Красный волк. Проклятый остров

Эдмунд в раздражении выдернул свой рукав из пальцев монаха и посмотрел на него с такой укоризной, что тот склонился в поклоне, чего не было уже много лет. Король зашагал по коридору, впечатывая каблуки сапог в каменный пол древнего замка. Монах засеменил за ним.

– Как её зовут? – бросил через плечо Эдмунд.

– Севелина…

– Севелина?.. – удивился король, – Она что, с юга?

– Точно не знаю. Она живёт в Фортрессе уже очень давно, и никто не может припомнить, как она тут появилась.

Стражники, стоявшие у дверей приёмного зала, звякнув латами, распахнули двери. Король решительно вошёл, и при неярком свете факелов он не сразу различил на фоне портьер тёмную фигуру, стоящую спиной к нему. Серый плащ с накинутым на голову капюшоном медленно повернулся в его сторону. Тень скрывала лицо гостьи.

– Ты желал встречи со мной? – проскрипел голос из-под капюшона, – Вот я здесь.

– Я не то чтобы… Э-э… Да, желал! – король растерялся от такой наглости, никто не смел заговаривать с ним первым.

– Покажи мне его, – плащ колыхнулся и как бы поплыл по воздуху к нему.

Сгорбленная фигура приближалась всё ближе и ближе, и когда капюшон почти коснулся лица короля, она остановилась. Эдмунда окутал запах горных фиалок, и он неожиданно для себя глубоко вдохнул этот необыкновенный аромат, который на мгновенье отправил его в блаженную негу. Это так не вязалось с пугающим образом гостьи. И вдруг совершенно другой, чарующе прекрасный голос донёсся до него:

– Покажи мне сына.

Словно под гипнозом, король повернулся и направился в комнату малыша. За ним тенью поплыла фигура Севелины. Монах, как оглушённый, остался стоять в приёмном зале.

Эдмунд распахнул дверь детской, пропуская вперёд гостью. Не останавливаясь, та скользнула прямо к колыбели и слегка склонилась над ней, рассматривая ребёнка. Король резким движением руки приказал уйти прочь кормилице и прислуге. Они безропотно покинули комнату, озираясь на фигуру в плаще. Севелина долго смотрела на младенца, не прикасаясь к нему, но вдруг её голос снова зазвучал:

– Будь спокоен, король Фортресса. Твой наследник вырастет здоровым. Да… Я вижу ум и силу. Он превзойдёт тебя на троне. Конечно, ты этого не увидишь. Но теперь хотя бы знаешь. – Севелина тихонько засмеялась, и смех её был тонок и прекрасен, как журчанье горного ручейка.

– Элеонора? – прошептал король.

– Умрёт! – оборвав серебристый смех, безжалостно и коротко проскрежетала Севелина. – Уйдёт до рассвета. Но это не важно.

Севелина развернулась и снова приблизилась вплотную к Эдмунду, источая запах тех же фиалок, только теперь был он уже приторным и слишком навязчивым. Лицо короля слегка перекосило, и он пытался задержать дыхание. Суровый мужчина пытался рассмотреть лицо старухи под капюшоном, но, как он ни всматривался во тьму, ничего не выходило. Скороговоркой, так что было трудно разобрать отдельные слова, Севелина зашептала ему в лицо:

– Ты не увидишь его свадьбы. Ты не увидишь его славы. Ты не увидишь его побед. И никто из ныне живущих. Никто! И даже Я! Не увидим его смерть. Никто… – и снова зазвенел прекрасный смех, подобный утреннему пенью диких птиц.

Так, посмеиваясь и подрагивая под плащом плечами, Севелина выскользнула из комнаты, оставив онемевшего Эдмунда один на один со всем тем, что свалилось на него за эти несколько странных минут.

Глава II

Элеоноре было семнадцать лет, когда Эдмунд взял её в жёны. К тому времени он потерял и отца, и мать, и уже семь лет носил королевскую корону. И некому было противиться браку короля с дочерью всего-навсего какого-то герцога, да к тому же ещё и с материка. Советники и придворные все семь лет его безбрачного царствования старались подобрать для короля достойную пару, но молодой король отвергал всех претенденток. Ни пышные формы, ни ангельская их красота не вызывали у Эдмунда желания вступить в семейный союз. Он ждал любви.

Шло время, и вот однажды король получил с материка предложение рассмотреть в качестве будущей жены дочь герцога Латрианского. Если бы такое предложение поступило в начале его правления, то, безусловно, Хранитель даже не доложил бы Эдмунду, и письмо вместе с приложенным к нему портретом отправилось бы на вечное хранение в дальние кладовые, скорее всего, даже не вскрытым. Но когда вопрос наследования престола стоит так остро, рассматриваются все варианты; и портрет юной Латрианской красавицы был водружён на каминную полку в тронном зале напротив окон, чтобы свет из них как можно выгоднее донёс до взора короля красоту юной девы.

Когда Хранитель Большого Ключа как бы невзначай подвёл Эдмунда к портрету Элеоноры, он постарался обставить всё так, будто это вовсе не важно, потому что знал: чем больше Эдмунду что-то навязывают, тем больше тот сопротивляется. Он словно закрывается щитом и опускает забрало шлема, отстраняясь от окружающих, категорически делая всё вопреки. Даже выглядел он как молодой лев, с такой же пышной непослушной шевелюрой и густой бородой, красиво подчёркивающей мужественное красивое лицо.

– Пишут с южного Форпоста о нехватке продовольствия, – докладывал Хранитель, следуя за Эдмундом, в нетерпении кружившем по тронному залу, ведь он хотел побыстрее закончить дела и отправиться на охоту, – Просят увеличить фураж. Пришлось добавить конницу в гарнизон из-за Габсорских лесных банд.

– Увеличьте, – безразлично обронил король. Бросив взгляд в окно, он развернулся на каблуках и пошёл на очередной круг по залу.

– С материка прибыл гонец. – продолжал Хранитель, – Ну, тут ничего нового… Требования по уплате долга за вина из Форгии. Приглашение на свадьбу от Вашего кузена, принца Кромпа, с которым вы не слишком дружны… Ну, и портрет дочери какого-то герцога, – он брезгливо отмахнулся, – Поставили его вон, на каминную полку, – Хранитель, не отрывая взгляда от бумаг в своих руках, нарочито безразлично кивнул в сторону портрета. – А! Вот ещё! – Он потряс одним из писем, – Это может быть интересно! Просьба о займе под двадцать процентов от… Ваше Величество?!

Эдмунд стоял напротив портрета, в задумчивости кусая ноготь на указательном пальце. Хранитель усмехнулся в усы, но, спохватившись, вновь принял безразличный вид.

– Ваше Величество? Двадцать процентов – это по нынешним временам очень выгодный займ. Тем более запрашиваемая сумма вполне по казне. Мы могли бы поторговаться, но, на мой взгляд и так…

– Кто она? – оторвав на секунду взгляд от портрета, спросил король.

– Вы о ком? – Хранитель заметил заинтересованность Эдмунда и продолжил свою игру. – Ах, эта! Да дочь какого-то герцога… Не припомню, какого! Ваше Величество, так что с займом?

– Кто она?! – повторил свой вопрос король. Голос его был раздражённый, но глаза рассеянно добры и полны нежности.

– Я, право, не думал, Ваше Величество, что… Но я непременно найду, если уж… – Хранитель ковырялся в бумагах, выскальзывающих из рук. – Вот! Эле… Не разобрать… Тут на аквитанском языке. Эленора вроде… – Он протянул королю письмо, – Вот… письмо от её отца, Герцога Латрианского.

– Элеонора, – тихо почти пропел Эдмунд, вновь обратившись к портрету.

С холста на него смотрела юная голубоглазая девица. Бледная кожа её, если не была приукрашена художником, выгодно оттенялась чёрными, как уголь, волосами. Глаза, наполненные откровенностью и непорочностью, поглощающая глубина чёрных локонов, полноватые губы в лёгком изгибе скромной улыбки, тонкая шея – что же сражает мужчин наповал? Кто знает, как объяснить то, что случается с ними, когда они теряют голову от одного облика женщины?

– Я еду в Латриан, Чарлиз!

– Простите, Ваше Величество, – поклонился Хранитель, – Могу я узнать, зачем?

– Я хочу её видеть, готовьте корабль.

– Но Ваше Величество! Вы собрали на следующей неделе совет старейшин. Двадцать четыре представителя из всех…

– Перенеси.

– Могу я предложить Вашему Величеству другой вариант? Я отправлю Ваш корабль за Эленор в Латриан…

– Элеонорой, – недовольно поправил Хранителя король.

– Что, простите?

– Её имя Элеонора. Элеонора! Не Эленор!

– Да, Ваше Величество, конечно! Элеонора. Корабль за ней отправим, и она к концу следующей недели будет здесь. Раз отец сам предлагает её в жёны, отказа быть не может. А Вы уж там посмотрите, может, и ездить-то незачем было. Эти художники насочиняют такого… Да и отправите к отцу обратно.

– Да! Ты прав! Так и сделай, – Эдмунд потёр руки, улыбаясь своим мыслям. – На охоту со мной поедешь?

– Ваше Величество!.. – Хранитель развёл руки, в каждой из которых было по пачке писем.

– Да-да! – Эдмунд рассмеялся, – Дела! Если бы не ты, дорогой Чарлиз! Если бы не ты!

В приподнятом расположении духа король стремительно вышел из тронного зала. Хранитель довольно усмехнулся: «Если бы не я! Конечно. Такой молодой, а уже упрямый!».

Свернув бумаги в трубку, он сунул их подмышку и трижды хлопнул в ладоши. Потайная дверь, скрытая тяжёлой портьерой, открылась, и из неё вышел молодой монах в голубой рясе. Он почтительно склонил голову, не отходя от двери. Хранитель сам подошёл к нему и, приблизив губы к самому уху монаха, зашептал распоряжения о подготовке корабля, апартаментов для гостьи, нарядов и прочих мелочах и важных нюансах, способных расположить короля к браку. Уж если Хранитель за что брался, то делал всё на совесть и всегда доводил дело до конца.

Глава III