каким он должен быть, не имея никакого?

– Семен, поедем по объездной дороге, нам нужно в ресторан Империя, – обратился Лазарев к водителю после того, как снова взглянул на часы, оценив масштабы нашего с ним опоздания на корпоратив. – Согласен, все это ничего не стоит. И дочь он свою не только не воспитывает, но и алименты платит через раз. А искренним раскаянием там не пахнет. Тем не менее, это является теми самыми формальностями, которые закон обязывает учитывать при назначении наказания. Вот они и сыграли свою роль.

Я фыркнула недовольно и отвернулась к окну, не желая соглашаться с произошедшим.

– Но у вас-то руки связаны не были.

Сиди я напротив, не осмелилась бы произнести ничего подобного, но в полумраке салона у меня имелась отличная возможность не смотреть Деспоту в глаза.

– Вы решили обвинить меня? – самодовольно хмыкнул он так, словно и не собирался принимать мои обвинения всерьез, а наша беседа его забавляла. – То есть, по-вашему, я должен был, пользуясь собственным положением, умышленно выполнить свои обязанности недостаточно хорошо или даже, вопреки всему, что подразумевает мой статус, сделать так, чтобы мой подзащитный, в угоду вашим представлениям о мироустройстве, получил по заслугам?

Скрестила руки на груди, поняв, что в умении загнать в угол мне с Деспотом не тягаться:

– Не знаю, – но и капитулировать так просто была не готова. – Разве нельзя было соблюсти баланс, и суметь защитить интересы клиента так, чтобы его наказание было справедливым?

Лазарев какое-то время молчал, раздумывая над ответом, и я уже успела решить, что он вообще проигнорирует мои последние слова, с него станется.

Продолжила задумчиво глядеть в окно. Объездная трасса, по которой, шурша шинами несся седан бюро, позволяла значительно сэкономить время, преодолев за короткий срок половину города. Изредка мелькали по обеим сторонам коттеджи за высокими заборами, разбавленные десятками метров лесополосы. Фонари стали редкими, но дальний свет фар позволял водителю отлично видеть пространство перед собой.

Вскоре нас обогнал по встречной полосе и умчался вдаль белый спорткар Пака, который, вероятно, тоже торопился отпраздновать собственный мягкий приговор.

И, когда я уже успела забыть свою предыдущую фразу, Лазарев задумчиво произнес:

– Справедливость – слишком относительное понятие, слишком субъективное, Ева Сергеевна. И, если уж на то пошло, то в ее поисках никто и никогда не приходит к адвокатам. К нам приходят за помощью. И получают ее, вне зависимости от обстоятельств и собственной вины. Для того, чтобы восстанавливать справедливость есть Бог или, на худой конец судья. А я, если вы заметили, ни тот и ни другой.

Наверное, Деспот был прав, но почему-то согласиться с ним так просто не получалось.

– И все же. Тяжело, наверное, осознавать, что могли изменить мир к лучшему, но предпочти малодушно этого не делать?

Не видела его лица в темноте салона, но это, пожалуй, к лучшему. Обвинения в малодушии мало кому нравятся, и самовлюбленный Деспот вряд ли является исключением. А по его сухому и холодному тону не сумела понять, затронули мои слова что-то в его душе или нет:

– Отнюдь. Я осознаю лишь то, что просто делаю свою работу. И делаю ее хорошо.

На это я не нашлась что ответить и какое-то время мы просто ехали молча, вслушиваясь в шум мелодии авторадио, пока наш седан вдруг резко не затормозил.

Поскольку до ресторана мы еще не доехали, и даже еще не выехали с объездной дороги, выглянула в окно, пытаясь понять причину неожиданной и незапланированной остановки. С заднего пассажирского сиденья не было видно ничего примечательного, поэтому я подвинулась к подлокотнику, разделяющему нас с Лазаревым, и постаралась посмотреть через лобовое стекло.

Деспот, видимо, руководствуясь теми же соображениями, интуитивно повторил мой жест и наши пальцы внезапно соприкоснулись на подлокотнике, а сами мы чуть было не ударились головами. От этого мимолетного прикосновения под кожей вспыхнули колкие искорки, как от удара током.

– Ой, – тут же смущенно одернула руку, будто обжегшись, но продолжая смотреть на дорогу через лобовое стекло, увидела перед нашей машиной развернутую поперек серую легковушку с мигающими в темноте аварийными огнями, рассмотреть марку или модель которой в темноте не получалось.

Зато я отлично разглядела смятый бампер и левое переднее крыло, а еще подушки безопасности, белеющие в затуманенном пылью от их срабатывания салоне, словно два воздушных шара.

6. Азарт

Лазарев и наш водитель Семен сразу же, не сговариваясь, вышли на улицу, и я, почему-то не захотев оставаться одна в темном салоне, вышла тоже.

В лицо ударил резкий вечерний холод. Защипало щеки и нос, и я обняла себя руками за плечи, понимая, что мой тоненький жакетик, рассчитанный лишь на то, чтобы передвигаться перебежками от дома до метро и от метро до работы, совершенно не греет в ситуации, выбивающейся из привычных стандартов и рамок.

Пока я, озадаченно осматриваясь вокруг, пыталась понять, что произошло, Семен и адвокат, открывшие дверцы поврежденной иномарки, обнаружили внутри пожилую семейную пару, пытающуюся прийти в себя после неожиданного дорожно-транспортного происшествия, которое, видимо, случилось буквально за минуту-две до нашего прибытия.

– Что произошло? – отчетливо спросил Лазарев у мужчины-водителя. – Вы в порядке? Помощь нужна?

– Скорую вызвать? – обратился Семен к седовласой пассажирке, у которой от удара шла кровь из носа.

На обочине дороги остановилась еще пара машин, водители которых тоже спешили к нам. А я стояла растерянная, не зная, что вообще могу сделать в сложившейся ситуации.